— А может, ну его? — сменил зудящего Боряту «мухомор».
— Ты о чем?
— Ты же сам сказал, сколь много германцев придет. Тысячи и тысячи. А ну как они нас сомнут?
— И что?
— Может быть, ополченцев не мучить? А дружинникам отправиться на катамаранах в набеги? И все лето терзать супостата? А потом еще и еще, не давая им продыха.
Князь промолчал.
— Да ты сам подумай. Вот налетели дружинники на стоянку гётов али квадов. Закидали их дротиками да пилумами. Или даже нахрапом навалились, перебив всех. И сразу же ушли. Почти четыре сотни ратников в кованом железе. Кто против них устоит?
— И много ты так думаешь навоевать?
— Сам же говорил, что так можно.
— Со слов Гатаса и Валамира у гётов и квадов вся знать и их дружины ныне конные. Лошадей-то они много захватили. А после разгрома роксоланов — они еще и кованые все. Совокупно их около двух, ну… до трех тысяч.
— И что? Они ведь размазаны тонким слоем по большому простору.
— Валамир другого мнения.
— Он может врать.
— Ты сам видел его раны. Гёты слишком простой народ, чтобы устроить столь коварную и сложную хитрость. Да и сам Валамир. Его трясет от ненависти. Он жил с нами больше двух лет. Скажи, разве он раньше притворялся в таких вещах.
— Нет, — нехотя ответил Рудомир. — Валамир вообще едва ли способен к притворству.
— Поэтому я доверяю словам. А они безрадостные. Я рассчитывал на то, что все германцы, вторгшиеся в земли языгов, окажутся разобщены. Но покамест они держатся вокруг трех великих конунгов. Это значит, что в руках каждого порядка тысячи кованых всадников.
— У них нет таких славных катамаранов.
— Нету, верно. — охотно с ним согласился Берослав. — Только реки редко текут прямо. Довольно часто они петляют. Из-за чего всадники могут нагнать плывущих по реке. По узкой реке же… это очень опасно. Там ведь и стрела перелетит, и копье. Да и, пожалуй, если всадники ринутся в воду — не утонут.
Рудомир промолчал.
— Понял?
— Как тут не понять? — хмуро ответил он.
— Если наносить разрозненные удары, то тут, то там — уйти вполне можно. Но эти проказы их не остановят, скорее разозлят.
— И ослабят.
— Едва ли, потому как продлится это недолго. Будь уверен — по весне ближайшей они всей толпой к нам и пойдут. А роксоланы заключат с ними союз.
— Это еще почему?
— Если я правильно понял слова Валамира, германцы считают врагом меня, а не их. Будто бы это именно я языгов накрутил, а потом роксоланов. Так что… — развел руками князь. — Признаться, я вообще не удивлюсь, если Гатас переметнется на их сторону.
— У него от их руки погиб отец.
— Он еще слишком юн умом, и мать легко сможет настроить его нужным образом.
— А как же клятва?
— Достаточно будет тем, кто ее дал, не выходить в поход. После моей смерти она утратит свою силу. Да — скользко, но возможно.
— А может нам вообще не спешить? — спросил из-за спины Вернидуб, который внимательно слушал их разговор.
— Чтобы что?
— Вон какая у тебя броня ладная. Если ратников в нее одеть, крепость их сильно возрастет. И в обороне мы сможем принять германца в наших лесах.
Князь задумался.
Прокатный стан, который он по прошлому году запустил, использовался для изготовления прутков. Из которых делали всевозможный крепеж, сиречь метизы: от гвоздей и заклепок до скоб. Нужда в них из-за бурной стройки была невероятная. Ну и наконечники, конечно, так изготавливать получалось сильно легче.
Когда же Берослав узнал о предстоящей кампании — крепко напрягся. И сделал себе что-то отдаленно похожее на персидский тип зерцального доспеха — чахар-айина. Ну того, из будущего. Так-то здесь его еще даже в проекте не имелось.
Передняя деталь — считай прямоугольная доска, что шла от пояса до шеи. Со спины такая же. А по бокам стояли маленькие ставки покороче, чтобы руки могли свободно двигаться. Ну и сверху два широких плечевых ремня — так-то из толстой кожи, но покрытые плитками крупной чешуи.
Так вот — все эти пластины не выковывались монолитом.
Нет.
Берослав прокатывал на своем стане полосы. И склепывал их, укладывая с небольшим нахлестом.
Поначалу он, конечно, попытался выковывать эти «доски» целиком. Молот-то водяной уже имелся. Но это оказалось не так-то просто. Ему ведь требовалось сделать тонкий лист, как можно более равномерный. Вот он и рвал заготовки одну за другой, пока не психанул и вот так не попробовал. Конечно, цельный кусок стали намного лучше. Но и так — получалось отлично. Проверка показала — пилум не пробивал такую «доску», равно как и сарматское копье. Поэтому князь и решил делать пока такие наборные элементы.
На прокатном стане получая полосы. Потом на малом молоте пробивая в них отверстия на простенькой оснастке. Далее нормализуя долгим отжигом, насыщая углеродом в угольной пыли, закаляя и собирая на заклепках. Совокупно на все четыре детали сил и времени уходило куда как меньше, чем выковывать всего лишь одну переднюю «доску» целиком.
Князь эту технологию опробовал.
Оценил.
Посчитал, что к чему.
И ему понравилось. Да только сразу в дело не пустил. Решил изготовить, опираясь на эту технологию, эрзац полных лат. С защитой и корпуса, и рук, и ног. Дабы можно было снять большую часть кольчужного прикрытия, облегчая и усиливая защиту. И только потом уже внедрять эту все массово — одевая так каждого дружинника…
— Что молчишь? — спросил Вернидуб, нарушая эту задумчивость князя. — Представь, что все наши дружинники будут в таких добрых бронях. Пробить их германцу станет очень сложно. Разве нет?
— У германца много легких войск. Мы вряд ли сможем их все сдержать. Они прорвутся по рекам и попросту вырежут наших людей в поселениях. Защищенные дома ведь далеки от готовности. — медленно и тихо произнес Берослав. — Понимаешь?
— Разве германцы не решатся на большой бой? Разве станут нас избегать?
— Если увидят, насколько крепко мы защищены, то постараются заманить в засаду или поймать «со спущенными портками». Когда же окажется, что не взять нас хитростью, перейдут к набегам. Они и ромеев так терзают. Нападают или из засады и большим числом, стараясь избегать больших битв.
— Значит их набеги могут увенчаться удачей, а наши нет. — буркнул Рудомир. — Как так?
— Их много. Сильно больше нас. И мы всюду не успеем. Кроме того, они могут себе позволить нести потери в силу своей многочисленности. А мы — нет.
— Проклятье… — процедил «мухомор».
— Согласен. — кивнул Берослав. — Оно самое.
Вернидуб же промолчал, оглаживая бороду. Ему нечего было сказать, а нагнетать не хотелось. И так все ходили нервные…
Глава 10
171, червень (июнь), 5
— Да что ты ко мне пристал⁈ Не хочу я с этим спешить!
— А где мы тебя хоронить будем? — не унимался «мухомор».
— Ты хочешь ЭТО со мной обсуждать?
— Если ты умрешь, то с кем мне еще об этом поговорить?
Князь покачал головой.
Рудомир всем своим видом давал понять, что готовится к смерти Берослава. Видимо, так и не приняв ни идею похода, ни мотивацию, ни перспективы. Из-за чего порой выглядел очень неприятным в своей навязчивости и комментариях.
Да, сподвижник.
Да, помощник.
Но…
— Весеннее обострение — удивительная вещь. С ума порой сходят даже те, у кого его и не было отродясь. — пробурчал Берослав.
Рудомир нахмурился, силясь понять странную фразу. Он уже мало-мало русский понимал, но слабенько. Особенно когда касалось каких-то сложных контекстов и юмора.
— Не переживай. Это не про тебя. Ты, конечно, слегка умом тронулся, но не сильно. Обычные навязчивые идеи.
«Мухомор» нахмурился еще сильнее. Новая фраза на русском языке выглядела не более понятной, чем предыдущая, и только сильнее его запутала.
