— А что это такое?
— А… неважно. — отмахнулся Беромир, слегка побледнев от того, что чуть-чуть не сболтнул лишнего.
Переходить в пороховую эру, если так можно выразиться, он был не готов. Экономическая база не позволяла в полной мере этим воспользоваться. А значит, что? Правильно. С его помощью все сливки соберет другой, более многочисленный и продвинутый народ.
А оно надо?
Вряд ли. Уж точно не ему. Тем более что для эпохи холодного оружия имелось очень много славных опережающих технологий и возможностей, открывающих невероятные перспективы. Например, тигельная сталь в сочетание с теми же водяными молотами делала вполне реальными латы.
Настоящие, хорошие латы.
Которые и в эпоху раннего огнестрела немало решали. А уж в эти глухие времена и подавно. Из-за чего некоторые вещи он пока не спешил внедрять…
Глава 10
168, серпень (август), 21
— Куда ты навалился-то⁈ — крикнул Добрыня.
Беромир оглянулся и расплылся в улыбке.
Влад навалился на ручку рычажного пресса, повиснув на ней, и теперь забавно дергал ножками. Отец, видно, пустил попробовать, а тому силенок и веса не хватило.
Добрыня снял сына с ручки, и продавил ее сам, выдавливая остатки влаги из заготовки бумажного листа. Чуть подержал так. И осторожно поднял рычаг.
Все еще несколько влажный лист остался прилипшим к медному полотну верхнего зеркала. И мужчина, подхватив мастерок, ловко его поддел и снял.
Научился уже.
Хотя поначалу рвал заготовки или комкал. Так вот — подхватил, приняв на доску, и осторожно передал на сушку…
В свое время Беромир видел процесс изготовления так называемой самаркандской бумаги [188] из коры тутового дерева. Здесь, в этих краях, оно не росло, поэтому он сейчас был в поисках альтернативы и перебирал варианты. В остальном же ничего хитрого и сложного в кустарном изготовлении такой бумаги не было. Хотя определенная морока имелась, как и возня.
Начиналось все с того, что нарезанные ветки замачивались в воде на несколько дней. После чего с них легко сходила кора, словно чулок.
Дальше тупым ножом ее очищая с внешней стороны. И полученной лыко долго варили в чане — пока оно не начнет разделяться на волокна. После чего передавали на измельчение.
Тут-то образовались первые трудности.
Пришлось ставить водяное колесо. Хоть какое-то — в виде примитивной крыльчатки. Разместив его в потоке реки, оперев на столбик, вбитый прямо у стремнины. Вращалось оно скверно и слабо, но вращалось. И его тяги хватало для привода нетяжелого молота, колотящего сутки напролет вываренное лыко. Получившуюся кашицу замачивали в чане. Тщательно перемешивали, добавляя немного спиртовой эмульсии канифоли [189] и растертого в порошок мела. Как клей для пущей прочности и краситель.
Дальше специальной рамочкой с натянутой на нее тканью черпали взвесь. Давали ей стечь. И помещали под пресс. Тот самый рычажный пресс, на котором Влад и повис, пытаясь отжать и уплотнить заготовку бумажного листа.
А дальше сушка.
Для чего лист зажимали с краю между двух пластинок. И укладывались на парные направляющие, давая свободно свисать в теплом помещении.
После небольшой последующей «косметики», вроде обрезки, получались листы довольно приличной бумаги. Вполне белой и довольно крепкой. Различаясь лишь по толщине, фактуре, ломкости и иным параметрам. Но при любом раскладе этот писчий материал на голову превосходил бересту по своим качествам. Да и пергамент терялся перед ней из-за своей нестабильности [190]. А уж цена… она вообще добивала. На книгу из пергаментна требовалось извести целое стадо или даже два.
А тут…
Даже продавая лист бумаги за восьмую часть от стоимости такого же пергамента, можно было озолотиться. Если получится договориться о сбыте. Так-то в эти годы ничего подобного нигде в мире не делали. Даже в Китае, где бумага все еще была довольно рыхлая из-за того, что ее не прессовали. А значит, в теории, римляне могли ей и в Индии торговать с хорошей нормой прибыли, и далее…
Бумага стала первым проектом, которым «рулил» не сам Беромир. Он сформировал рабочую группу во главе с Красным листом — ведуном из своего клана. Подрядив на это дело Добрыню с женой и еще парочку заинтересовавшихся ребят.
Мало.
Но для стадии экспериментов и их хватало.
Кроме того, на Красном листе обкатывался метод простейшей аналитической работы. Он фиксировал опыты. Откуда, что, куда, как, сколько и так далее. Формируя своего рода карточки. А потом обсуждал с Беромиром свои наблюдения. Что делало эксперименты не только осмысленным и системными, но и довольно продуктивными.
Молодой ведун лишь изредка подсказывал и направлял дела, держась в целом определенной дистанции. Просто чтобы прокачать этого ведуна до уровня компетентного и осознанного помощника…
— Надо же, какие ровные листы… — покачал головой Борята, разглядывая их в сушильне.
Но как-то равнодушно.
Пусто.
Отстраненно.
Хотя все, кто их видел из местных, приходил в восторг. А он… Впрочем, он только-только прибыл. И прямо от лодки направился к Беромиру, найдя его на осмотре заготовок.
— Ого! Это кто тебя? — спросил ведун, кивнув на свежий шрам.
— Набеги идут.
— Набеги⁈ Все не унимаются?
— Словно обезумили.
— Кто именно приходил? Снова роксоланы?
— Нет. И кельты тоже — нет. А вот небольшие отряды наших дальних соседей — да. Что живут через клан или два от нас. По десятку иногда два мужей.
— Доспехи какие у них? Оружие?
— Как мы раньше. В лучшем случае, плетеный щит и копье с костяным наконечником.
— И сколько их уже случилось, этих набегов?
— Только мы пять набегов отбили. Где-то вырубая подчистую, где-то отпугивая.
— Сколько у тебя ребят осталось? — напрягся Беромир, пораженный масштабом.
— Шестеро, не считая твоих учеников. Но трое из них ранены, не сильно, однако, щит держать не могут. Да-а-а… Если бы не эти щиты и броня — все бы мы давно полегли.
— Остальные родичи как?
— Третью часть родичей поубивали.
— Плохо дело… — пожевав губы, произнес Беромир, сильно помрачневший лицом.
— Потому и пришел к тебе.
— Соседи как? Волки разве не сказывали, что набежники идут?
— Они сами прятались и разбегались. Их две дружины еще три набега перебили. Удачнее нашего. Раненых пятеро, но все выжили. Но они сообща двумя дружинами воюют. Из-за чего их всегда оказывалось больше, чем набежников.
— Ты с этими, что в набег приходили, разговоры не разговаривал? Чего они хотели?
— Разговаривал. Им кто-то шепнул, будто ты хоть и отбился, да сам слег и людей, способных держать оружие не осталось. А взятого добра великое множество.
— Хотел бы я взглянуть в глаза этому затейнику болтливому…
— Не ты один.
— Ладно. Что делать думаешь?
— За тем к тебе и пришел. Совета просить. Ситуация отчаянная совсем.
Беромир нахмурился.
Этот каскад нападений выглядел довольно странно. Но определенная логика в нем просматривалась. Выглядело все так, словно кто-то пытался отвлечь его и вынудить бегать по всей округе, туша пожары.
Зачем?
Ответ напрашивался сам собой.
Единственным заинтересованным лицом во всей этой истории выглядел рас роксоланов. Это ведь он выступил в поход на языгов. А Беромир уже знал, что дела обстоят именно так, и что он просто морочил голову болтовней о походе на север. Родич Милы с Припяти намедни приплывал, вот и рассказал о том, какой ужас там творится.
