Прежде, чем умереть (СИ) - Мичурин Артём Александрович

— Я тоже пойду, — робко двинулся Ветерок вслед за мной, — ноге отдохнуть дам.

— Ага, — кивнул Павлов, да так и остался сидеть, не поднимая головы.

— Отличная всё-таки штука, этот протез, — забрался Ветерок на пассажирское место и пристроил рядом отстёгнутую деревяшку. — Спасибо.

— Чего хотел? — не нашёл я в себе терпения для светской беседы.

— Не любишь, когда вокруг да около? Ладно, давай сразу к делу, собственно, о нём я и хотел расспросить. Что за дело-то такое? То, что вы тех ребят на крутых тачках ищите, я уже понял. Но вот зачем они вам — ума не приложу.

— Тебе и не нужно.

— Ну, как сказать, — усмехнулся Ветерок.

— Если есть что — выкладывай, нет — заткнись, не беси.

— Думаю, есть. Только вначале надо бы за долю мою перетереть.

— За долю, говоришь? А как же клятвенные обещания вечной признательности?

— Всё в силе, моё слово — кремень. Но чутка монет сверху не помешало бы.

— За кота в мешке цену не назначаю. Рассказывая, а там видно будет.

— Лады, но, прежде чем начну, ответь на один вопрос. Кто он, этот Павлов, почему лейтенантом его кличете?

— Про Железный Легион слыхал?

— Тот, что в Муроме теперь заправляет? Слыхал краем уха. Так Павлов... Ого, на серьёзных ребят работаем.

— Да, — повернулся я и посмотрел Сане в глаза, — я достаточно серьёзен, а ты работаешь на меня, пока голову свою не окупишь. Советую об этом не забывать.

— Никогда, — поднял Ветерок левую ладонь, а указательным пальцем правой начертил крест возле сердца. — А сильно ли нужны эти двое для успеха нашего дела? Не подумай дурного, — всплеснул Саня руками. — Просто, вы в последнее время не шибко ладите, а я по опыту знаю, чем такое заканчивается, когда до цели последний шаг.

— Неужели?

— Вызубрил как «Отче наш», потому и живой.

— Ты живой потому, что я так решил. Но сегодня я переменчив, как юная дева погожим майским вечерком после стакана сивухи, так что не дёргай судьбу за яйца, говори по делу.

— Хорошо, — Ветерок зачем-то оглянулся и проверил, плотно ли закрыта бойница. — Есть кое-что, о чём я умолчал, но не намеренно. Просто, тогда это в голову не пришло даже. Стресс, шок... понимаешь? А сегодня вот сижу себе, вспоминаю тот разговор наш на дороге, и — бац! — как молнией шибануло. Вот же! — думаю. — Вот оно, сходится ведь, как дважды два четыре! Та история, про Самару... Я её года три назад слышал, уже и подзабыть успел, да и вообще думал — брехня это всё, а поди ж ты. Нет, не может быть таких совпадений.

— Если ты сейчас же не перейдёшь к сути, я совершу нечто ужасное и непоправимое.

— Ладно-ладно, минуту терпения. Тут ведь вся суть в контексте сокрыта, оттого и изложения требует обстоятельного. Ты про Самару много слышал?

— Слышал, что мёртвый город, а отчего мёртвый — не знает никто. Стоит нетронутый с самой войны. Байки ходят всякие, будто вирус там всех покосил, оружие бактериологическое. А ещё про призраков слышал, про огни блуждающие, и про то, что мало кто оттуда возвращался.

— Точно, — покивал Ветерок весьма довольный моим знанием фольклора. — А мне вот посчастливилось одного возвращенца лично повстречать. И, скажу я тебе, байки он травил такие, что до нужника потом ссыкотно в одиночку ходить было. Рассказывал про демонов огненных, сквозь стены проходящих; про чертей с дома на дом скачущих, будто их земля к себе не тянет; про огни в небе и звук, от какого в уши себе стрелять охота, лишь бы не слышать. Я тогда сказочника этого в умом тронувшиеся записал. Ну не может такой х**ни взаправду быть. А он так рассказывал, что не хочешь, а поверишь, у него ком в горле вставал, слёзы наворачивались. Говорил, что двинули отрядом в дюжину стволов. Долго людей искали, многие отказались наотрез, да и тех смельчаков каждый встречный-поперечный отговаривал, прослышав, куда собрались. Не послушали. На двух машинах поутру въехали в город. А там — мама дорогая! — в домах барахла всякого, в рамах стёкла целые, хрусталь, сервизы, проводка медная! А от хозяев только кости по полу валяются. Обрадовались, давай таскать тюками да ящиками. Весь день машины забивали, а как стемнело... так и началось. Из дюжины только один вернулся.

— Как они погибли? — поймав себя на мысли, что не хочу перебивать рассказ, спросил я, только когда Ветерок замолчал.

— А он и не понял, как. Говорит, сначала огни в небе появились, а потом такой пиздец вдруг начался, что не знал, куда метнуться, бежал, пока ноги несли, через неделю полуживой вышел к Волге, а потом в Сызрань. С месяц ещё про дружков своих выспрашивал — не видел их больше никто. Одну только смерть помнит. Говорит, мол, дружбан его рядом в кустах затихорился, оба сидели, как мыши, дышать стремались. А ночь темнющая, безлунная, на два метра перед собой уже хер чего разглядишь. И тут, — сделал Саня пугающий жест растопыренными клешнями, — у дружбана на макушке будто светлячок зелёный замаячил, а потом — бах! — и полбашки как не бывало. Тут-то счастливчик наш и драпанул. А светлячки за ним. По рукам, по плечам ползают, под ногами мельтешат. Ну, думает, пиздец, порвут сейчас на лоскуты. Ан нет, не тронули.

— Будто бы специально отпустили, — упала на язык родившаяся мысль.

— Чудно, да? А знаешь, что ещё чудно? Когда та колонна серая нас на Карачуне обстреляла, я такого же светлячка словил. Тогда не придал этому значения — мало ли что в суматохе привидится — а теперь из головы выкинуть не могу.

— ЛЦУ.

— Чего?

— Лазерный целеуказатель. Параллельно стволу крепится и светящейся точкой показывает примерное место попадания. Штука-то не шибко мудрёная, но хрен у кого встретишь, батарейки нужны. А эти ребята, похоже, ни в чём нужды не знают. Дьявол, да кто они такие?

— Во-во. И накой они вам сдались? — снова поднял Ветерок животрепещущую тему. — Эти уроды явно не расположены к тёплому общению, а вот пиздюлей отвесят запросто, ещё и на дорожку завернут. Какие к ним дела у Легиона?

— Хотят вернуть кое-что ценное.

— Так эти лазерные уже и Легион прессануть успели?

— Ещё как успели, точно к сроку, — услышанное от Ветерка погрузило меня в пучину тягостных раздумий: — Если тебе верить, получается, что они держат Самару с самой войны, застращали всех до усрачки, превратили громадный город в мифическую хуету с призраками да чертями, и по сей день умудрялись в тени оставаться, наращивая силы. Но отшельничество им явно не мешает быть в курсе всего, что в округе происходит. Очень-очень сильно в курсе. Сука, да у меня от этих паскуд мурашки по жопе. Похоже, Легион, выбравшись из своей норы, расшевелил ещё одного зверя, и как бы нашему волку не попасть ко льву на блюдо.

— Не понял.

— Это из басни. Забей.

— Так что скажешь по поводу лейтенанта со Стасом, есть нам от них прок в этом деле, или на двоих с тобой порешаем?

— Знаешь, Сань, ты начинаешь мне нравиться. Если не напиздел с три короба, будет тебе доля.

— Да чтоб мне сдохнуть, если соврал.

— О, в этом не сомневайся. Но вот товарищей наших придётся пока поберечь, есть у меня на них планы.

В ночь перед дорогой я спал как младенец и видел чудесные сны. Мне снились бабочки. Они порхали в танце любви под лучами полуденного солнца. Прекрасные хрупкие создания, готовящиеся дать начало новой жизни на закате собственной. Их бурые крылья с изящным серым узором бешено бьют по раскалённому воздуху, пока мясистые мохнатые брюшки трутся друг о друга в порыве страсти. Тысячи крыльев, они шуршат как мятый пергамент, осыпаясь крошечными чешуйками на питательную среду будущего поколения. Наконец, завершив ритуал, влюблённые пары опускаются, и их детородные органы сливаются воедино. Несколько минут медитативного совокупления, и блестящая слизью кладка вытекает на чёрную размякшую под солнцем кожу гниющего трупа, чья плоть уже стала пристанищем множества божьих тварей. Он лежит здесь давно и некому потревожить вечный покой. Его голова стала единым целым с искорёженным куском металла, зарывшегося рваными краями в сочащийся трупной жидкостью череп. Его глаза склевали птицы, в его ноздрях лениво копошатся белёсые черви. Поперёк его груди, на заскорузлой от гнилья одежде лежит винтовка, сжимаемая мёртвыми руками. Закопчённая гильза стоит клином, разлучив затвор с патронником. Вытекшая из тела чёрная жижа засохла на красной глине, утоптанной множеством подошв. Россыпи латуни поблёскивают тут и там по гигантскому перепаханному воронками лабиринту траншей, иссохшие мертвецы подпирают их стены своими костлявыми спинами. Сотни мертвецов, тысячи. Их смрад удушливым облаком поднимается в синее небо, изрезанное конденсационными следами и обезображенное дымными кляксами взрывов. Новое небо нового мира...