Камень Книга двенадцатая (СИ) - Минин Станислав

— Предложение действительно заманчивое, но решать все равно тебе, отец. Кроме того, наши будущие родственники пока так и не озвучили цену за столь специфическую услугу.

Старший Гримальди повернулся к Романову.

— Да, Николя, во сколько ты оцениваешь данную услугу?

— Для будущих родственников совсем недорого, — заулыбался император. — Всего пятьсот тысяч франков месяц.

— Всего пятьсот тысяч? — Альбер сделал вид, что возмущен. — Двести тысяч — и ни франком больше! И это только из уважения к тебе, Николя!

— Триста тысяч, и по рукам!

— Договорились!

Князь с императором обменялись рукопожатием, и последний предложил:

— Может, в бар? Обмоем сделку?

— Но только по одной! У меня все-таки гости…

Глава тайной канцелярии Пафнутьев Виталий Борисович уже битый час пытался сосредоточиться на принесенных помощником папках с личными делами сотрудников, но у него это не получалось. Причины было две. Первая: из налаженной рабочей колеи Виталия Борисовича выбила внезапная инициатива Романовых по созданию иностранного отдела Тайной канцелярии. Да, что-то подобное обсуждалось и раньше, но дальше планов дело не двигалось, а сам Пафнутьев правящему роду об этом не напоминал по понятным причинам: ему и его сотрудникам работы хватало и на территории империи. Но сейчас, судя по всему, вопрос создания специализированного иностранного отдела был принципиально решен, и от него даже потребовали примерный списочный состав отдела с конкретными предложениями по персоналиям. Сроков Романовы пока не ставили, но отчет могли потребовать в любой момент. Бесило Виталия Борисовича другое: он не без оснований полагал, что к этой инициативе самое прямое отношение имел его лепший дружок Ванюша Кузьмин, а также великий князь Алексей Александрович, на которого этот самый Кузьмин имел сейчас огромное влияние.

Вторая и главная причина рассеянности главы Тайной канцелярии носила личный характер, и заключалась она в том, что его старшая дочь Алексия была беременна от великого князя Алексея Александровича. Еще вчера в беременности дочери уверенности не было, несмотря на заверения Наташи Кузьминой, но сегодня супруга Виталия Борисовича, Елизавета Прокопьевна, обставившись, как на самой настоящей боевой операции, приобрела в аптеке несколько тестов разных производителей, и все они показали положительные результаты. Находящаяся под успокаивающим воздействием матушки Натальи дочь до конца серьезности ситуации не осознавала, однако остальные посвященные реально перетрухали и судорожно искали выход. Простейший выход, напрашивающийся сам собой, а именно аборт, рассматривали в первую очередь, но, учитывая непредсказуемый характер отца ребенка, решили от этого плана отказаться. Алексей, при его-то способностях, мог узнать об аборте и вытворить все что угодно и с кем угодно! Выход оставался только один: сначала рассказать о беременности дочери Ване Кузьмину, потом цесаревичу и только потом Алексею.

Одним словом, никто ничего толкового придумать не мог, и матушка Наталья с Елизаветой Прокопьевной с легкой душой делегировали Виталию Борисовичу всю ответственность по принятию решений, но с условием, что Алексия обязательно должна родить.

Конкретно сейчас Пафнутьев этим и занимался, судорожно ища еще какие-то варианты, чтобы Алексия точно родила ему внука. Не найдя таковых, Виталий Борисович с раздражением захлопнул папку с личным делом очередного перспективного сотрудника, отодвинул ее в сторону и, наплевав на все, достал телефон.

— Привет, Ваня! Как дела?.. Отлично! У меня тоже все хорошо. Слушай, надо бы переговорить по одному вопросу крайне интимного свойства, но без лишних ушей, если ты понимаешь, о чем я… Да, вопрос очень серьезный. Как тебе вариант номер три?.. Подходит? Замечательно! Жду твоего звонка завтра в любое время. До связи…

К отелю «Негреску» мы прибыли в девятнадцать сорок пять, и, покинув машину, я тут же поймал себя на ощущении, что за нами наблюдают. Причем наблюдают не дежурно, как это делают сотрудники охраны через мониторы в своей комнатенке, а целенаправленно и очень профессионально.

Попытка на темпе оценить уровень угрозы закончилась фактически ничем: за нами действительно пристально наблюдали сотрудники охраны отеля, а еще была целая группа «рыцарей плаща и кинжала», бойцы которой расположились и в лобби гостинки, и в одном из номеров на третьем этаже, и в доме напротив, и в подъезде этого же дома. Этих господ, судя по размаху и наглости их действий, я отнес к сотрудникам французских спецслужб. Казалось бы, можно расслабиться, однако ощущение чужого противного взгляда в спину не проходило.

— Царевич, ты чего ерзаешь? — возбудился Кузьмин.

— Чуйка сигналит, — поморщился я. — Какое-то противное ощущение чужого взгляда в спину.

— Есть такое… — кивнул колдун. — Но я это списал на французскую наружку. Больше ничего не чую.

— Вот и я суслика не вижу, но чую, что он есть. Короче, господа, не расслабляемся!

В лобби отеля противное ощущение чужого взгляда не пропало, но существенно утихло, а когда нам навстречу вышел — вот неожиданность! — управляющий отеля с небольшой свитой, я постарался задвинуть свои ощущения в самый дальний уголок сознания, чтобы не портить вечер ни себе, ни другим. Поблагодарив сотрудников отеля за радушную встречу, мы с Владимиром Ивановичем получили на рецепции заказанные букеты, и дворцовый тут же вручил свои цветы супруге. Дальше мы проследовали в ресторан, где устроились за баром в ожидании баронессы фон Мольтке. Александр Генриховна, обряженная в роскошное вечернее платье бежевого цвета, появилась ровно в восемь. Произнеся соответствующие моменту комплименты, я вручил баронессе цветы, и мы, провожаемые любопытными взглядами гостей ресторана, в сопровождении уже знакомого администратора направились на веранду к заказанным столикам. Не более пяти минут нам потребовалось на выбор блюд и вина к ним, тем более с меню заведения мы были хорошо знакомы, и наступило время для светского разговора. Вернее, это я так думал, что будет светский разговор, однако фон Мольтке, предложив перейти на ты, сразу же решила отчитаться о «проделанной работе» и в подробностях доложила о продолжающихся попытках европейской аристократии выйти через нее на Романовых. Причем докладывала она мне таким образом, что невольный или, скорее, вольный свидетель нашего разговора остался в полной уверенности, что нас с баронессой связывают далеко не только деловые связи. За условную попытку нас прослушать я не переживал: в кармане пиджака у меня работала глушилка, заботливо выданная Михеевым, аналогичная глушилка была и у Прохора, расположившегося вместе с Ванюшей за соседним столиком, и европейские аристократы, периодически проходившие рядом и приветствовавшие нашу парочку, физически подслушать ничего не могли. Однако чувство, что за нами подглядывают, все никак не проходило.

В конце концов, я в очередной раз заставил себя расслабиться, тем более все обязательные вопросы мы с баронессой обсудили, и разговор под уверенным управлением Александры плавно перешел на личное:

— Алексей, — очаровательно улыбалась она мне, — раз у нас тут романтический вечер, может, расскажешь, почему ты не пошел по стопам своих родичей и не поступил в военное училище?

— Тебе действительно это интересно, Александра? — улыбнулся я в ответ.

— Конечно. Только можешь рассказать мне правдивую версию, а не пресс-релиз для СМИ?

Мысленно прикинув, что своими откровениями я ничего такого не выдам, а говорить за ужином все равно о чем-то надо, начал рассказывать максимально купированную историю своих детства и юношества. В процессе рассказа я убедился, что баронессе действительно интересно узнать все эти подробности, а фраза, брошенная ею в конце моего повествования, объяснила очень и очень многое:

— Как я тебя понимаю, Алексей! Мне вот твоего Прохора и князя Пожарского заменили воспитатели и учителя из Смольного. Они же посоветовали поступать в Военно-медицинскую академию, тем более все данные у меня для этого были. А потом была напряженная учеба, первая любовь и белые ночи…