— Битва, в которой погиб твой отец, явственно показывает, что роксоланы — слабые союзники. Даже с хорошими ромейскими бронями.
— На войне всякое случается. — осторожно возразил двоюродный брат жены.
— Это правда. Но вы, роксоланы, обгадились, как смогли. Сообща с дружиной раса, мы бы были несокрушимы для гётов и квадов. Сейчас же… ваша поддержка едва ли имеет хоть какой-то смысл. Останавливать их придется нам. Понимаешь? Поможете вы нам или нет — неважно. В том числе и потому что помогать вам нечем. Твои дружинники… ты уверен, что, вернувшись от меня, найдешь их в том же числе?
— Я соберу общинников!
— Ценность которых в предстоящей драке ничтожная. — скривился Берослав. — Крепко сбитая толпа пехоты практически неуязвима для легкой конницы. А хороших луков и стрел в достатке у простых общинников нет.
Гатас промолчал.
— Ладно, не хмурься. В конце концов, не ты совершил эту ошибку, а рас, от которого, очевидно, отвернулись небеса.
— Воинская удача его оставила…
— Причем тут она? — удивился Берослав. — Когда боги хотят наказать за плохое поведение, они лишают разума. Это самое страшное наказание из возможных. И самое позорное. А разве не это случилось с вами там?
Глава 2
171 год, сечень (февраль), 2
— Страшную весть принесли в наш дом, — возвестил Берослав, начиная собрание Боярской думы.
Все нахмурились.
А князь, едва заметно усмехнувшись, окинул взглядом помещение.
Второй этаж великой башни, то есть, донжона, часто использовали для разного рода публичных дел. Вот и сейчас лишнюю мебель сдвинули к стенам да лавки поставили. Их вполне хватило, чтобы всех разместить лицом внутрь. Дабы и князя видеть, и друг друга, и для выступления выходить вперед. Этакая импровизация компоновки английского парламента. Только сиденья не в несколько рядов. Пока. И стола нет, к которому бы выходили для выступления.
Бояре да ведуны от услышанных слов лишь мрачно переглянулись. Но никакого удивления у них на лице не появилось. Знали уже о том, что раса роксолан и его дружину разгромили, уничтожив почти полностью. Из-за чего теперь степь от Дона до Днестра стояла практически беззащитной.
Да, кочевники могли выставить ополчение общинников.
И выставят.
Но против гётов да квадов оно вряд ли что-то сможет. Тут и выучка, и брони, и вооружение, и, что самое главное — отсутствие опытных командиров. Да и единства им ныне не найти.
Посему никто в них не верил.
И каждый сидел мрачнее тучи, прекрасно понимая, что ничем хорошим их союзу кланов это событие не грозит.
— Да, впрочем, вы и так уже знаете. Вон, по лицам вижу. Посему вас и собрал. Давайте думать над тем, как дальше жить.
— Знать-то знаем, но ты сам скажи чин по чину. Мало ли слышать-слышали, да не то, не там и не про то? — произнес Рудомир.
Берослав пересказал.
Сначала слова Гатаса, а потом свои измышления и выкладки.
— Много их что-то, — покачал головой Вернидуб.
— Много. — кивнул князь. — Но куда хуже то, что разбитые ромеями, квады отступали весьма потрепанными. Считай голозадыми. Брони добрые мало у кого имелись. Даже в дружинах конунгов. Сейчас же, взяв трофеи с воинов раса…
— Сколько там было кольчуг? — поинтересовался один из бояр.
— Все его ратники имели железные брони. Все! — воскликнул Рудомир.
— Одна тысяча пятьсот двадцать семь лорик хамат, — веско произнес Берослав, — и двести семнадцать лорик сквамат. В основном все обычные, но, получая их запас, роксоланы по нашему примеру удлиняли рукава с подолами. Таковых у них уже набежало сто пятнадцать длинных кольчуг и семнадцать таких же чешуй.
— А Гатас унес сколько?
— Сам он в чешуе длинной. В его отряде, как он сказывал, пятеро в коротких чешуях, девять в длинной кольчуге, остальные в простых.
— Больше полутора тысяч броней… — покачал головой Вернидуб. — Это теперь вся их знать добро защищена, как и их дружины.
— Не совсем, но близко к этому.
— Не совсем? Боюсь, что нам от этого не легче.
И все загалдели.
— Тихо! — повысил голос князь, которого такое поведение немало разозлило. — Высказывайтесь по очереди, не перебивая друг друга. Отсюда пойдем туда и далее по той лавке. Начинай…
Ничего хорошего они, разумеется, не сказали.
В основном все мысли сводились к тому, что надо забиться в дальний угол и не отсвечивать. А когда германцы придут — договариваться. Про предложение Гатаса даже и думать не хотели. Им дурно становилось уже от мысли выступать в поход, чтобы встретиться лицом к лицу с ТАКОЙ силищей.
Берослав же слушал и внимательно наблюдал за ними.
Он мог им приказать.
В принципе, после тех славных побед и того материального рывка, который он тут устроил, авторитет у него имелся невероятный. Да, будут крайне недовольны. Но подчинятся.
Но от так не хотел.
Дело слишком важное и опасное. Здесь из-под палки нельзя. Здесь мотивация высокая требовалась. Чтобы каждый осознавал высокую важность своей роли. И мыслил категориями в духе известной присказки «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». Тем более что Берград здесь и сейчас имел значение намного большее, чем Москва в XIX-XX веках. Для людей, которые жили в землянках и полуземлянках, такой город был сосредоточением всего. Альфой и омегой. Центром их бытия, вокруг которого они выстраивали свое мироощущение.
Иного-то они и не видели.
Ну, почти.
Кто-то бывал в Ольвии или еще где-то. Но те города находились невероятно далеко. Настолько, что почти мираж… почти неправда. А этот — вот он.
Князь же, слушая их, думал над тем, чтобы правильными вопросами и ремарками возбудить нужным образом. Дабы они сами осознали, что надо идти и драться. Насмерть. Стараясь вырвать победу, как в той песне из фильма «Белорусский вокзал» — одну на всех, невзирая на цену.
Зачем?
Он был честен с двоюродным братом жены.
Ни гёты, ни квады не успокоятся, пока не «решат вопрос» с Берославом и Берградом, которые в их понимании выглядели осколком Рима. Тем более что князь вообще был римским гражданином и аж целым центурионом.
Да, лишь формально.
Но для германцев эта условность не будет иметь ни малейшего значения. Враги той властной группировки, с которой работал Берослав, почти наверняка уже донесли все, что нужно до конунгов. А если и не успели, то совершенно точно сделают это в ближайшее время. После чего вступит в работу метод больших чисел и противостояние статистик. Волна за волной они смогут совершенно опустошить все земли союзных кланов. Даже не прибегая к осаде крепости, как они порой в Римской империи и поступали.
И германцы не сарматы.
Леса они любили, понимали, ценили и умели в них действовать. Да с лодками были на ты. Посему выглядело все это до крайности мрачно.
В моменте — да, быть может им и не будет дела до Берослава. Но вот обжившись на новых землях, они точно про него вспомнят и придут порешать «давно наболевшие вопросы». Посему в сложившейся ситуации не оставалось ничего, кроме как атаковать первым. И пытаться захватить инициативу в надежде на то, что получится выступить новым ядром рекристаллизации хотя бы части роксолан. Без которых, разумеется, ничего не получится сделать…
— Ты говоришь страшные вещи, — наконец, после почти двух часов нервных дебатов, произнес Рудомир.
— Страшные, — согласился с ним Берослав. — Но я не пытаюсь вас обмануть или ввести в ложное умиротворение.
— Если германцы такие сильные, то как мы можем нападать? Это же верная смерть!
— И да, и нет, — грустно улыбнулся князь.
