Корейский вариант (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

Медик, что был с десантниками, сообщил что трое не дождались моего прилёта, а этих у меня хоть есть шансы довезти. Кстати, лётчик-китаец второй машины был вполне жив, его подбили где-то тут рядом, отчего тот, скажем так, рухнул на землю рядом с дорогой. Сам остался жив, помят, но не более. Тот тоже подбежал, взвалив на плечо парашют, и попросил довезти его до наших. Места не было, но вдвоём мы еле-еле втиснулась в кабину. Парашют тот на крыле закрепил, не хотел бросать подотчётное имущество. В общем, взлететь мы смогли, хотя и с трудом, неудобно управлять, да ещё этот парашют на аэродинамике сказывался, тянуло влево. Подняться я успел на полтора километра, когда мы благополучно пересекли линию фронта, после чего пошли вниз, до госпиталя было не так и далеко, час лёта. Всё бы нормально было, но китаец пару раз пытался взять управление у меня, пришлось серьёзно намекнуть ударом локтя под дых, что этого делать не стоит. Больше то не мешал управлению. Дальше, после благополучной посадки, китаец с парашютом куда-то делся, а я сразу доложился особисту, который подошёл с санитарами. Тот выслушал мой доклад, нахмурился, узнав о потере одного санитарного самолёта, и направился к привезённому мной лётчику. Раненых уже унесли, в операционные. Мне же не до этого было, осмотрел машину, найдя пулевые отверстия, видимо южане из винтовок по мне палили, терпимо, потом, пока проводил обслуживание, заправщики залили топливо, поэтому сообщив особисту о моём втором рейсе, успею, тот дал добро, я снова поднялся в небо.

Моего возвращения не ждали, их почему-то не предупредили, но обрадовались, когда я появился, облетев позиции стороной. Попадать под ту же зенитку под которую попал китайский лётчик, мне не хотелось, а тот примерно показал где та стояла. Он её даже рассмотрел, автоматическая спаренная, в кузове подбитого грузовика у уничтоженной с воздуха колонны. Точно подбитого, солидно его перекосило. Снова три раненых, двое обожжены, в сознании, стонали сквозь зубы, третий на место врача, и ещё одного паренька из десанта пытались всунуть ко мне в кабину, с простреленной ногой. Тот их связывал, но они смогли его посадить так, чтобы тот мне не мешал во время полёта. Видели, как я китайца вывозил, вот и решили таким образом ещё одного раненого отправить, уговорив меня. Парнишка постоянно стонал и скрипел зубами, вовремя полёта я не раз беспокоил его ногу, но долетели без проблем, тот даже в сознании был, хотя и сильно бледным. Даже слабо улыбнулся мне, когда мы совершили посадку. Санитары не ожидали повеления четырёх раненых, так что десантника унесли вторым рейсом. После доклада особисту, и заправки самолёта, уже стемнело, я снова вылетел, танкисты были предупреждены о моём ночном прилёте, и обещали подсветить дорогу.

Следующие две недели я практически и не покидал кабину самолёта, спал урывками, накапливая усталость. Однако и мой «кукурузник» накопил усталости не меньше, потому как старший механик нашей эскадрильи, осмотрев его после очередного вылета, когда меня гоняли два «Мустанга», изувечив плоскости, твёрдо сказал, на ремонт. И крылья от дыр заделывать, и двигатель перебрать, масло травить начало, заметно потеряв в мощности. В общем, вот так я и остался без машины, и пошёл отсыпаться в палатку рядом с госпиталем. Это для нас поставили, десятиместную, одно место за мной числится. Вот только поспать мне не дали.

Проснулся я от того что меня тормошили. Спал я в одних трусах, накрывшись лёгкой простынёй, жарко всё же, поэтому увидев над собой смущённую санитарку, протирая глаза сел, хрипло ото сна спросив:

- Что случилось?

- Зовут, - только и сказала та.

Уже близился полдень, судя по стоявшему солнцу, часы стояли, я их завести забыл. Но по солнцу проспал я часов пять, около шести. Поэтому подзаводя, оделся и направился к особисту, если кто что знает, так это он. То, что фронт вот-вот рухнет я уже был в курсе, американцы рьяно взялись за дело перебросив несколько своих и британских частей, и наши уже постепенно начали отходить. Господство в воздухе также переходило к противнику. Спасибо палубной авиации с авианосца.

Тот меня и звал, как я и думал. Сидел особист у радийной машины за столиком, под навесом, и курил, пуская дым. Когда я подошёл, тот не предложил сесть как обычно, а сходу спросил:

- Ты американский истребитель «Мустанг» знаешь?

- Даже очень хорошо. В нашей лётной школе такой был.

- Это хорошо. У нас в эскадрилье переизбыток пилотов, но нет свободных машин, а тут запрос пришёл на пилотов кто знает эти «Мустанги». Несколько их захватила наша рейдовая группа, ворвавшись на аэродром противника. Отогнать или уничтожить их не успели. В наших руках пять истребителей оказалось, целых. В ремонтном ангаре их нашли. Два пилота нашлись, мне предложили поговорить с тобой на…

- Я согласен, - перебив того, сразу ответил я.

- Отлично. Сейчас радирую что ты вылетаешь. А твою машину примет, Чен, тот спасённый тобой пилот. Всё равно ему пока летать не на чем, механикам помогает с обслуживанием. Сейчас иди отдыхай, я вызову, когда за тобой прилетят.

Вернувшись в палатку, я не смог уснуть, полученное предложение взволновало меня. Ещё бы не взволновать, это то к чему я стремился. Сразу унеслись все сомнения прочь. А сомнения были, как же без них. Например, напомню, я не понимал своего устремления воевать в этой войне. А не было у меня по факту никаких стремлений, зачем мне эта война? Идеи не было, мечты, кроме желания насолить американцам, ничего. Я же не Мун, который горел мщением за своих родных, и с охоткой бы повоевал за северян. Мне родители Муна были безразличным, хотя я видел из памяти Муна что они действительно были достойными людьми и любили своих детей. За таких мстить не зазорно, но они мне всё же были чужими людьми, как и воспоминания Муна о них. Поэтому сама война в Корее, корейцев с корейцами, не очень интересовала. И восстановить историческую справедливость и объединить обе области я считал правильной причиной чтобы развязать эту войну. Однако сам я спокойно работал пилотом санитарного самолёта, и вывез за это время порядка восьми десятка человек, шестерых к сожалению, довести живыми не удалость, четверо умерли от ран вовремя полёта, двое от пулевых ранений, полученных при пересечении линии фронта. Меня грела ненависть, не сжигала своим непримиримым огнём, а именно грела, когда мягко, когда жёстко, но не обжигая. Именно поэтому я летал и ждал, когда-нибудь придёт и моё время. Я же дал себе слово что буду воевать в Корее с американцами от начала до конца. При желании и на остальных войнах, где те будут участвовать, естественно на другой стороне, а слово, тем более данное самому себе, нужно держать. Я уже пошёл на принцип, именно это и заставляет меня появляться здесь, в Корее и воевать, и я не сверну с этого пути, слово надо держать. Это предложение, что озвучил особист, как раз было первой ласточкой на моём пути. Это хорошо, главное удержаться, а дальше война начнётся с таким ожесточением, что в её топку будут бросать всех, несмотря на звания, вероисповедание и гражданство. А уж когда Китай и СССР вступят в войну, война сметёт с территорий Кореи практически всё. Чудо, что население выживет. Частично, по крайней мере.

Как-то я умудрился заснуть. Разбудил меня рёв самолёта, поэтому быстро собрав вещи, вещмешок и походную сумку, а меня хоть и поставили на довольствие, но единственное что я получил, это лётный комбинезон в единственно экземпляре, ремень, да обувь. Личное оружие не выдавали, мол, санитарам оно ни к чему, лётчикам так тем более. Может быть, только у экипажей других самолётов они были, а у меня хоть и взяли присягу и даже поступил на службу, а я не был вольнонаёмным, всё равно не выдавали. Подозревали. Глупо как мне кается, сколько уже летаю, а как-то неприятно это недоверие. Так что все выданные вещи на мне, а то что личные, я прихватил, и держа в руках, направился к лётной полосе, где разворачивался связной трёхместный самолёт. Одно пассажирское место были занято, видимо ещё одним лётчиком, я забрался на свободное место в грузовой отсек, оно лежачим было. Попрощаться с особистом не забыл, как и с механиками, и уже через пару минут, без дозаправки, видимо не требовалось, наш самолёт поднялся в воздух, а через полтора часа мы совершили посадку на захваченном аэродроме. Первое что я услышал, когда с вещами вылез из грузового отсека самолёта, пилот спешил, ему вернуться надо и двигатель тот не глушил, это далёкие и редкие выстрелы. Били винтовки, протарахтел автомат и гулко ударила танковая пушка. Ничего себе, это нас что, на передовой высадили? Я даже и не узнал где нахожусь, местность незнакомая.