— В смысле? Что хочешь — то и делай. Или ты в плане отношений? Ну, насколько я понял, жениха найти для тебя вообще не проблема. Скоро слух пройдёт, что твоё сердце свободно, и от этого добра отбою не будет.
Поморщилась. Ну… могу понять. Мне тоже вот это вот всё глубоко непонятно. Когда приходят к тебе какие-то малознакомые люди и предлагают руку и сердце, как бизнес-проект для инвестиций. Как по мне, знакомство должно быть естественным. Как и развитие отношений, вплоть до ЗАГСа.
— Почему ты не воспользовался моей слабостью? — спросила Аксинья напрямик, пронзив меня взглядом.
— Я ж объяснил.
— Даже среди «благородных», — это слово она произнесла с таким ядом, что мне захотелось Противоядие кастануть на всякий пожарный, — таких днём с огнём не сыщешь.
— Что значит, «даже»? — возмутился я. — Я, между прочим, тоже благородный. Ну… почти. Формально граф? Граф. Вот и нехрен тут.
Во взгляде Аксиньи сверкали молнии и плыли тёмные тучи. Хотя иногда вдруг прорывался солнечный свет и возникала радуга. В общем, многое обещал этот взгляд. Очень многое. Пожалуй, пора отсюда валить к хренам, а то я ведь тоже не железный.
Я встал. По моему лицу Аксинья поняла, что ухожу, и что она меня не удержит.
— Мы ещё увидимся? — встала она тут же.
— Легко. Забегай как-нибудь в гости. Живу в Давыдово, в своём имении. Более конкретного адреса, боюсь, не существует, но в округе меня любая собака знает.
— Заходи лучше ты, — улыбнулась Аксинья.
— И я зайду. Прямо завтра не обещаю, но на неделе — обязательно.
На том и попрощались. Я сделал себе в памяти пометку, что заехать нужно. Девушка, конечно, сильная и крепкая, но пока нестабильная. Надо проконтролировать, только осторожно. Впрочем, ставлю кость, что при следующей встрече Аксинья уже будет воспринимать меня только как свидетеля её временной слабости и постарается скорее отделаться. Ну и славно, уж чего-чего, а женщин вокруг меня и без неё хватает.
Смоленское утро выдалось пасмурным, сонным. Да к тому же без кофе, а чай меня не сильно взбодрил. Я, зевая, добрался до резиденции генерал-губернатора. Меня уже даже ни швейцар у двери, ни лакей — никто ни о чём не спрашивал. Я просто спокойно прошёл в кабинет Самого и, сев на стул для посетителей, не здороваясь, сказал:
— Илья Ильич. Сними мне квартиру в Смоленске.
Обломов отложил перо.
— Где?
— В Смоленске.
— Это понятно. Район уточняю.
— Да где-нибудь попроще, чтоб без благородных соседей. И не шибко дорогую. Мне не жить — хотя, может, и заночую как-нибудь, — а с человеком одним встречаться по-тихому. Сделаешь?
Илья Ильич несколько секунд подумал, потом сделал неправильные выводы.
— Аксинья?
Про ситуацию с Аксиньей он, естественно, знал, я старался держать Обломова в курсе всего, что происходит на подведомственной территории. Как и говорил Харисиму, с власть предержащими лучше дружить. Иначе можно огрести проблем, а проблемы никому не нужны. Нужны плюшки.
— Тьфу на тебя, Илья Ильич! Совсем скверно обо мне думаешь. Нет, увы, всё куда прозаичнее. Встречаться буду с мужиком. Сугубо в рамках дозволенного Роскомнадзором.
— Опять какие-то свои тайные дела крутишь?
— Не опять, а снова. С Троекуровым вопрос-то решать надо, он сам не рассосётся. Что там у нас, кстати, по гробовой мастерской?
— Глухо, — развёл руками Илья Ильич. — Не принадлежит она ему по документам и никогда не принадлежала. А держал её некий Спиридонов Гермоген Евграфович. Где такой, кто такой — загадка. Концы в воду, не сыскать.
— Ожидаемо. Но не критично. Копите факты, сведения. Всё это в итоге для суда пригодится. Путь в тысячу километров начинается с одного шага.
— Полагаешь, дело до суда дойдёт? — внимательно посмотрел на меня Обломов.
— Полагаю, нет. Но готов рассматривать разные варианты развития событий. Я бы хотел, чтобы у Троекурова проблемы начались по всем фронтам. Чтобы его даже официально в розыск объявили.
— Работаем… Насчёт квартиры понял, завтра сделаем. Кстати говоря, может, тебе будет интересно: Троекуров-младший уехал в Петербург.
— Ку… Чего этот недоделок сделал⁈ — обалдел я.
— В Петербург, — развёл руками Обломов. — Буквально вчера, как оказалось.
— В смысле, с концами, что ли, перебрался?
— Да нет вроде. Просто поехал за каким-то интересом. С чем уж то связано — Господь его знает.
— Долбанутым нет покоя… Вот и подписывай всяких сопляков на агентурную деятельность. Ладно, квартиру всё равно сними, пусть будет.
— Так это ты с ним, что ли, встречаться собирался?
— Ну. В кабаках уж больно людно. А у Троекурова, как мы знаем, глаза и уши даже там, где им ну вот вообще делать нехер. Кстати, об этом. Надо ж ещё с Филькой вопрос закрыть… Не-не, это я не тебе, это уже о своём. Всё, Илья Ильич, бывай! Завтра загляну — квартиру посмотреть.
Попрощавшись, я вышел на улицу и перенёсся… Нет, не в Оплот. Хотелось немного потусить дома. Кофе хорошего выпить, в кровати поваляться. К тому же не факт, что Фильку вообще успели найти. Выяснить это можно, даже не мотаясь самому. Пошлю сокола к Прохору, десять минут — и будет ответ. А там уж решу, либо покемарить до обеда, либо сразу переноситься в Оплот и работать с предательским Филькой.
Это ж сколько ещё среди охотников таких двуличных мразей? Терентий, Филимон… И ведь про всех говорят, что охотники хорошие! Чем только этот сучий Троекуров их соблазняет?..
Я перенёсся не в кабину, а во двор. Зашёл сразу на конюшню.
— Ну как ты тут, Тварь? — поприветстовал новую жительницу.
— Говно, — отозвалась Тварь, полыхая огнём глаз. — Не ем я овса. Мне мясо нужно. Или яйца. А траву свою сами жрите.
— Белок, короче. Записано, — кивнул я. — Всё будет, не нервничай.
Я свистнул. Сокол по имени Грамм сорвался с насеста, пронёсся перед самым носом кобылы и сел мне на плечо.
Кобыла возмущённо заржала. Сокол повернулся к ней и презрительно клокотнул.
— Чего⁈ — взвилась кобыла. — Твой хозяин⁈ Это мой хозяин!
Сокол в ответ насмешливо засвистел. Кобыла заржала так, что разметала лежащую перед ней охапку сена. Поднялась на дыбы.
— А ну, тихо! — прикрикнул я. — Я пока ещё не твой хозяин.
— Как это?
— А вот так. Право мне служить надо заслужить. А ты только выделываться горазда.
Сокол насмешливо фыркнул. Снова что-то просвистел.
— Это ты-то, мешок с перьями, быстрее меня⁈ — возмутилась кобыла. — Да ты знаешь, как я скакать могу? Я — тварь, между прочим! Меня никому не догнать!
— Интересные подробности вскрываются, — хмыкнул я. — Жаль, что пока не до них. Я — по делам, пообщаемся, когда вернусь. Не буянь тут.
С соколом на плече вышел из конюшни. План был простой: поздороваться с домашними, кого увижу, предупредить, что обедать буду, подняться к себе, написать записку, отправить Грамма в путь-дорогу…
Корабль моих планов разбился об айсберг реальности.
— Владимир Всеволодович! — сказала Катерина Матвеевна, поднявшись мне навстречу.
Она сидела на веранде, а вокруг неё толпились примерно все, включая Захара. Земляны только не было, охотница на месте не сидела. Захар выглядел невероятно смущённым и озадаченным более всех.
— Я, это, — сказал он. — Ну… Не взыщи, Владимир — карету твою взял. К Марфе съездить, тебе ж всё равно пока не надо. А как обратно ехать, так там — вот…
«Вот» посмотрела на меня глазами, готовыми разразиться слезами, и промолвила:
— Спрячьте меня, Владимир Всеволодович, умоляю! Я не хочу замуж за Троекурова!
На лицах моих домашних, обступивших Катерину Матвеевну, читалось категорическое согласие с этой позицией.
— За Троекурова, ваше сиятельство, самую негодную дворовую девку отдавать — и то жалко, — выразила общее мнение тётка Наталья. — Уж мы-то его, негодяя, своими глазами видели!
— Да и слухи об нём какие ходят! — вмешалась Груня, качающая на руках младенца. — Кума моя рассказывала, а ей на рынке говорила ихняя прислуга, что чуть не каждую неделю в доме новая молодка появляется. А куда потом исчезает, то никому неведомо. Страсть господня!
