— С какого перепугу это сразу я?
— А с того. Сколько их на вас напало? И где теперь они? Нет, Счастливчик, породу не спрячешь. Не кузнец ты и не пахарь, а воин прирожденный. Скажи честно, тебя же не только карты рисовать учили твои наставники. Военную науку давали?
А Вику и отвечать нечего. Сказать, что не давали было бы враньём, но и навыки ему в войсках прививали совсем не те. Окапывание, распределение секторов стрельбы, караульная служба и построение на плацу как венец военной науки. Вот если бы это ружьё позволяло стрелять простому человеку, а лучше бы пяток ружей под рукой. Тогда бы он что-то показал в плане организации обороны. Но чего нет, того нет.
— Алонсо, врать не буду, что-то мне положили в голову наставники. Но именно мне как магу эти приёмчики и подойдут. Так что если ты намекаешь, что я стану организовывать отряд и им командовать — то сразу нет!
— Одиночка, получается? И что прикажешь нам делать, имея в виду проблему с Уондом?
— Поискать себе опытного командира. Если потянем его по деньгам. — Вик хотел сказать «если потянете», но не смог выговорить, это уже и его история, его поселок. — А пока что-то я вспомню, что-то еще кто из наших измыслит. Не совсем же башмаки они тупые.
— На меня намекаешь, я тупой башмак? — В шутку обиделся Мигель. — Вы мне другое растолкуйте: что городские будут делать теперь? Начнут нам мстить открыто за то, что мы их милицианос поубивали?
И снова было произнесено «мы», следопыт не отделял себя от того, что сотворил Счастливчик, не представил дело проблемой одного Вика. Отвечать взялся Алонсо, тем более что отвечать было надо, а ни у кого не возникло желания пророчествовать. Уж на что жена старосты баба, а и та всё время молчала.
— Открыто городские на нас ополчаться не будут. Тогда им придется всю кухню нараспашку открывать и пояснять причину конфликта. Другие общины сильно могут обидеться на такую политику. Если мы будем молчать, то и они вслух ничего не скажут. А значит и делать что-то будут только так же, тишком.
— А мы почему будем молчать? — Вик не удержался от вопроса.
— Потому что нет у нас ничего в подтверждение, кроме твоего слова. — Изабелла всё-таки отомкнула уста. — Твоё слово против их. Если бы ты видака притащил из милицианос, связанного и поющего как свиристель весной…
— Ну, извини. Не до того было.
— А теперь те двое, которых ты упустил, вернулись в город и хором учат, что нужно говорить на случай нашего обвинения.
— Помолчи, Изабелла! Думай, что говоришь! Их восемь было против наших двоих. Погнался бы Вик за этими, и сам бы сгинул. Всё правильно он сделал, в этой истории информация важнее видоков и трофеев. И да, трофеи он тоже не забыл, теперь никто не скажет, что мы вообще всё выдумали.
— Так что делать будем?
— Доразведывать дорогу и готовиться к нападению.
Военный совет в безымянном поселке не догадывался, что на самом деле ситуация со стороны города выглядит несколько иначе. Прежде всего ввиду нехватки информации о произошедшем. Двое самых трусливых участников схватки продлили побегом в пустошь свои жизни даже более, чем им того хотелось. Будучи выслеженными и пойманными дикарями, милицианос часа по четыре мечтали о смерти до того, как она соизволила к ним прийти. Так что ничего горожане тем, кто их послал на «одно маленькое, но очень ответственное мероприятие», не сказали. А дикарям было неинтересно всё, что мечтали выложить белые.
Отряд разведчиков, посланный на поиски шерифа и его милицанос, нашел место схватки и трактовал следы на траве на редкость неточно. По их словам, имела место схватка городских с краснопузыми. Об этом говорили полуобглоданные останки людей, на которых не нашли ни одного клочка одежды. Будь убийцами другие белые, они бы не позарились на грязную окровавленную одежду. Двое парней успело сбежать поначалу, но тоже были пойманы. Об этом говорят следы неподкованных дикарских лошадок, поверх следов подков. Ну и понятно, что беглецов поймали, раз они не вернулись в город.
Большие и важные люди, заседающие в зале для своих, расположенном в самой приличной таверне Уонда, были немногословны и почти трезвы. В этот зал и так доступа никому чужому не было, а на время таких посиделок еще и охрана выставлялась, чтоб никто не подслушал чего. Большой прямоугольный стол был обит малиновым сукном, на нем явно никогда не стояли блюда и напитки. Что интересно, никто не сидел за короткими сторонами прямоугольника, чтоб не создавать впечатление главенства в беседе. Вроде как все равны, хотя кто-то наверняка был равнее прочих, у людей так заведено. Демократия в почете, пока это выгодно самым влиятельным.
Здесь никто не носил деревянных башмаков, эти посетители даже серебром не украшали свои костюмы. Скромные ткани, дорогие и неброские, скромный фасон и неконтрастирующий цвета, у кого-то из мужчин золотые серьги, у кого-то такие же кольца. Не быть как аристократы, но при этом выглядеть богаче, солиднее — это нелегко, но все старались, как могли. В Совете не было благородных, по неписанным правилам, таковые допускались только к среднему уровню управления, как почивший шериф Гордон. Кстати, что он мертв, было доподлинно известно, пышные усы одного из найденных мертвецов были его визитной карточкой и гарантией сохранения тайны.
— Кто-то мне скажет, Гордон успел перехватить следопытов этих хитрозадых крестьян? — Худой господин с седыми длинными волосами явно считал себя вправе давить на собеседников.
— Кто ж тебе скажет, мы при этом не присутствовали! — Выглядевший как полная противоположность сидящий напротив краснощекий и полный член городского Совета давлению не поддавался. — Тут одно из двух, либо милицианос успели закопать поселковых, либо нет. А если те проскочили, то сейчас уже на реке.
— То есть второй отряд посылать бесполезно? — Третий член Совета подал голос от стены, возле которой стоял со скучающим видом, как случайно забредший сюда человек.
— Это да. Дойдут и маршрут разведают. А на обратном пути… на обратном пути можно снова попробовать. Только кого посылать? Шериф был хватом, да и с собой собирался взять лучших.
— И где его лучшие? Одно радует, поселок не знает о нашей активности, простофили летят на свет прибыли как мотыльки на свечу. И сгорают, оставляя все накопления нам.
— Хватит красивых слов, поэт ты наш! По делу есть что сказать? — Снова надавил седовласый.
Весь из себя одухотворенный и в самом светлом камзоле, человек, названный поэтом, поигрался золотой монетой и сказал после паузы:
— А давайте грабить караваны!
— Да ладно! Вот просто так, как бандиты?
— Нет! — Одухотворенный аж привстал, — не просто так, а с особой жестокостью, чтоб никто не выжил, никто не рассказал про напавших. Гордон брал лучших? А надо привлечь самое отребье из наших милицианос, кого даже бандиты презирают. И да, бандитов тоже привлечь к этому делу.
— Огласки не боишься?
— Нет, конечно! Ведь у нас есть хорошие парни, который покрошат плохих, чтоб те не болтали своими языками. Сможем перехватить товар — освоим. Растеряем половину — тоже отлично. Главное, чтобы все понимали — нет других вариантов, кроме как торговать через Уонд. Мы гарантия безопасности, стабильности и прибыли. Всё, что мимо нас — разор и убыток.
— Хорошо сказал, поэт. Прозой у тебя выходит изъясняться лучше, чем стихами.
— Понимали бы что! Стихи для души, а проза — в кошель. Разные части тела. И вообще, если мы не сконцентрируем все ресурсы в одном кулаке, то будем как каракатица на суше, когда аристократы придут на наш берег. Или кто-то хочет снова гнуть спину на благородных?
Никто из уважаемых членов Совета этого не хотел. Хотя очень сложно было поверить, что на той стороне Срединного моря кто-то из них крестьянствовал. Впрочем, склоняться в поклоне — это тоже гнуть спину. Новая спесь новых хозяев жизни могла дать урок спеси старым хозяевам, привыкшим к своему доминирующему положению. Они считали, что укорот купчишкам можно дать даже не одним ударом, а грозным взглядом. Там, на той стороне обитаемого мира так и было. А здесь была другая земля, здесь строился мир, основанный на деловой хватке, на финансовой удавке и кредитных крючках.
