Следующим шагом были местные индейцы. Мы захватили в окрестностях Портобелло несколько деревень, и хотя отношения с туземцами были, мягко говоря, натянутыми, кое-какой контакт удалось установить. Морган, который всегда умел находить общий язык с кем угодно, если это сулило выгоду, притащил ко мне нескольких старейшин, посулив им какие-то безделушки и ром. Я снова действовал осторожно, показывая лишь общие очертания гор и рек, стараясь не раскрывать своих истинных намерений.
Индейцы смотрели на мои рисунки с мрачным любопытством. Они долго перешептывались на своем гортанном наречии, тыча пальцами в карту. Некоторые качали головами, другие что-то бормотали о злых духах, обитающих в далеких горах. Один старик, с лицом, похожим на высохший корень дерева, указал на область, где на карте Дрейка были изображены особенно высокие и закрученные пики. Он сказал, что это «Спящие Великаны», и за ними лежат земли, куда их предки боялись ходить, потому что оттуда никто не возвращался. Он говорил о непроходимых болотах, о племенах каннибалов, о чудовищах, скрывающихся в чаще. Звучало, конечно, как типичные страшилки для запугивания чужаков, но в его глазах был неподдельный ужас.
Постепенно вырисовывалась безрадостная картина. География, изображенная Дрейком, либо не существовала в известной реальности, либо была настолько искажена и зашифрована, что опознать ее могли лишь те, кто обладал ключом к этому шифру. А ключа-то у меня и не было, если не считать самой карты, которая сама по себе была загадкой. Я чувствовал, как почва уходит из-под ног. Захват Портобелло, разгром эскадры, все эти жертвы — все могло оказаться напрасным, если мы так и не сможем понять, куда, черт побери, идти. Экспедиция, еще не начавшись, уже висела на волоске. Надежда, такая яркая после получения полной карты, начала таять, как утренний туман.
Дни тянулись, сливаясь в недели бесплодных усилий. Мой кабинет превратился в настоящий штаб по расшифровке древней головоломки. Стол был завален не только картой Дрейка и сопутствующими документами, но и всеми доступными испанскими лоциями, навигационными картами, какими-то обрывками отчетов, найденных в губернаторских архивах. Мы со Стивом и Морганом часами просиживали над этим ворохом бумаг, сравнивая линии, пытаясь найти хоть малейшее совпадение, хоть какую-то зацепку, которая могла бы вывести нас из этого лабиринта.
Стив, с его прямолинейным солдатским мышлением, больше полагался на здравый смысл и пытался отыскать хоть что-то, напоминающее реальные географические объекты, пусть и сильно искаженные. Он чертыхался, проводил загрубевшими пальцами по пергаменту и бормотал что-то вроде: «Ну не мог же этот Дрейк совсем уж от балды все это нарисовать! Должна же быть какая-то логика!»
Морган, напротив, подходил к делу с хитростью и изворотливостью заправского интригана. Он искал скрытые смыслы, двойные толкования, пытался представить, как мыслил бы сам Дрейк, если бы хотел зашифровать свой путь. Он выдвигал самые невероятные теории, порой граничащие с абсурдом, но иногда в его рассуждениях проскальзывали интересные мысли, заставлявшие и меня посмотреть на карту под другим углом. «А что если, капитан, — говорил он, задумчиво покручивая ус, — эти горы — вовсе не горы, а, скажем, облака определенной формы? Или эта река — не река, а путь солнца по небу в определенный день года?»
Я же пытался подключить к делу остатки своих знаний из будущего и, конечно, Вежу. Нейросеть, хоть и лишившаяся значительной части своих «очков влияния» после сделки со мной за информацию о местонахождении Эльдорадо, все еще была способна анализировать огромные массивы данных. Я скармливал ей все имеющиеся у нас карты, описания рельефа, гидрографии, известные маршруты экспедиций. Вежа сравнивала, сопоставляла, выстраивала вероятностные модели. Но и она, похоже, зашла в тупик. Система указывала на несколько потенциально подходящих регионов где-то в глубине Анд или в верховьях Амазонки, но ни один из них не совпадал с картой Дрейка полностью. Слишком много было «белых пятен», слишком много неизвестных переменных.
«Недостаточно данных для точной корреляции, капитан, — бесстрастно сообщал мне внутренний голос Вежи. — Вероятность ошибки слишком высока».
Время шло, а мы топтались на месте. И это начинало сказываться на настроении команды. Пираты — народ нетерпеливый. Они одержали славную победу, захватили богатейший город, набили карманы золотом. Праздники и попойки закончились, добыча была сложена в хранилища, и теперь им хотелось новых приключений, новой добычи или, на худой конец, просто возможности потратить награбленное. А вместо этого их капитан, запершись в кабинете с двумя ближайшими сподвижниками, уже которую неделю корпел над какими-то старыми бумажками, словно одержимый алхимик, пытающийся превратить свинец в золото.
До меня доходили слухи. Сначала — недоуменные вопросы, потом — откровенный ропот. «Чего это наш Док Крюк засел, как крот в норе?», «Золота мало, что ли, ему?», «Может, спятил старик от этих карт?». Я понимал их. Пиратская жизнь — это движение, риск, адреналин. А сидеть на одном месте и ждать, пока капитан разгадает древнюю загадку, — это не для них. Стив, который чаще бывал среди команды, хмуро докладывал, что дисциплина начинает похрамывать, нет-нет да и вспыхивают пьяные драки, а некоторые уже поговаривают, не пора ли сниматься с якоря и поискать удачи в других местах.
Я чувствовал, как сжимается кольцо. Мы застряли. У нас была карта, которая, казалось, вела в никуда. У нас была команда, которая начинала терять терпение. И у нас было время, которое неумолимо утекало сквозь пальцы. Я понимал, что нужно что-то предпринять, и как можно скорее, иначе все наши грандиозные планы по поиску Эльдорадо так и останутся планами. Нужно было найти ключ, какой-то нестандартный подход, иначе этот тупик мог стать концом не только для экспедиции, но и для моей репутации капитана. И где искать этот ключ, я пока себе даже не представлял.
Однажды ночью, когда Портобелло уже давно погрузился в сон, а в моем кабинете горела лишь одна свеча, отбрасывая дрожащие тени на стены, я в очередной раз сидел над проклятой картой. Глаза слипались, мысли путались, а отчаяние начинало подбираться все ближе, холодное и липкое. Я механически водил пальцем по пергаменту, уже не надеясь что-либо понять, просто оттягивая момент, когда придется признать свое полное поражение.
И тут, в какой-то момент, когда сознание уже балансировало на грани сна и яви, мой взгляд зацепился за знакомое сочетание символов. То самое солнце с расходящимися лучами, стилизованные изображения горных пиков — три остроконечные вершины, расположенные почти треугольником, — и рядом с ними волнистая линия, обозначающая, по всей видимости, озеро или большую реку. Я видел эти символы сотни раз, но сейчас они вдруг сложились в иную картину.
В памяти всплыли слова того старого индейца, которого приводил Морган. Он говорил тогда много всякой чепухи про злых духов и проклятые земли, но среди этого потока мистики проскользнула одна фраза, на которую я тогда не обратил должного внимания. Что-то о «золотом озере, которое просыпается, когда солнце целует его между тремя стражами». Или что-то в этом роде. Тогда это показалось мне обычной индейской метафорой, поэтическим образом, не имеющим практического смысла. Но сейчас…
Я резко выпрямился, сонливость как рукой сняло. «Золотое озеро… отражающее солнце… между тремя пиками…» А что, если это не просто поэзия? Что, если это и есть ключ? Что, если Дрейк, составляя свою карту, опирался не только на сухие географические данные, но и на местные легенды, на знания туземцев, которые жили на этих землях задолго до прихода европейцев?
Я снова уставился на карту. Символ солнца был расположен не просто так, а точно между двумя из трех горных пиков, а лучи его как бы указывали на водную гладь. Это не могло быть случайностью. Дрейк явно хотел что-то этим сказать. Возможно, речь шла о каком-то оптическом явлении, видимом только в определенное время суток или года, когда солнце занимает конкретное положение на небе, и его отражение в воде указывает путь или отмечает вход в скрытую долину. Карта — это не просто плоский план местности. Это, скорее, инструкция, указывающая на специфическое взаимодействие природных объектов, на игру света и тени, на явление, которое нужно увидеть своими глазами, чтобы понять, куда двигаться дальше.
