Довольная улыбка сползла с лица девки.
— Ты чего это, Миха? — обиженно пробубнила она. — Я старалась. На последние тебе водяры купила, чтобы порадовать.
Девка шумно шмыгнула носом, утерлась рукавом блузки и обиженно засопела.
«Моя же ты красавица. Из какой глуши ты появилась, чудо первобытное?» — умилился я.
Опухшее лицо дамочки сморщилось, глазки покраснели.
— Ладно, не расстраивайся, — поспешил успокоить несчастную. Не хватало, чтобы она прямо здесь заревела. Надо девушку озадачить. — Лучше скажи, что ты думаешь об авангарде? Тебе не кажется, что «Чёрный квадрат» Малевича концептуально является метафизическим выражением предметной ассоциативности?
Деваха изумлённо вытаращила глаза. Из приоткрытого рта потянулась пузырящаяся ниточка слюны.
«Дебилка, б…дь», — обречённо подумал я, наблюдая «зависание системы».
— Пре… предметной ассоциативности, — неуверенно повторила она через минуту, глядя на меня круглыми глазами.
— Именно, — важно киваю. — Так что там насчет «Чёрного квадрата»? Но если не хочешь обсуждать великого маэстро, можем поговорить о шедевре Альфонса Алле «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами». Как тебе сюрреалистичное совмещение цветов на этой картине? Не правда ли, оно придает шедевру особую эстетику? А нежно-голубая дымка на заднем плане в сочетании с ядовито-зелёной травкой делает картину более сочной и выразительной. Согласна?
Девка захлопывает рот и быстро-быстро кивает.
— Слушай, а почему ты меня по имени ни разу не назвал?
— Не знаю, — отвечаю гостье чистую правду. Я ведь действительно не в курсе, что это за существо, и как его зовут. Подозреваю, что это девушка предыдущего хозяина тела.
— А может, ты вообще меня позабыл, кобель проклятый, — подбоченивается посетительница, воинственно уперев руки в бока. — Давай, назови моё имя. А я тебя за это поцелую, крепко-крепко, — добавляет она, кокетливо стрельнув глазками.
«Боже мой, только не это!» — от перспективы соприкоснуться со слюнявыми губёнками этой чушки меня бросает в дрожь.
— Аделаида, не? — Смотрю на неё невинными глазами.
Девка нахмуривается и злобно сверкает глазами.
— Не угадал? — грустно уточняю я. — Может, Ефросинья?
Гостья рычит.
— Опять не то? Степанида?
В мою голову летит подушка.
— Верка я, Верка, — орёт гостья. — Мы с тобой уже три месяца встречаемся. Ах ты, алкаш проклятый.
«Кто бы говорил», — скромно замечаю про себя.
— Да ладно, не кипешуй, пошутил я, — улыбаюсь Вере.
— Шутки у тебя, однако, — ворчит гостья, успокаиваясь. — В следующий раз я над тобой пошучу.
«А следующего раза не будет», — продолжаю мысленный диалог с посетительницей.
— Теперь я тебе фиг дам в ближайший месяц, — злобно улыбается девка.
«Слава Богу! Господи, спасибо!»
— Договорились, даже не знаю, как я это перенесу, — печально вздыхаю я. С трудом удерживаю губы, готовые расплыться в широкой улыбке.
Посетительница что-то почувствовала и подозрительно посмотрела на меня.
— А может, не будешь меня так жестоко наказывать? — брякнул я. И тут же пожалел об этом. Не дай бог, это чудовище согласится.
— Посмотрим, — поджав губы, ответила гостья.
«Фух, пронесло».
— Ладно, ты пришла, проведала, теперь можно и домой идти, — деликатно намекаю Верке, что пора и честь знать.
— Козел ты всё-таки, Мишка, — рычит гостья. — И не вздумай больше ходить за мной! Всё кончено.
Мысленно аплодирую Вере. Она хватает принесенную чекушку «Столичной», засовывает её обратно в свой потёртый кулек и, гордо вздернув сизый нос шагает к двери, виляя толстой отвислой задницей.
С умилением смотрю на удаляющийся грушеобразный силуэт своей «девушки». С силой дёрнутая дверь хлопает, как пушечный выстрел, навсегда разделяя меня с бывшей «невестой».
«Прощай, любимая. Мы разошлись, как в море корабли. Как мне будет не хватать твоей одутловатой рожи, мутных глаз и толстой жопы».
— Кто это так дверью хлопает? Был бы здоров, набил бы уроду морду, — недовольно ворчит проснувшийся от удара сосед.
— Забудь, у неё просто синдром алкогольной абстиненции, осложнённый плохой наследственностью, — ответил я. — Наплюй и живи дальше.
— Поссорились? — сочувственно спрашивает парень.
— Было бы с кем, — успокаивающе машу рукой.
Встаю с постели и, пошатываясь от слабости, подхожу к окну. На улице стоит лето или поздняя весна. Деревья уже окутались сочной зелёной листвой. Веточки слегка покачиваются под порывами ветра. На скамеечке сидит дедушка с родственниками. Мимо проходит женщина, ведущая за руку весело прыгающего ребёнка. Идут смеющиеся девушки. Неторопливо шагает парень, увлечённо поедающий мороженое в вафельном стаканчике.
«Здравствуй, новая жизнь! Теперь я не допущу прошлых ошибок. Всё ещё только начинается!»
Глава 3
Ординаторская хирургического отделения 17-й больницы.
— Валерий Петрович, а может, всё-таки расскажем об этом уникальном случае? Ведь это сенсация! За сутки у больного полностью затянулось ножевое ранение. Только шрам остался. Это же чудо! Мы можем прославиться на весь мир.
— Леночка, девочка моя, ты ещё наивный ребенок. Как только мы заявим о чуде, сразу же станем шарлатанами и мошенниками, жаждущими дешёвой сенсации. Ты думаешь, мы что-то сможем доказать этим твердолобым, мнящим себя светилами медицины? Ни-че-го! Такого быть не может, и всё! И правильно. Если бы я сам это своими глазами не увидел, то же самое бы сказал. Лена, мне два года до пенсии осталось. И я хочу их отработать нормально, без скандалов и прочих сомнительных приключений. Поэтому мы никому об этом не скажем, а выпишем больного через пару-тройку дней. Тем более что он уже почти две недели тут баклуши бьёт, больничное место занимает. А здесь не курорт, а больница. Мы людей должны лечить, а не со здоровыми оболтусами возиться.
— Но, Валерий Петрович, может, подумаете?
— Я уже обо всём подумал. Пациента выписываем и забываем о нём. Всё. Держи язык за зубами. Поняла?
— Поняла. Жалко всё-таки. Может, благодаря ему новая эпоха в медицине могла начаться.
— Не выдумывай! Иди, работай. И чтобы я больше таких предложений не слышал!
* * *
Через две недели меня выписали. За мной заехала мама, и я попрощался с соседями: пареньком с травмированной рукой, хмурым пожилым мужчиной, получившим ножевое ранение по пьяни от ревнивой жены, и весёлым толстячком, попавшим к нам после удаления аппендицита.
Двое последних сначала отнеслись ко мне настороженно, увидев говорящие татуировки на теле. Но потом, убедившись, что я не собираюсь «быковать» и нормально общаюсь, растаяли. Поэтому распрощался с соседями душевно.
Мать сложила старые вещи в свою большую брезентовую сумку, а мне выдала мешковатые серые брюки и затёртую чуть ли не до дыр футболку с улыбчивым олимпийским мишкой. Когда-то она была белой, а сейчас стала чуть сероватой. А довольный мишка, выпятивший свою грудь, из-за отвратительного состояния футболки смотрелся гротескно и жутковато.
«И вот это мне предлагается надеть?» — ужаснулся я, рассмотрев одежду, в которой мне предстояло поехать домой.
— Сынок, с тобой всё в порядке? — всполошилась мать, превратно истолковав мою гримасу.
— Нормально, мам, — отмахнулся я. Не стесняясь родительницы, избавился от синих спортивных штанов и майки и переоделся в брюки и футболку.
— Идем?
— Пошли. — Рано постаревшая женщина кивнула. На секунду уставшее и осунувшееся лицо осветилось искренней доброй улыбкой, сделавшей маму моложе. Разгладились морщины, в карих измученных глазах засветилась задорная искорка. Женщина на мгновение словно сбросила с себя груз прожитых лет, перенесенных ударов судьбы и житейских проблем, помолодев лет на двадцать. И сразу стало видно, что она была привлекательной и обаятельной в юности.
«Похоже, сыночек десяток лет жизни ей убавил, урод поганый, и не только он», — отмечаю в уме.
