Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

И, не дожидаясь его ответа, я провел эксперимент. Попросил одного из младших священников подойти к воротам с молитвой. Тот, дрожа и крестясь, сделал несколько шагов. «Страж» молчал.

— А теперь, — я обернулся к толпе, где в задних рядах все еще жались перепуганные Матвей и Гришка. — Матвей! А ну-ка, подойди. И вспомни, как сильно ты желал мне «добра» раньше. Подумай об этом хорошенько.

Парень позеленел, но под суровым взглядом Вяземского не посмел ослушаться. Он сделал робкий шаг вперед, и его лицо исказилось от злобы и страха.

В тот же миг тень на заборе шевельнулась. Бесшумно, плавно, она вытекла из досок, раздуваясь в бесформенное, кошмарное облако. Матвей взвизгнул и отпрыгнул назад. Тень так же плавно втянулась обратно.

— Как видите, — сказал я в наступившей тишине. — Механизм реагирует на угрозу. И только на нее. На людскую злобу и желание причинить вред. Если вы опрашивали людей, то знаете, что Матвей уже пытался сжечь мой дом. Вот от таких «Матвеев» и нужны сторожа. А теперь, отцы святые, прошу в мой дом. Я покажу вам, что прячется за этим забором.

Колеблясь, но подталкиваемые любопытством и властным взглядом Шувалова, они вошли во двор. «Стражи» молчали. Я распахнул дверь в свою мастерскую.

Для них это был прыжок в другой мир. В мир, где не было ни печи, ни лучины. Вместо этого в стенах тускло светились оранжевым теплые панели. Под потолком висела паутина медных проводов, сходившихся к большому глиняному горшку в углу, который тихо, утробно гудел. На верстаке лежали диковинные инструменты, а на кухонном столе — плоский, черный камень-жаровня, от которого исходил ровный жар от недавнего использования.

Священники замерли, растерянно оглядываясь. Их мир, простой и понятный, рушился на глазах.

— Это… что? — прошептал отец Серафим, указывая на отопительную панель.

— Обузданное тепло, — ответил я.

— А это? — спросил уже Шувалов, указывая на проводку. Гм, а этот господин-то непрост, ой как непрост! Знает, куда и на что посмотреть! Его интересовала не теология. Его интересовала технология.

— Обузданная молния, — сказал я. — Прирученная сила, которая служит человеку. Как и те «демоны» за забором. Все дело лишь в умении управлять.

Исидор молчал. Он ходил по дому, касаясь пальцами теплых стен, глядя на ровный свет «ламп», и на его лице была печать глубокой, мучительной работы мысли. Он пытался вместить увиденное в свою картину мира, но она трещала по швам.

Шувалов же задавал вопросы. Короткие, точные, можно сказать — профессиональные. «Какой радиус действия у стражей?», «Источник питания автономен?», «Возможно ли воспроизводство этих… панелей… в промышленных масштабах?». Он видел не колдовство. Он видел потенциал. И опасность.

Когда импровизированная экскурсия по дому чудес закончилась, отец Исидор, окончательно сбитый с толку и, кажется, даже несколько подавленный, принял единственно верное для него решение.

— Случай ваш… сложен и неоднозначен, — произнес он, тщательно подбирая слова. — Мы не нашли в вас и ваших делах явной ереси или признаков служения злу. Но и благословить такое мы не вправе. Я доложу обо всем в Синод. Пусть решает он.

С этими словами он и его помощники, вежливо откланявшись, удалились, оставив за собой шлейф растерянности и запаха ладана. Деревня, а вместе с ней и весь уезд, на время были оставлены в покое.

Во дворе остались лишь мы четверо: я, Верхотуров, Вяземский и молчаливый, наблюдательный граф Шувалов.

Глава 22

Когда скрип колес кареты «инквизиторов» затих вдали, а разочарованные деревенские — кто несостоявшимся аутодафе «колдуна», кто — отсутствием спецэффектов, обычно сопровождающих визиты ко мне такого рода, неохотно расползлись по своим избам, граф Шувалов вдруг подошел ко мне. Господин этот до сих пор держался в тени: не задавал вопросов по моему происхождению или провокационного типа, не вызывал свидетелей, и даже никак не обозначал свою позицию по моему делу: только ходил молчаливо за попами и за всем наблюдал. Человек невнимательный мог бы принять его за «статиста», ничего не решающего мелкого чиновника, совершенно незаинтересованного в расследовании и лишь «отбывающего номер». Но я сразу заметил — в этом человеке чувствовалась порода. Не аристократическая спесь Голицына, а спокойная, уверенная в себе сила государственника. Его штатский сюртук сидел на нем так же ладно, как на Верхотурове — мундир, а холодные серые глаза смотрели в меня в упор, словно советовали даже не пытаться что-то скрыть.

— Коллежский советник, граф Шувалов, — представился он.

Я кивнул, принимая его ранг к сведению.

— Михаил Молниев, — ответил я просто.

— Молниев, значит — повторил он. — Думаю, теперь мы можем поговорить без свидетелей и театральных представлений. Я здесь не по поручению Синода. Я представляю особый, не афишируемый комитет при дворе Его Императорского Величества. Наша задача — изучение дел, связанных с людьми, внезапно обретшими… необычные способности.

Он говорил ровным, почти безразличным голосом, будто зачитывал рапорт.

— Такие случаи, — продолжил он, — стали появляться по всей Империи. И что любопытно — по всей Европе тоже. Первые донесения пришли из Франции и Англии, как раз после того, как там начали массово устанавливать эти новомодные молниеуловители господина Франклина. Не находите это занимательным совпадением?

Гм. Не нахожу, честно говоря. Потому что это не совпадение. В моем времени во всем этом разобрались досконально, установив связь между началом использования человечеством электричества и появлением этих тварей. Казалось бы — ну почему именно сейчас? Ведь молнии били в эту землю миллиарды лет, но Грань оставалась неприступной. Почему именно XIX век, век пара и железа, стал веком прорыва?

А ответ был прост и дьявольски ироничен. Виной всему был прогресс.

В моем будущем «Теорию резонансного пробоя» изучали на первом курсе Академии. Суть ее была проста. Грань между мирами — это не стена, а мембрана-диэлектрик. Она упруга. Одиночный, хаотичный удар природной молнии — это как шлепок ладонью по воде. Громко, эффектно, но поверхность лишь на миг прогибается и тут же восстанавливается. Удары были случайны во времени и пространстве, и Грань успевала «зажить».

А потом пришел господин Франклин — тот самый, со ста долларов — со своим гениальным изобретением. Сначала «громоотвод», мать его. А затем и его логическое продолжение — молниеуловитель, чтобы получить «бесплатное» «небесное» электричество. Человечество, в своем стремлении обогащения и дармовой энергии, само расставило по всей планете тысячи «точек притяжения». Тысячи стальных игл, которые говорили молниям: «Бить сюда».

И «шлепки по воде» прекратились — начались целенаправленные, методичные удары шилом в одни и те же места. Один удар ослаблял Грань. Следующий удар в ту же точку во время новой грозы, а часто — и на протяжении одной и той же, бил уже по ослабленному месту. Эффект «энергетического молота». А сама система «острие-проводник-земля» работала как идеальный резонатор, превращая «грязный», широкополосный разряд молнии в сфокусированный, когерентный импульс. В точную, острую иглу, бьющую по самой резонансной частоте Грани.

Так вполне полезное изобретение, призванное защитить от «огня небесного» и поставить его себе на службу, стало отмычкой, которая впустила в наш мир «огонь инфернальный». Ирония судьбы, которую оценили бы, пожалуй, только демоны.

Но рассказывать все это Шувалову было бы, мягко говоря, преждевременно. Поэтому я промолчал, но он и не ждал ответа.

— Таких как вы и, если слухи верны, то и как князь Голицын, — продолжил он, — в настоящее время уже выявлено немало. И в Европе, и в нашей Империи, и даже за океаном. Только все они — не чета вам, Михаил. Тот же князь Голицын использует свой дар, как ребенок — новую игрушку: для салонных фокусов и мелких пакостей. Другие одаренные, которых мы уже обнаружили в столице, либо напуганы до смерти, либо не понимают, что с ними происходит — слепые котята, тычущиеся в темноту. Вы же, Михаил… — он сделал паузу, и его острый взгляд в упор уставился на меня. — Вы — другое дело! Едва только я вас увидел, как сразу понял: вы не просто имеете силу, вы ее понимаете. Нечасто можно встретить, как человек действует с методичностью инженера. Вы анализируете угрозу, создаете системы защиты, изобретаете артефакты, принципа действия которых я пока не могу понять, а ведь способен тягаться по знаниям с лучшими умами Академии Наук. Именно это делает вас бесценным для Империи. И чрезвычайно опасным, если вы окажетесь не на нашей стороне.