Эра пустоши. Трилогия - Д Алекс

Я не знаю, сколько проходит времени. Минута, две или вечность. Все мои чувства и ощущения тонут во всеобъемлющей скорби, бездонной как черная пучина, что поглотила Фокс. Забрала ее себе жестко и беспощадно, словно имела право… Беззвучно всхлипывая, я по-прежнему сжимаю безжизненную руку Теоны, вспоминая, какой сильной и особенной она была. Неунывающей, временами дерзкой, но почти всегда непринуждённой и искренней, готовой подбадривать любого, кто нуждался в поддержке или совете. Самая честная и прямолинейная из всех нас. Яркая влюбчивая звездочка из серого Гидрополиса, погасшая слишком рано. Теперь от нее остался только пустой остекленевший взгляд, обращенный в никуда…

Сдавленный вдох, прозвучавший совсем близко, заставляет меня вскинуть голову. Сквозь мутную плену слез я с трудом фокусирую взор на Эвансе. Оказывается, это он был все время рядом. Неподвижный и молчаливый как скала.

Я не вижу выражение его лица за шлемом, но по напряжённым плечам и едва заметной дрожи видно, как тяжело ему дается сдерживать своё горе.

– Черт возьми, Теа… – он протягивает руку к ее окровавленному плечу, но затем быстро одергивает, сжимая пальцы в кулак до хруста костяшек. – Черт… – снова и снова повторяет, словно не может принять жесткую правду. Его дыхание становится всё более прерывистым. Лейтенант замирает, погружаясь в свои мысли, а затем что-то в нём ломается. Он быстро отворачивается, стараясь не показать своей слабости. Резко встает на ноги и отшатывается назад.

Может быть, я в нем ошиблась, и Эванс испытывал к Теоне гораздо более глубокие чувства, а не только эгоистичное желание обладать той, что выбрала другого? И выбрала ли? Пусть мне не удалось узнать Фокс достаточно хорошо, чтобы читать ее мысли, но к этому парню она однозначно была неравнодушна. Это было заметно по мимолётным взглядам и тому, как она горячо и категорично отрицала, что между ними ничего больше не осталось, а он злился и настаивал, срываясь на Ховарде, а иногда и на самой Теоне.

Нет, Эванс волновал ее. И, возможно, не меньше, чем Шон…

Шон.

Оглянувшись, я нахожу взглядом Ховарда. Ссутулившегося и застывшего в неестественной позе. Он будто окаменел, как и остальные инициары. Жуткое молчание, ни малейшего движения, рваное дыхание и гулко бьющиеся сердца. Страх и ужас свершившейся утраты нависает над нами тягостной плотной тишиной. Вязкий полумрак давит на плечи, невысказанные слова и невыплаканные слезы комом стоят в груди.

– Отпусти ее, Дерби. Она мертва, – хрипло произносит Эванс, со свистом выдыхая воздух. Отчаяние и боль в его голосе настолько осязаемы, что меня накрывает второй волной чудовищного осознания. – Поднимайся, – приблизившись, он протягивает мне руку, помогая встать на ноги.

Я еще какое-то время потерянно стою над телом Теоны, ощущая, как свинцовые тиски не позволяют сделать полноценный вдох. Волна горя и опустошения захлестывает все сильнее.

Эванс пытается отвлечь меня от этого ужаса, переключить внимание на задачу, как и положено командиру. Он шагает вперед и с трудом выдавливает слова:

– Мы не можем оставаться здесь. Нужно понять, где мы оказались и найти выход. Связь с Харпером пропала, так что придется рассчитывать только на себя.

– Найти выход? – я поднимаю на него потрясённый взгляд. – Уйти и оставить Теону с этими дохлыми тварями?

Мой голос звучит резко и почти грубо, но мне плевать на чертову субординацию. Я не могу понять, как он может так спокойно говорить о том, чтобы бросить Теону здесь и искать очередной выход, которого, вполне вероятно, попросту нет.

– Я отвечаю за остальных, Дерби. За всех вас. Если мы и дальше будем терять людей, у нас просто не останется шансов на спасение, – жестко и бескомпромиссно чеканит он.

Сжимаю кулаки, ощущая, как внутри всё закипает от гнева. Этот холодный, беспристрастный тон… Как он может?

– Но это же не просто «ещё одна смерть», лейтенант, – бросаю я, не в силах сдержать горечь. – Это Теона. Она была с нами с самого начала. Она… Она была одной из нас.

По телу лейтенанта проходит крупная дрожь. Возможно, он хочет что-то ответить, но тут вмешивается Шон, поддерживая мое праведное возмущение.

– Ари права. Это неправильно, Эванс. Мы не можем просто уйти.

Лейтенант издает раздраженный рык. Кажется, он сам не понимает, что ему мешает отдать привычный приказ и уйти. Его плечи напрягаются, и по едва уловимым движениям видно, что внутри него ведут борьбу долг и нечто более личное.

– А если бы это был ты, Эванс? Или Харпер? – вклинивается в диалог Амара.

После пережитого кровавого ада за периметром, ее психика справилась быстрее с тем кошмаром, который настиг нас сегодня. И гибель Теоны… Нет, я не думаю, что ее это затронуло меньше, но Лароссо видела столько смертей в последние дни…

– Или некорректно сравнивать жертвы среди командования с такими, как мы? Но ведь ты тоже был инициаром, лейтенант! – с напором продолжает Амара. – Прошел всего год, и ты так легко забыл с чего начинал? Сколько сослуживцев ты похоронил? Или бросил так же, как ее? На поле боя? Мы – люди, Эванс, и не должны переступать через тела своих павших друзей, как это делают потерявшие человечность мутанты. Иначе мы ничем не отличаемся от них, – на этой ноте она заканчивает свою эмоциональную речь, нашедшую горячий отклик в сердцах каждого.

Эванс не отвечает, пытаясь вернуть себе привычную жесткость, его взгляд возвращается к мёртвой Теоне, и я вижу, как его губы беззвучно двигаются за прозрачным визором. Никто, кроме меня, не смог бы рассмотреть в кромешной тьме ни малейшего проблеска эмоций. Тепловой спектр позволяет увидеть только пульсирующие красным силуэты. Но я… я замечаю то, что недоступно другим. Лейтенант – не хладнокровная боевая машина. Он все еще человек, способный на сострадание. Всего год… Амара права. За это время невозможно очерстветь настолько, чтобы закрыть глаза на гибель любимой девушки, и оставить ее тело гнить вместе с трупами убийц.

– Мы вернемся за ней, – сипло произносит Зак, давая обещание, в которое сам не верит. Я слышу в его голосе надрыв и борьбу… и ответственность, и долг. Ему трудно принять решение. Возможно, в разы труднее, чем нам. – Ее смерть не должна быть напрасной. Если мы останемся здесь, то закончим точно так же.

– Я остаюсь, – бросаю резким тоном, потому что не могу иначе. Сердце горит в груди от несправедливости. Я могла оказаться на месте Теоны… Любой из нас мог лежать там, на полу в луже крови.

– И я, – подхватывает Шон, а за ним – все остальные.

– Ты не понимаешь, Дерби, – голос Зака все-таки срывается, но он быстро берет себя в руки. – Мы все должны выбраться. Я не могу позволить вам погибнуть ради… – он замолкает, не находя нужных слов, а потом внезапно добавляет: – Ради мёртвого тела.

Эти его слова задевают меня до глубины души, как будто он только что бросил нам всем в лицо что-то невыносимо холодное и жестокое.

– Ради мёртвого тела? – повторяю я, не веря собственным ушам. – Ты сам слышишь, что говоришь?

Шон делает шаг вперед, вставая почти вплотную к Эвансу.

– Зак, ты же не конченая мразь. Это не просто тело. Это… – он прерывается, пытаясь подобрать слова. – Это Теона. Та, кого мы оба знали задолго до того, как оказались здесь. Кого мы ценили. Кого ты ценил.

Эванс отступает назад, тяжело выдыхая. На короткий миг в мрачном подземелье повисает тяжёлая тишина, а затем до нашего слуха доносится неясный шум. Далекое эхо шагов и тихие голоса, приглушённые, но постепенно приближающиеся со всех сторон. Мы все напрягаемся, замерев и ловя каждое движение.

– Это… люди? – встрепенувшись, настороженно шепчет Амара.

– Кажется, да, – неуверенно отзывается Кэс.

Это ее первая реплика с момента гибели Фокс. Они не были близкими подругами и гораздо реже общались, но я уверена, что смерть Теоны потрясла ее не меньше, чем меня.

– И их много, – прислушавшись, мрачно произносит Дилан, вглядываясь в темные проемы коридоров, ведущие к бетонному квадрату, где находимся мы. – Что думаешь, лейтенант? – обращается он к застывшему Эвансу. – Это обещанная подмога или…