Деревянной.
Построенной наспех из сырого дерева. Из-за чего она сохла и лихо «играла». Лето ведь. Так еще и жаркое. Из-за чего приходилось компенсировать перепады температуры и днем протапливать помещения. Иначе оказывалось, что снаружи шпарило солнышко, выдавая свои тридцать или даже больше градусов. А еще дул ветерок, ускоряя испарение влаги. Внутри же царили высокая сырость и некоторая прохлада.
Вот каждое утро и начинали топить печки. Где-то наспех сложенные, по-черному. Где-то уже нормальные, с трубой, как в донжоне. Крепко и основательно все прогревая, стараясь просушить до звона. Настолько, что спать порой приходилось на улице. Если погода позволяла.
Эта ситуация вынуждала делать обходы.
Каждый день.
Просто чтобы не допустить какой-то значимой проблемы.
А потом — дела.
Другие.
Благо, что возле крепости уже трудилось почти две сотни работников. Их пришлось даже несколько больше, чем Беромир рассчитывал. Да еще и ведунов заявилась целая дюжина. Сверху.
Поначалу-то это сильно разозлило, но быстро выяснилось, что они не зря свой хлеб едят. И их наличие позволило решить вопрос управляемости и ответственности эти работников.
Кем в местном обществе были ведуны в текущем понимании Беромира?
Жрецами?
О, нет!
Хотя, конечно, определенные ритуалы они и могли совершать, и проводили. Но, в первую очередь, на них лежала роль этаких политруков-наставников широкого профиля, помогающих, и словом, и делом, ну и разруливающих сложные проблемы. Из-за чего слово ведуна имело очень большой вес. Их слушались. Да и вообще с ними тесно связывали выживание.
Понятно, в определенных пределах и очень условно. Но если работала сообща целая команда ведунов, то они могли достаточно легко буквально продавить авторитетом любой клан. Так что, прибытие этой дюжины оказалось чрезвычайно важно и полезно. Выступив эхом того инцидента у старого поселения.
Вот убил бы Беромир «мухомора». Даже в кругу. И что дальше?
Разом бы потерял расположение круга Священной рощи. Так как противопоставил бы им себя. Ведь не обычай, а сила, не убеждение, но убийство. А ведуны находились на самой вершине социальной иерархии местного общества.
И он сам, кстати, из роли ведуна вообще не выбивался.
Военный вождь? Так, он сам же объявил, что Перун — бог воинов. Кому как не ведуну Перуна вести людей в бой? Ремеслами занимается и торговлишкой? А разве это не дело для ведуна Велеса? Иными словами, в глазах всего окрестного населения он был вполне себе натуральным ведуном Близнецов. Да, уникальным и особенно могущественным. Может, даже чародеем, которые в глазах обывателей выступали чем-то вроде высшим проявлением ведовства. Но не более.
А вот если бы он вошел на прямой конфликт с рощей… началось бы самое страшное. Ведь иных ведунов много. И их знают. Им доверяют. Так что они вполне могли бы понести по окрестным поселениям всякие нехорошие «проповеди». Поди — заткни их. Выгода выгодой, но у людей этой эпохи мышление еще вполне себе рационально-мистическое, магическое. Поэтому такого рода интервенции привели бы Беромира к изоляции. Может быть, воевать его и не стали, но все бы окрест от него отвернулись.
А так…
Не стал размахивать острыми железками, как буйный юнец, и удалось сохранить рабочие отношения. Из-за чего к нему добровольно явилась и дюжина ведунов, и почти две сотни простых работников. А ведь без поддержки Священной рощи этого было бы не добиться.
Оставалось придумать, как этих всех ведунов интегрировать в создаваемый Беромиром конструкт государства. Самым очевидным образом проступала роль администраторов.
А религия?
А что религия?
В Святом престоле веками позже вполне неплохо умудрялись совмещать роли клириков и чиновников. Тем более что религия, как инструмент и социальный институт все равно нужна. Она ведь и в XXI веке оставалась чрезвычайно значимой, определяя многое в жизни даже вполне светских обществ…
* * *
Доработанный катамаран шел «под всеми парами», раскинув оба своих паруса бабочкой. Благо, что ветер тому благоприятствовал. Отчего в Ольвии им просто залюбовались случайные зеваки, оказавшиеся в порту. Он ведь не просто красиво распахнул паруса, но и шел с удивительной для местных скоростью…
Накопив определенный практический опыт, Беромир доработал свой катамаран. Хотя… скорее перестроил. По мотивам. Благо, что рабочих рук хватало.
Два корпуса теперь обзавелись более высокими бортами с развалом на носу. Превратившись в этакие «топорики». Да, качка стала более резкой, но и заливать на волне стало меньше.
Кроме того, Беромир ввел новый элемент — герметичные ящики на носу и корме. Тщательно их подогнав и просмолив. Специально для того, чтобы повысить непотопляемость катамарана. Да и защитная рейка, идущая по дну корпуса, стала побольше и теперь обшита железной полосой. Что, кстати, и позволило катамарану легко пройти пороги. Ну чиркнул о камни разок-другой. И черт с ним.
Но главное — другое.
Катамаран обзавелся парой швертов — таких деревянных плавников. Они располагались на внешней стороне каждого из корпусов. Надо — опустили, резко повысив и остойчивость, и курсовую устойчивость. Надо — подняли, уменьшив осадку для работы на мелководье.
Это позволило установить заметно более высокую мачту. И, как следствие, куда более интересное парусное вооружение. Да — все те же два паруса, однако, заметно крупнее. Все-таки плоскодонный катамаран сносило слишком сильно. Из-за чего приходилось осторожничать с парусным вооружением и не увлекаться. И так-то все с управлением было непросто.
Теперь же в глазах местных он просто летел.
Вот на нем-то делегация от Беромира и прибыла в Ольвию.
Их приметили.
Издали.
И даже вышли встречать. Все ж таки очень приметный кораблик. Ну, формально не встречать, а полюбопытствовать в массе. Однако Маркус догадался, откуда эти гости. Он ведь видел старый катамаран там, у поселения, в прошлом году. А потому первым и подошел к причалившей лодке, отодвинув местных чиновников.
— Не ожидал тебя тут увидеть, — произнес он на праславянском языке, обращаясь к Вернидубу и подавая ему руку, чтобы он вылез из катамарана.
— Да я и сам не стремился сюда вернуться. — ответил на ломанной латыни седой ведун. С немалым трудом. Он, конечно, мало-мало поупражнялся с Дарьей, но все равно — тяжело. Столько лет языком не пользовался совсем.
— Вернуться? — еще больше удивился Маркус.
— По юности я в Ольвии службу нес и Фортуну пытался свою сыскать.
— Но не сложилось.
Вернидуб молча развел руками.
И тут вмешался портовый чиновник.
— Кто ты такой и какова цель твоего визита?
— Я гонец, принес сообщение командиру векселяции.
Маркус подтвердил его статус. И они безотлагательно отправились к центуриону. А к оставшимся спутникам ведуна на лодке поспешили носильщики с едой и водой. Портовый чиновник все прекрасно понял и отреагировал предельно адекватно.
О том, кто такой Маркус и какую роль играет, он прекрасно знал. И если уж он подтвердил, что явился гонец к центуриону, то дело точно серьезное.
— Что у вас там произошло? — отойдя шагов на полста, поинтересовался купец, намеренно вернувшись на праславянский.
— Ты хочешь, чтобы я дважды рассказывал? — едва заметно улыбнулся Вернидуб.
— Проклятье! Я сдохну от любопытства, пока мы дойдем!
— Столько дней как-то выжил.
— Ты, кстати, зачем прибыл-то? Что-то важное?
— Да. Сговориться о торге в новых обстоятельствах, чтобы год не терять. Ну и сообщить о том, что Беромир более на старом месте не живет.
— И где же он теперь?
— У самой рощи по правому берегу.
— Хм… а это, — кивнул Маркус неопределенно назад, — его лодка?
— Да. Сам придумал и построил. Но это уже улучшенная. Понравилась?
— А она так всегда быстро бегает?
— Летает… просто летает! Но Беромир сразу предупредил: не облизывайтесь. Будете хорошо себя вести, он вам куда интереснее «собачку» построит. Это ведь речная, а потому на морской волне будет чувствовать себя скверно. А ежели просто увеличить ее — толку не выйдет. Также резво не пойдет.
