Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

Он тяжело вздохнул и поднял на молодого парня, мужика, выглядящего и держащего себя как истинный дворянин, свой выцветший, усталый взгляд. В нем больше не было враждебности. Лишь немой вопрос. И тяжесть ответственности.

Глава 21

Наш выезд из Кунгура походил скорее не на следственную экспедицию, а на торжественную похоронную процессию, направлявшуюся хоронить здравый смысл. Впереди, в добротной, но строгой карете, ехали отцы-инквизиторы, сверкая серебром окладов. Следом, в своем легком, щегольском экипаже — Верхотуров и примкнувший к нему, как единственному представителю своего вида, граф Шувалов — в качестве представителя светских властей. Как я понял, именно его взяли в комиссию от лица государства и дворян, а Верхотурова «навязал» уже сам пермский губернатор «в нагрузку». Замыкал кавалькаду тяжелый, как танк, дорожный тарантас Вяземского. Я же ехал верхом на Буране, держась чуть сбоку от головной кареты.

Деревня встретила нас гробовым молчанием. Крестьяне, завидев невиданное доселе скопление господского транспорта, попрятались по избам, наблюдая за происходящим сквозь щели в заборах и мутные стекла окон. Вся наша кавалькада — заляпанные дорожной грязью пыльные кареты, холеные лошади, важные господа в рясах и в мундирах — выглядела в декорациях покосившихся изб и навозных куч неуместно, как слон в посудной лавке.

Размещение прошло быстро и по-деловому. Отец Исидор, как и подобает главе, без лишних церемоний реквизировал избу старосты под свой «штаб». Верхотуров с Шуваловым, недолго думая, приняли приглашение Вяземского, который, в свою очередь, занял половину дома у зажиточного мельника. Атмосфера сгущалась. Все понимали, что представление только начинается.

Едва отдав распоряжения Семёну и Ульяне насчет ужина для меня и корма для Бурана, я перехватил у крыльца Вяземского.

— Степан Андреевич, — обратился я к нему. — Дела не ждут. Я должен немедленно осмотреть лес. Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной.

Он удивленно поднял на меня свои густые брови.

— Прямо сейчас? Не дав даже пыль с сапог стряхнуть?

— Угроза не стряхивает с себя пыль, прежде чем ударить, — отрезал я. — Она растет, пока мы тут рассаживаемся по гостевым комнатам. Вы хотели увидеть все своими глазами. Вот вам лучший шанс.

Он мгновение смотрел на меня, будто оценивая.

— Черт с тобой, лекарь. Твоя правда. Поехали.

Верхотуров, услышав наш разговор, тут же присоединился, сверкая глазами в предвкушении. К нашему триумвирату неожиданно примкнул и второй священник — краснощекий, кряжистый бородач отец Серафим.

— Дозвольте составить вам компанию, — пробасил он. — Обязан я своими глазами узреть то место, о коем столько споров. Да и приглядеть, чтобы лукавый вас там не искусил.

— Лукавый вряд ли осмелится показаться в вашем присутствии, отче, — съязвил я. — Но если желаете прогуляться — милости прошу. Только держитесь поближе и не пытайтесь изгонять местную флору и фауну крестным знамением. Не поможет.

Мы ехали по лесу вчетвером. Тишина, густая и вязкая, обрушилась на нас сразу, едва мы углубились в чащу. Отец Серафим то и дело бросал на меня косые взгляды и, кажется, готовился к идеологической атаке.

— Писание учит нас, Михаил, — начал он издалека, — «берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные». Сила, что не от Бога, всегда ведет к гордыне и падению.

— Мудрые слова, отче, — кивнул я, не сбавляя шага. — Но то же Писание учит и другому: «по плодам их — узнаете их». Предлагаю вам судить обо мне по делам, а не по чужим домыслам. Пока что мои «плоды» — это исцеленные крестьяне и разогнанная солдатня, пришедшая за мной по навету. Вполне себе богоугодные деяния, если вдуматься.

Священник нахмурился, не найдя, что возразить на эту циничную логику.

Когда мы вышли к краю аномальной зоны, даже прагматизм Вяземского дал трещину. Он замер, глядя на дрожащее, искаженное марево над ближайшей воронкой, и его широкое, хозяйское лицо стало серьезным. Отец Серафим начал истово креститься.

— Чистка помогла, — констатировал я, окинув лес профессиональным взглядом. — Фон стабилен. Твари сидят по норам, новые не лезут. Пока что.

В будущем такие вот «санитарные дни» были рутиной для любого рода, владевшего подобной аномалией. Я же, будучи в прошлой жизни «оружием прорыва», а не «лесником», проворонил первую стадию роста, просто потому что не знал, как быстро эти дыры в реальности способны расширяться без надлежащего ухода.

Пока священник бормотал молитвы, я решил продемонстрировать Верхотурову и Вяземскому нечто более впечатляющее, чем простые молнии.

— Господа, — обратился я к ним. — Вы люди образованные. Понимаете в физике и механике. Оцените вот это.

Я подобрал с земли четыре плоских камня. Достав моток проволоки, я быстро собрал две примитивных конструкции, добавив к каждой по куску от грибов-аккумуляторов. Собрав всю схему, я придирчиво ее осмотрел и, не найдя изъянов, отдал один ищ получившихся артефактов Верхотурову.

— Илья Васильевич, — я протянул ему объединенные проволокой два камня с выгравированными рунами. — Возьмите. Степан Андреевич, вы будете свидетелем. Отче — на вас проверка, есть ли в этих камнях дьявольская сила или нет, поможете?

Священник недоверчиво кивнул.

Я отошел на сотню шагов, сжал в руке вторую конструкцию и, почувствовав легкое покалывание, что означало активацию артефакта, поднес ее к губам.

— Раз-раз. Меня слышно? Это Михаил. Если вы меня слышите — сожмите камни и скажите в них что-нибудь.

Долгую минуту стояла тишина, и я даже уже стал сомневаться, что у меня все получилось, когда в руке снова отдало покалыванием, и над камнем образовалась воздушная мембрана, после чего раздался хриплый голос Верхотурова.

— Мы тебя слышим, Михаил.

Удовлетворенно кивнув, я вернулся и застал потрясающую картину. Верхотуров стоял с бледным лицом, глядя на камень в своей руке так, будто тот превратился в живую змею. Вяземский смотрел то на Илью, то на меня, и в его глазах читался холодный расчет и зарождающийся восторг. Отец Серафим крестил все вокруг с усердием дровосека.

— Что… это… было? — выдохнул Верхотуров.

— Примитивный передатчик. Рация. Представьте, что такая штука будет у каждого вашего офицера. Или у каждого управляющего на заводах. Приказы, которые исполняются мгновенно.

Илья молчал. Вяземский же не стал.

— Такую штуку, — пророкотал он, — если наладить производство… это же золотое дно!

— Именно, — кивнул я. — И это лишь малая часть того, что можно создать, имея доступ к ресурсам этого леса. И голову на плечах, разумеется.

Мы возвращались в деревню в полном молчании.

Отец Серафим больше не цитировал Евангелие. Кажется, у него появились куда более серьезные вопросы к своему мирозданию. Верхотуров же был погружен в свои мысли. Я видел, как в его голове рождаются планы — грандиозные, имперского масштаба.

Что ж, кажется, семя было брошено в благодатную почву. Теперь нужно было лишь дождаться всходов. И разобраться с комиссией от церковников. Мелочи жизни.

Отец Исидор был методичен, как паук, плетущий свою сеть. Первым делом он превратил просторную горницу старосты в кабинет дознания, вызывая жителей по одному, в то время как второй священник, отец Тихон, молча скрипел пером, занося показания в толстую книгу.

Крестьяне заходили по одному, срывали шапки, низко кланялись. Иные норовили поцеловать духовному лицу руку. Мир для этих людей был прост, как огородная грядка: вот Бог, вот Дьявол, вот земля, которая кормит, и господа, которые дерут три шкуры. Явление Михаила раскололо этот мир. Показания были противоречивы до абсурда. Для одних он был «благодетель, истинный святой», для других — «колдун страшный, от взгляда которого молоко киснет». Третьи, не зная, к какому берегу прибиться, лишь бормотали: «Сила в нем, батюшка. А чья — то нам, темным, неведомо».