С восточной стороны склон пошел вниз, робко теперь земля вклинивалась в нежную плоть моря обкатанными мысами. Полуостров казался бесконечным, хотя Эгрегий утверждал, что в дне пути на север можно набрести на соляные озера. Они примыкают к песчаной косе, что отделяет их от устья одной из рек. А эта река впадает в Негостеприимное море.
Путешественники оказались на полоске земли, хвостиком болтающимся у гористой западной части полуострова.
Эгрегий остановился на холме, с которого открывался вид на серые камни на юге. Север закрыт возвышенностями в осенних красках. Не просто узнаваемая местность, а родные просторы. Сердце учащенно забилось. Эгрегий не мог сойти с холма, глядел на знакомый, но забытый пейзаж.
Пусть не с этого места – все же ребенок не бывал тут, но родная земля.
– Тот мыс засушливый, там даже скот негде пасти, – Эгрегий указал на юг.
Ветер сметал с каменистой почвы любую растительность, а солнце довершало разгром. Для растений не было воды. Ни ручья, ни источника. Люди тоже обходили мыс стороной. Горе тем мореходам, что будут искать спасения в этих скалах.
За серым выступом сверкало зеленоватое море, чуть хмурящееся белыми волнами.
Необычный цвет воды указывал на обилие мелей и водорослей.
Дальше к востоку, когда земля опускалась до уровня моря, вода меняла цвет на темно-синий, почти черный. И за восточной оконечностью полуострова угадывалась еще какая-то земля. Располагалась она далеко, отделена от полуострова широким проливом.
– А там что? – спросила Хенельга, указав на чужой берег.
– Варвары, – Эгрегий пожал плечами, – рипены или подобные им. В основном кочевники. Мы с ними торговали. Мы, да, точно торговали.
Любоваться знакомым пейзажем можно было до бесконечности. Ноги стали ватными и не желали идти. Эгрегий сел на камень, чтобы перевести дух. Чувства нахлынули и не отпускали. Воздух, запахи – тоже били в самое сердце.
Пахло размоченными травами, словно прелой соломой. Иссохшие за лето травинки размокли от туманов, осенних дождей. Ожили некоторые растения, пользующиеся короткой передышкой в погоде. Коробочки семян трескались, в надежде захватить новые угодья. Вокруг только каменистая почва, но и на ней росло множество трав.
К северу алел лес, среди деревьев водились небольшие олени, многочисленные птицы. Эгрегий припомнил, как ставил силки. Не конкретно здесь, дальше на восток. Хотя во времена детства он не воспринимал стороны света так, как это принято в Обитаемых землях.
Скирта была центром вселенной, а солнце на небе служило главным ориентиром.
Теперь после многих лет отсутствия Эгрегий «шел на солнце», чтобы вернуться домой.
Ни поселений, ни возделанных полей вокруг. Слишком близко к варварам, чтобы устраивать тут хозяйство. В былые времена люди селились далеко на западе от Скирты, от тех построек остались лишь развалины. В одной из таких путешественники заночевали. Крыши не было, стены обрушились практически до фундамента. И все же это укрытие.
Тропинки почти заросли, по ним давно не ходили. Что казалось странным, ведь девственные леса всегда кормили горожан. Вспоминая окрестности, Эгрегий не мог вспомнить только кем он был. Похитили его юным, воспоминания почти истерлись. Все жители жили в простых домах, почти землянках. И богатый и бедный.
Кем были родители, Эгрегий не мог сказать, помнил только многочисленных братьев и сестер, что окружали его. Вечный голод, слезы и холод. Разыскать родичей не составит труда. Не все выжили, время забрало многих. Кто-то все же должен остаться.
– Я был слишком мал, чтобы запомнить, – признался наконец Эгрегий.
– Придя домой, ты вспомнишь, – успокоила его Хенельга.
Хотелось в это верить. Эгрегий не знал, как реагировать. Он слишком много задерживался, осматриваясь по пути. Не мог устоять от соблазна.
Горы остались на западе, в стороне заходящего солнца. Теперь не стоило опасаться нападения. Быколюди здесь не промышляли, равнины и холмы не подходили для их разбойничьих нападений. Зато должны были встретиться кочевники, которые ранее занимали эти земли до прихода колонистов.
Порой Эгрегий и Хенельга натыкались на следы, оставшиеся от прошлогоднего становища. Варвары вернуться зимой. Эгрегий не помнил, как кочевники взаимодействовали со Скиртой, но согласился с Хенельгой, что это был союз – и торговый, и военный. Возможно, с перевесом в сторону рипенов, как самой влиятельной силы в регионе.
Теперь уже Эгрегий мог указать, где точно находилась Скирта. Располагалась она на юго-восточной оконечности полуострова. С запада ее прикрывал мыс, а с востока тянулся длинный язык песчаного берега. Не лучшая гавань. Небольшому полису хватало такой.
Скирта не могла быть большой, хотя Эгрегию она запомнилась просто огромной. Приходилось делать скидку на то, что он теперь вырос, повидал другие города. Дом, каким бы он ни был, стал для него слишком малым. Вернуться на родину побуждал долг, но парень понимал, что не сможет тут остаться. Он просто не нужен родственникам, которым и так приходится бороться за существование.
В слух Эгрегий не говорил об этом, держал эти соображения в уме.
Хенельга тоже понимала, что ждет ее друга по возвращению. Нечто подобное испытывала она сама, когда возвращалась в родное поселение. И пусть на тот момент ее походы не были такими далекими, все же для затворников это Событие.
Границы поселения, точнее его сельскохозяйственной округи, отмечались стенами в фут высотой. Этого вполне достаточно, чтобы держать оборону от разбойников и кочевников. От масштабного вторжения они не защитят, но это и не требовалось.
Стена, на которую наткнулись путники, тянулась с севера на юг, огибая складки местности, ныряя в низины и взбираясь по склонам холмов.
– Какая же ее длина? – удивилась Хенельга.
Эгрегий поглаживал камни, в щелях между которыми росли травы. Вопрос подруги он не услышал.
За стеной шумели стебли, шуршала сухая листва. Там начинались наделы, разделенные между поселенцами. Им – предкам Эгрегия, – пришлось потрудиться, чтобы выбрать из земли камень. Этот камень они использовали для строительства защитной стены и плантажных стенок между полями.
Площадь наделов в несколько раз больше, чем площадь самого города. И все же – это уже Скирта.
Надежная стена, поставленная предками. Потомки давно ее не подправляли, надеясь на дружбу и союз с варварами.
Эгрегий повернул на юг, точно помня, где располагается проход в стене. То не были ворота, какие устраивают в городской стене. Одна стена, закругляясь, заходила за другую, образуя затычку. Две деревянные вышки, на которых дежурили лучники защищали проход. Промежутка хватало для проезда телеги.
Вышки еще держались, но выглядели ужасно. Солому с крыш сдул ветер, дерево потемнело и давно не обновлялось. Площадки наверху провалились, подмяв лестницы под ними.
Уцелел лишь камень прохода, заросший травой.
Заросла и дорога, ведущая в проход между стен.
– Странно, если не пользуются, так заложили бы проем, – удивился Эгрегий.
Он не хотел замечать очевидное, не поддавался логике, потопленный волнами эмоций. Ничто не должно омрачить радости возвращения.
Хенельга перевела взгляд с заброшенных вышек на друга. Она ничего не сказала, боясь развеять туман, которым окружил себя Эгрегий.
Еще ранее, когда впереди показались стены Скирты, женщина отметила, что не чувствует запахов поселения. Полисы цивилизованных людей отличались особым запахом – сначала навоз, который разбрасывают по полям; истоптанные луга вокруг, растения на них явно подверглись набегу не одного стада; а потом дым, аромат раскаленного железа и бронзы, но сильнее всего – испражнений.
Ничего этого не было.
И дело не в том, что Скирта маленький полис на окраине мира.
Пахло лишь влажной травой, раскаленными камнями, пряными семенами, далеким морем. Эта смесь запахов преследовала путников от самого Саганиса и пролива, стала такой привычной, что почти не замечалась. Необходимо делать усилие над собой, чтобы замечать запахи.
