Гоша, как был в полуспущенных штанах, так и сел на кровать, не сводя с Кира изумлённых глаз.
— Погоди, — перебил он его. — Сегодня же пуск реактора, пробный. Он уже состоялся? Да? Я всё пропустил?
Кир наконец справился с брюками, протянул их Гоше.
— Гош, ты прости, что так вышло. Я и сам не понял, в общем…
Он стал пересказывать свои приключения дальше. Не вдаваясь в подробности, рассказал, как сам оказался заперт в комнате Маруси.
— А зачем ты пошёл к Марии Григорьевне? — Гоша, кажется, совсем был сбит с толку. — И почему спрятался в шкафу?
— Да неважно, я потом объясню, — рассказывать про Литвинова Киру не хотелось. — Слушай, пока я там сидел, я кое-что покрутил, с расчётами, ну я в ноутбук Марии Григорьевны залез и…
— Точно! Как я забыл!
Гоша подскочил на месте, запутался в штанах Кира, которые всё ещё были на нем, быстро снял и, прыгая на одной ноге и беспрестанно тараторя, принялся натягивать свои.
— Кир! Ты такой молодец! Ты даже не представляешь себе. Я ещё ночью, когда пришёл, увидел твои записи. Ты нашёл! Просто ошибся в одном месте — нолик потерял. Я…
Он кинулся к столу, стал разгребать листки, нашёл нужный.
— Вот, видишь? Вот тут. Всё сходится. И мы теперь знаем закономерность! Ты уже сам понял, да? Понял же? Ты только прикинь, сейчас на семь дней будет передышка. Который сейчас час? Полпервого? Если всё верно, то уровень уже встал. Надо по метеоданным проверить. У Марии Григорьевны ноутбук к сети подключен. Ты не смотрел?
— Нет, — Кир покачал головой.
На самом деле он и не знал, как это сделать, да даже если б и знал…
— Понимаешь, — Кир почувствовал, как лицо заливает краской. — Я там… в общем, мне пришлось выломать дверь.
— Выломать? — Гоша удивлённо открыл рот, но тут же справился с собой. — Ну выломал и выломал, теперь-то чего. Мария Григорьевна поймёт, не волнуйся. Мы ей все объясним. А сейчас нам надо обязательно метеосводки посмотреть, всё по времени проверить. Пропустить через одну программку. Это важно, Кир. Очень важно.
По монитору бежали столбики цифр. Гоша быстро стучал по клавиатуре, вводя новые данные, и с его губ не сходила счастливая улыбка. Кир ни черта не понимал, что делает его приятель, но по Гошиному лицу было понятно: всё сходилось. Он, Кир, записной придурок и недоразумение, вечно путающийся у всех под ногами, сделал это. Нашёл, решил, просчитал.
— Ну, что там? — нетерпеливо спрашивал он у Гоши. — Всё верно? Да?
— Ага, — пальцы Гоши порхали по клавиатуре, он прикусил губу от усердия. — Похоже на то… чёрт, Кир, ну ты молодец! Всё точно. Сейчас… сейчас я ещё кое-что проверю, и можно идти к Савельеву… один момент…
— Встали! Оба!
Резкий мужской голос, прозвучавший над ухом, заставил их с Гошей вздрогнуть. Кир обернулся, упёрся взглядом в неизвестно откуда взявшегося в Марусиной комнате военного. Чёрное дуло автомата глядело на Кира тяжело и уверенно. В проёме двери, которую они с Гошей даже не удосужились прикрыть, увлёкшись проверкой, стоял второй военный, молодой, со злым острым лицом.
— Руки за голову, отошли от стола! — скомандовал первый.
Кир дёрнулся и машинально, на автомате, выполнил приказ. А Гоша недоумённо уставился на военных и захлопал глазами.
— Обыщи их!
Тот, что держал их на мушке, видимо, был старший по званию. Молодой, получив приказ, коротко кивнул и прошёл в комнату.
— Здравствуйте, — Гоша приветливо улыбнулся. Кир видел, его приятель совсем не понимает всей серьёзности ситуации. — Мы сейчас всё объясним. Нам надо срочно к Савельеву, это очень важно.
— От стола отошли. Руки за голову. Быстро.
Гоша опять открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Кир дёрнул его за рукав. Гоша оглянулся и, увидев, как Кир поднимает руки за голову, медленно повторил его движения.
— Есть что?
— У этого пропуск, — молодой кинул в руки старшего пропуск на имя Веселова, который Кир всё ещё по инерции таскал в карманах брюк. — А у этого, — он кивнул в сторону Гоши. — У этого ничего.
— Мой пропуск в комнате. Я — Васильев. Георгий Васильев, — встрял Гоша. — Инженер… то есть почти инженер, — он запутался, покраснел и посмотрел на Кира. — Скажи, Кирилл…
— Кирилл? — усмехнулся старший военный, отрываясь от разглядывания пропуска. — А по документам он — Алексей Валерьевич Веселов.
— Я… — Кир открыл рот, но тут же его захлопнул. А что он, собственно, может сказать? Да ничего. Со стороны всё выглядит так, словно они влезли в чужую комнату, взломав дверь, и ковыряются в чужом ноутбуке. А если принять во внимание, что комната эта не чья-нибудь, а правой руки начальника станции, то картина вырисовывается совсем уж безрадостная.
Военный всё прочитал по лицу Кира. Едва заметно качнул головой.
— Свиридов, — бросил он своему напарнику. — Забирай ноутбук. Что там ещё? Бумаги какие-то? Их тоже…
— Это надо Павлу Григорьевичу, — опять заговорил Гоша. — Это срочно.
У военного затрещала рация. Он, не слушая Гошу, поднес её к лицу.
— Да, товарищ капитан. Двое неизвестных. И дверь выломана, как комендант и сообщил. Так точно! Есть доставить на военный этаж!
* * *
— Наверно, скоро уже, да? — Гоша опять с надеждой заглянул Киру в лицо. — Помнишь, они говорили что-то про капитана, который должен прийти. Алёхина или как там его. Наверно, он вот-вот подойдёт, да?
— Подойдёт, конечно, — Кир выдавил из себя улыбку и ободряюще похлопал товарища по плечу. — Не волнуйся ты так, Гош. Всё образуется. Вот увидишь.
Глава 23. Ставицкий
— Ты знаешь, кто это?
— Знаю, конечно, — Пашка, забравшись с ногами в дедово кресло, с увлечением просматривал какие-то книги и тетради, лежащие на столе. — О! Смотри, что я нашёл! Да иди сюда, чего ты там застыл?
— Не пойду! — Серёжа помотал головой и не сдвинулся с места.
Их с Пашкой наказали за то, что они шумели. Бабушка Кира лично отвела их обоих в кабинет и оставила там, велев перед уходом «серьёзно подумать над своим поведением», но едва за ней закрылась дверь, Пашка пожал плечами и заговорщически подмигнул Серёже. Бабушкины слова, произнесённые ледяным тоном, на него никак не подействовали, напротив, перспектива остаться без взрослых в кабинете, где он раньше, до смерти деда, почти не бывал, Пашку, похоже, даже обрадовала. Он тут же устремился к книжным полкам, какое-то время копался там, а потом, усевшись в кресло, принялся с упоением рыться на столе. Серёжа всё это время безмолвно стоял посередине комнаты, с испугом наблюдая за двоюродным братом.
С тех пор, как дед умер, этот кабинет стал персональным Серёжиным кошмаром. В отличие от Пашки, который бывал у Ставицких в последнее время всё реже и реже, Серёже кабинет был отлично знаком. Его приводили сюда днём делать уроки, а иногда и вечером, если он шалил или вёл себя неподобающе. В таких случаях Серёжу, после прочтения обязательной строгой нотации, оставляли стоять навытяжку перед большим мрачным портретом, с которого на Серёжу холодно смотрел красивый, надменный человек. Прадед. Алексей Андреев.
Человек на портрете пугал. Строгое, горбоносое лицо, жёсткие, зачёсанные на косой пробор чёрные волосы, чуть тронутые на висках сединой, пронзительный взгляд тёмно-синих глаз. Именно от этих глаз было никуда не деться. Как бы Серёжа не встал, в какую бы сторону не повернулся, взгляд касался его, проходил насквозь, обжигал.
Вечером это ощущалось особенно остро, но и днём, когда Серёжа делал уроки, путаясь в падежах и безуспешно пытаясь запомнить таблицу умножения, было немногим лучше. Мало спасал даже солнечный свет, которые дотягивался сюда из гостиной, пробираясь через верхние, выложенные цветной мозаикой окна — такие небольшие прорези под потолком были в каждой комнате, кроме тех, где жила прислуга. Ощущая затылком чужое присутствие (хотя чужим здесь был сам Серёжа, человек с портрета не давал забыть об этом ни на минуту), Серёжа осторожно раскладывал на столе свои учебники и тетради, аккуратно, чтобы ничего не задеть. Книги, старые документы, написанные ещё на настоящей бумаге, блокнот в кожаном тиснёном переплете — всё должно было лежать так, как лежало при жизни деда. Даже пожелтевшую схему, сложенную вчетверо и прижатую тяжёлым пресс-папье с печальной фигуркой Пьеро, нельзя было трогать. Глубокие тёмно-синие глаза Алексея Андреева зорко следили за Серёжей.
