Так вот, вся эта многослойная конструкция пронизывалась и намертво связывалась воедино институтом клиентелы. При которой вокруг гражданина формировался куст связанных людей. И порой весьма впечатляющий по размеру, выходящий нередко далеко за пределы локации его проживания. Понятное дело, что какие-нибудь нищие в Риме, хоть и обладали всеми правами граждан, но воспользоваться ими не могли. А вот остальные — вполне.
Как это работало?
Например, приходил такой германец или бербер и хотел поселиться на территории Римской империи. Максимум, на что он мог рассчитывать, был статус перегрина, и то не факт. С ним еще постараться надо.
Ну ладно. Стал он перегрином, захотел возделывать землю, однако, владеть землей они не могли. Сами. Ведь вся земля принадлежала Риму и, как следствие, его гражданам. Поэтому он нуждался в патроне из числа граждан для оформления сделки. Что могло сформировать целый куст фактического землевладения под патронажем некоего гражданина. И это не было арендой в классическом понимании, так как патрон мог и не получать ничего с клиента. По-разному очень складывалось. Куда важнее было то, что патрон присматривал за тем, чтобы клиент не занимался всяким непотребством, соблюдал законы и все такое, неся за него ответственность. И мог серьезно наказать, ежели тот начинал шалить.
Понятно, что и материальный интерес имелся, хотя обычно никто не увлекался, чтобы клиенты не разбегались, и политический, ведь клиенты давали социальный вес патрону. Но куда важнее то, что такой подход позволял увязывать пестрое и до крайности разнородное общество Империи в достаточно гомогенную среду. Да, не до конца. Но иначе весь этот коктейль был совершенно неуправляем, так как их ничего в сущности не объединяло. А так считай «синтетические» рода, так или иначе, завязанные на Риме и римлянах. Уникальное и весьма продуктивное решение.
Все сломал Септимий Каракалла, который в 212 году даровал всем свободным людям Римской империи полное гражданство. Из-за чего произошло две фундаментальные катастрофы.
Прежде всего утратила всякий престиж военная служба. Ведь если в легионах служили только граждане за землю, то в ауксилиях «тянули лямку» за гражданство. И эти самые ауксилии никогда не опускались ниже половины от численности вооруженных сил, выступая основным инструментов войны. Просто потому, что легионы было жалко раздергивать на текучку и излишне рисковые операции.
А тут раз — и все сломалось.
Не только с мотивацией. Нет. Это лишь половины беды. Куда хуже то, что эта реформа спровоцировала резкий рост военных расходов. Ведь многочисленным ауксилиям теперь требовалось платить как гражданам. А легионеры хотели больше, хотя теперь они фактически ничем не отличались. Ну и пошел виток за витком. Став еще одной базовой причиной катастрофой III века, наравне с кризисом ликвидности. Ведь для покрытия стремительно вспухающих платежей по армии правители стали постоянно прибегать к порче монеты, спровоцировав сильную инфляцию [200], которая, как известно, катастрофа для любой производящей экономики и рай для спекулянтов, особенно фондовых.
Ну и связи посыпались.
Модель «патрон — клиент» просто рухнула. И начался откат к землячествам. Из-за чего уже к концу III века единое экономическое пространство, которое бурно развивалось в I-II веках распалось. И началась эпоха борьбы региональных элит и распад политического единства вслед за утратой интегральных экономических интересов. Также в полный рост пошло обострение по этническим и культурным маркерам, так как романизация большей части империи оставляла желать лучшего [201].
Северы в принципе оказались теми еще «гениями», запустившими, по сути, необратимые процессы распада империи. Но это «счастье» пока не наступило. А сейчас Путята поставил командира векселяции в сложную ситуацию.
Кем являлся отец Беромира по римским законам? Правильно, перегрином, приходящимся клиентом тому самому работорговцу, который его отпустил. И вот он пожелал, чтобы его дочь вышла замуж за гражданина. А такое не поощрялось, мягко говоря. Просто чтобы не порождать юридических коллизий.
Случалось.
Да.
И легионеры, бывшие гражданами, вполне обрастали по границам «не санкционированными» женами. Но чем выше был социальный статус гражданина, тем труднее становилось на такое «закрыть глаза».
А тут целый купец из Александрии.
Не только гражданин, а бизнесом владели только они, но и весьма состоятельный персонаж, публичный. Даже захоти он — проблем не оберешься. Просто из-за того, что конкуренты попробуют сыграть на этом и задавить.
Маркус потер переносицу, прошелся и снова повторил:
— Ты сам не понимаешь, чего просишь.
— Мой сын считает, что мы либо найдем какой-то способ примирения с этими купцами, либо нам придется готовиться к серьезным пакостям. Вроде того набега кельтов. И выдача его сестры замуж за сына какого-нибудь значимого торговца из Александрии, который каждый год отправляет корабли в Индию, хороший выход. Конфликт уйдет, уступив место семейным интересам.
— Ты понимаешь, что дочь перегрина не может выйти замуж за гражданина? — наконец спросил центурион.
— Понимаю. — кивнул Путята. — Но сын считает, что вам было бы неплохо придумать, как это сделать. Он прямо сказал: «закон, что дышло, как повернул, туда и вышло». И что вы мастера правильно все оформлять, если вам сие надобно особо.
— Хм. А сколько тебе лет от роду?
— Не могу сказать, — вполне искренне ответил Путята.
— Почему?
— Счету не обучен.
— Угу. Понимаю. И на что ты пойдешь ради того, чтобы выдать свою дочь за купца из Александрии?
— Ты чего? — вклинился Маркус удивившись.
— Это ведь действительно решило бы очень многие наши проблемы. Тем более что нас уже открыто предупредили, чтобы мы не увлекались. Почему нет?
— Но он же варвар! — воскликнул торговец. — Совсем неотесанный! Так не принято поступать! Да и его дочь ведь совсем не привычна к нашим манерам и нравам.
— Дочь год к ним приучали. — возразил центурион.
— Это безумие! Надеюсь, ты не сам это станешь решать?
— Разумеется. Дело слишком серьезное и без разрешения со стороны Маркуса Понтия Лелиана, а может и Самого, претворять в жизнь его не стоит. Но для этого нужно его согласие, — кивнул глава векселяции на Путяту.
— Согласие на что? — с напряженным видом переспросил он.
— На твое усыновление, — максимально серьезно произнес центурион…
Глава 7
168, руень (октябрь), 5
— Мой сын… — как-то растерянно произнес Беромир, взяв в руки орущий «кулек».
Посмотрел на Злату, лежащую с совершенно изнуренным видом. И как-то глупо, растерянно улыбнулся. Ни в той, ни в этой жизни у него детей не имелось. Это — первый. Вот он — шевелится в его руках, дергая лапками и надрывая глотку. И что с ним делать парень просто не понимал.
Несколько секунд спустя Рада, ведьма Зари, забрала ребенка из рук отца и вернула матери. Откуда его нашли — загадка. Но ведуны из Священной рощи сумели не только выведать, где она жила весьма тихо на самом верховье Припяти, но и вытащить ее сюда.
За ведьмами Мары охотились, считая, что если в поветрие прилипчивое принести ее жертву, то оно прекратится. Да и побаивались, редко оказывая помощь и не особо защищая. Поэтому их всегда было мало. С ведьмами Зары тоже имелась беда, но иная. На них лежал запрет на создание семьи, соитие и рождение детей. А прожить женщине одной, без мужа, было крайне сложно, если возможно. Слишком много тяжелого, изнуряющего труда.
Откуда такой запрет взялся никто не знал. Но факт оставался фактом. Он имел место, и за него почему-то крепко держались. Хотя, признаться, аналогичные «глюки» творились не только в этих краях. Вон, в Риме с весталками не лучше. И не только в Риме — у многих народов что-то этакое вылезало, даже у тех же христиан, хотя они и были связаны совсем с другой культурной традицией. Видимо, какой-то архетип из тьмы веков и соответствующие предрассудки. Так или иначе, из-за этой особенности ведьм Зари наблюдалось еще меньше, чем Мары. И Рада, по ее словам, одна из трех или четырех вообще на весь славянский мир…
