Я обвел взглядом лица пиратов. Кажется, мои слова произвели должный эффект. В их глазах я видел не страх, а скорее понимание и суровую решимость. Они поняли, что я не шучу. Что Вольная Компания — это не просто сборище удальцов, а серьезная организация со своими законами и правилами.
Я коротко взглянул на палача. Тот понял мой безмолвный приказ. Он проверил петлю, потом резко дернул за веревку, перекинутую через перекладину.
Тело Кита дернулось, взлетело на несколько дюймов над помостом и замерло, раскачиваясь в утреннем воздухе. Раздался глухой хрип, потом все стихло. Это было жестокое зрелище, от которого у многих, наверное, застыла кровь в жилах. Но я заставил себя смотреть, не отводя взгляда. Это был урок, который должны были усвоить все. И я, как лидер, должен был показать, что готов идти до конца ради сохранения нашего братства.
Некоторое время на площади стояла мертвая тишина. Потом кто-то из толпы негромко кашлянул, кто-то переступил с ноги на ногу. Напряжение начало понемногу спадать. Урок был усвоен. Я это чувствовал. Предательство в наших рядах больше не повторится. По крайней мере, я на это очень надеялся.
Я спустился с помоста. Морган и Стив последовали за мной.
— Жестко, капитан, — заметил Морган, когда мы отошли на достаточное расстояние. — Но необходимо.
— Да, — согласился я. — Иногда приходится принимать трудные решения. Но теперь, я надеюсь, мы сможем сосредоточиться на главном.
Я посмотрел на восток, где солнце, наконец, прорвалось сквозь тучи, окрасив небо в нежно-розовые тона. Впереди нас ждало Эльдорадо. И теперь, когда мы избавились от крысы в своих рядах, наш путь к нему стал немного чище.
Глава 14
Казнь Кита осталась в прошлом, как тяжелый, липкий кошмар, от которого наконец удалось очнуться. Не скажу, что это доставило мне удовольствие, но иногда приходится принимать решения, от которых на душе скребут кошки. Главное — в наших рядах больше не было крысы, и это развязывало руки. Теперь можно было без опаски сосредоточиться на том, ради чего все это затевалось — Эльдорадо.
Я уединился в кабинете захваченного губернаторского дворца. После суматохи последних дней, после крови и предательства, эта комната с ее тяжелой резной мебелью и запахом старых книг казалась почти святилищем. Здесь, в относительной тишине, нарушаемой лишь далекими криками с порта да скрипом собственного пера, я собирался наконец собрать воедино все части головоломки, оставленной сэром Фрэнсисом Дрейком.
На массивном дубовом столе, который, без сомнения, повидал не одного напыщенного испанского гранда, я с почти благоговейным трепетом разложил сокровища иного рода. Четыре куска пергамента, пожелтевшие от времени, с потрепанными краями. Каждый из них сам по себе — бессмысленный набор линий и значков, фрагмент чужой, непонятной мысли. Но вместе… О, вместе они должны были явить нам путь.
Я аккуратно, стараясь не повредить хрупкий материал, придвигал их друг к другу. Вот изгиб побережья совпал с еле заметной меткой на соседнем куске. Вот странная загогулина нашла свое продолжение. Пазл складывался. И когда последний, четвертый фрагмент лег на свое место, передо мной раскинулась полная карта. Сердце на миг замерло, а потом пустилось вскачь. Вот она, перед моими глазами — карта Дрейка, ведущая к мифическому золотому городу!
Карта, что предстала моему взору, была… странной. Это самое подходящее слово. С одной стороны — знакомые, хоть и нанесенные с некоторой долей условности, характерной для картографии того времени, очертания южноамериканского побережья. Вполне узнаваемо, хотя и требовало определенной поправки на современные знания. Но чем дальше от береговой линии, тем фантастичнее становилось изображение. Земли, которых не было ни на одной из известных мне испанских или голландских лоций, да и Вежа, будь она сейчас активна в полной мере, наверняка бы запуталась. Горы, закрученные в немыслимые спирали, словно гигантские окаменевшие улитки. Реки, которые, судя по стрелкам, текли не к морю, а куда-то вглубь материка, или даже меняли свое направление под прямым углом. И повсюду — символы. Мелкие, крупные, геометрические фигуры, стилизованные изображения животных, какие-то руноподобные знаки. Голова шла кругом от попыток их систематизировать.
Рядом с картой легли другие артефакты: кипа записок из того самого ящика, который мы с таким трудом подняли с Монито, и тоненькая, почти истлевшая от времени и влаги книжица в кожаном переплете — та, что я извлек из свинцового гроба самого Дрейка у берегов Портобелло. Все это вместе должно было дать ответ, пролить свет на тайну Эльдорадо. Ключи, разбросанные во времени и пространстве, наконец-то собрались на одном столе.
Один участок карты был обведен особенно жирно. Крест, нацарапанный, казалось, в спешке, и рядом с ним — стилизованное изображение солнца с расходящимися лучами. Этот главный маркер, главная цель, находился где-то невероятно далеко от побережья, в глубине неизведанных джунглей и гор, в тех краях, которые на картах обозначались лаконичным «Terra Incognita». Никаких поселений, никаких ориентиров, привычных европейскому глазу. Только этот крест и это солнце.
Я откинулся на спинку тяжелого кресла и потер виски. Час за часом я всматривался в эти линии и символы, пытаясь уловить логику, скрытую за ними. Это была не просто карта. Это был ребус, многоуровневая головоломка, оставленная человеком, чей ум явно выходил за рамки обыденного. Дрейк был не только удачливым пиратом и мореплавателем, он был еще и мастером мистификаций, человеком, умевшим прятать истину на самом видном месте. И сейчас я, врач из XXI века, оказавшийся в шкуре пиратского капитана века XVII, пытался проникнуть в замыслы этого англичанина. Ощущение было такое, будто стоишь перед закрытой дверью, а ключи вроде бы в руках, но ни один не подходит к замку. Или я просто не вижу, как их правильно применить. Тайна Эльдорадо, собранная из кусочков, оставалась такой же непроницаемой.
Первоначальная эйфория от обладания полной картой постепенно сменилась тягучим, почти осязаемым разочарованием. Одно дело — иметь перед собой древний пергамент, и совсем другое — понять, куда он, черт возьми, ведет. Я мог часами, как завороженный, пялиться на эти хитросплетения линий и символов, но без практической привязки к местности карта оставалась лишь красивой, но бесполезной безделушкой. Нужно было действовать, искать тех, кто мог бы хоть как-то опознать эти загадочные земли.
Первыми, к кому я обратился, стали пленные испанские чиновники и офицеры, которых мы захватили вместе с Портобелло. Среди них нашлись и те, кто по долгу службы имел дело с картами и отчетами об исследованиях новых территорий. Я не стал посвящать их в истинную цель своих поисков, боже упаси! Сказал, что изучаю старинные документы, связанные с ранними экспедициями, и интересуюсь, не встречались ли им подобные изображения или описания. Осторожно, чтобы не вызвать подозрений, я показывал им отдельные, наиболее «земные» участки карты, копии, сделанные моей собственной рукой, тщательно затушевывая самые фантастические детали и, конечно же, тот самый крест с солнцем.
Реакция была предсказуемой. Сначала — вежливое недоумение, затем — снисходительные улыбки. Мол, капитан, это же явные фантазии, байки старых мореходов, которыми они травили друг друга в портовых кабаках. Один пожилой картограф, с лицом, изборожденным морщинами, как старая карта, долго вертел в руках мой набросок, цокал языком, а потом изрек, что, дескать, видал он на своем веку немало диковинных карт, составленных то ли безумцами, то ли отъявленными лжецами, и эта, похоже, из той же серии. Некоторые, правда, упоминали о каких-то слухах, о «золотых городах» далеко в джунглях, но все это было на уровне легенд, не подкрепленных никакими фактами. Никто, ни один из них, не смог указать на карте хоть что-то, что напоминало бы реальный, известный им участок суши за пределами уже освоенных прибрежных районов. «Это земли дьявола, сеньор капитан, — сказал мне один из офицеров, крестясь. — Туда не суются даже самые отчаянные конкистадоры. Там лишь смерть и безумие».
