Смерть чудовища не прошла незамеченной для Фингалинора. Он отвлекся на мгновение, и его тут же окружили духи, дав залп Укусами мертвеца. К сожалению, нелюдь все же успел среагировать, в очередной раз окутавшись саваном пламени, сведшим на нет созданную мной угрозу. А в следующую секунду он резко спикировал вниз, направляясь к моим дожидающимся приказа прислужникам.
Я решил, что князь хочет уничтожить существ, способных обратить в руины весь город, а не только его центр, и рванул следом, сидя у него на хвосте вместе со слегка отставшими духами. Однако нелюдь лишь ограничился единственным мощным Огненным шаром, расплескавшимся об усиленный магией костяной конструкт, после чего кардинально сменил курс.
Куда это он собрался? Неужели решил бросить столицу на произвол судьбы, а затем вернуться, заручившись поддержкой?
Нет. Вряд ли. Не такой он тип, чтобы так легко отдать победу «жалкому челу». Да и летел Фингалинор к храму — одному из немногих зданий практически не пострадавших в этой части города.
Преследовать я его не стал. Я прекрасно понимал, что просто так этого эльфа не одолеть. Мне требовалась помощь прислужников. Желательно мощных. А потому я приземлился прямо возле поверженного исполина, по голень погрузившись в лужу буро-болотной крови.
Мертвая тварь взывала ко мне, будто надеясь обрести в моем лице нового хозяина взамен утраченного. И я не стал ей отказывать. Моя армия добивала последних защитников Мифалласа, в основном разбегавшихся, как тараканы при внезапно включенном свете, а я, не экономя, зачерпнул измененной Межмировой Энергии, сплел чары и вонзил их прямо в возвышавшейся надо мной труп.
Подобное колдовство не требовало от меня какого-либо особого творчества. Я лишь воспользовался заклинанием, создающим умертвий, существенно улучшенным в коридорах эльфийского дворца.
Сила хлынула из меня в поверженного монстра, стремительно меняя структуру мертвой плоти, и параллельно зарубцовывая полученные в бою раны. Благо его Ядро осталось нетронутым, ведь именно такой приказ я и отдал своим прислужникам. Нет, сейчас я бы справился и со сломанным, но времени и сил на это ушло бы куда больше.
Всего несколько секунд мне потребовалось, чтобы поднять на ноги мертвого исполина. В моем полку прибыло, и теперь я обладал целыми тремя здоровенными чудищами, одно из которых при жизни вообще являлось Небесным зверем, эквивалентым по силам Разделившему.
Мощь, которой не мог похвастаться, никто из повелителей зверей, марионеток, големов или других призванных тварей!
А ведь имелись еще тысячи единиц другой нежити, крушившие сейчас вместе с живыми войсками убегающих эльфов. Мог ли я представить, сидя в Трещине с жалкими крысами-переростками, что когда-нибудь достигну подобных высот?
Конечно, нет.
Тем более, что, говоря о необходимости подмоги в борьбе с князем я имел в виду вовсе не… Холмика. Хрен с ним, пусть будет так. Ничего другого все равно в голову не лезет.
Страшила получилась, конечно, знатная, но летать она по-прежнему не могла. А потому я приказал гигантской троице охранять меня и занялся волшбой совсем другого уровня.
На землю легло тело Айнилиэля — нелюдского лорда Ижмарила. Мага, имевшего когда-то ступень Разделения. Над ним завис ярко-красный светляк, сформированный из его же собственной души.
Рядом я пристроил труп Христофора де Каменье, вероломно убитого предателем Антранауном. Тот также являлся Разделившим, воином, и его светляк кружился неподалеку, извлеченный из Теневого могильника.
В принципе, я мог бы создать из них могущественных лича и умертвие, которым не было бы равных среди моей армии. Но теперь я познал иные высоты магии смерти, а потому собирался сотворить нечто совершенно другое. Что-то, на что меня натолкнул опыт с вождем огров. И уже именно этот новый прислужник поможет мне одолеть чертового Фингалинора!
Более не мешкая, я взялся за дело. Используя как основу тело де Каменье, я принялся вытягивать из Айнилиэля различные черты и грани его сущности, прививая их бывшему главе императорской стражи. Параллельно я формировал для него сдвоенное Ядро и в то же самое время сливал воедино души.
А ведь если бы я не встретил в Трещине двухголового огра, способного сражаться, как оружием, так и волшбой, то, даже став личом, мне бы подобный финт ушами вряд ли когда-то пришел бы в голову. Но история не знает сослагательного наклонения, а потому скоро моим врагам придется иметь дело с нежитью, способной превзойти их самые страшные кошмары.
Магия смерти бурлила и струилась во мне, требуя выхода. Опьяняющее чувство, которое сложно описать кому-то, кто никогда его не испытывал. Даже если взять высшую точку наслаждения во время соития с красоткой мечты, то получится лишь бледная тень экстаза, захлестнувшего меня, подобно цунами.
Кто бы мог подумать, что Некромантия способна доставить подобное удовольствие. Или дело в том, что я теперь являлся частью этой силы, сроднившись с ней настолько, что мы стали одним неразделимым целым?
Я не знал. Да и не мог думать ни о чем другом, кроме творимого процесса. Ведь тот требовал от меня максимального сосредоточения.
Фигура Айнилиэля постепенно таяла, превращаясь в высохшую на солнце жабу. Я не использовал ни его мышцы, ни кости — ведь у воина они были куда прочнее — но я забирал нечто другое, наработанное им годами непрерывного самосовершенствования. Опыт, рефлексы, знания, мышечную память и многое другое, без чего индивид не может считаться самим собой, а является лишь безликой биомассой.
В то же время тело Христофора набухало силой, но практически не раздавалось вширь. Происходила качественная перестройка всего организма, а вовсе не количественная. Ведь де Каменье и так достиг вершины, как воин. А теперь сможет еще и колдовать. Причем отнюдь не на новичковом уровне. Я чувствовал, что процесс идет, как надо, и уже подходит к своему логическому завершению.
К сожалению, в отличие от рыцаря смерти, алмазное Ядро для нового прислужника сформировать мне не удалось. Чуть-чуть не дотянул. Так что пришлось довольствоваться немного меньшей прочностью, что, впрочем, все равно стало бы объектом зависти подавляющего большинства Объединивших.
Возможно, пройди я уже третью эволюцию, смог бы сделать и алмазное, но без Краеугольного Камня мне это не проверить. А его прямо у меня на глазах сломал ублюдский Фингалинор, за что ему еще предстояло ответить!
Наконец, завершив все приготовления, я вдохнул жизнь в свое новое создание, и то поднялось на ноги. В результате слияния мужественные черты лица Христофора претерпели метаморфозу и причудливым образом сплавились с утонченными эльфийскими. Даже цвет глаз постоянно менялся с карего на серый и обратно, из-за чего те казались покрытыми тонкой пленкой сияющей фольги.
По нежити пробежалась ядовито-зеленая волна, взбодрившая его, словно удар током, и оживший мертвец, как ранее огр, упал передо мной на одно колено, склонив голову.
— Повелитель. — произнес он голосом, обладающим собственным эхо.
Раздражающий эффект. Нужно будет потом убрать.
Но любопытно, что при воскрешении цедрика и других могущественных противников мне вовсе не показалось, будто те тоже пытались что-то сказать. Просто тогда я не достиг достаточного уровня мастерства, чтобы наделить их полноценным сознанием.
Тогда.
Но не теперь.
— Встань. — приказал я Христофору, выискивая взглядом эльфийского князя. Тот все еще не объявился. — Теперь ты генерал смерти.
— Моя жизнь — служение Повелителю! — отозвался прислужник.
— Скоро у тебя будет достаточно возможностей это доказать.
Услышав стремительно приближающийся топот, я обернулся и тут же угодил в медвежьи объятия Леуша. Его помятые металлические доспехи противно скрежетали об мои костяные, но здоровяка, похоже, это нисколько не смущало.
— Дружище! — вепрем проревел мне в ухо Леуштилат. — Ты цел! Я так рад! А то когда твои мертвяки повставали, как пни, я уж подумал, ты там помер! Ну… ненароком.
