Русому тем временем надоела рука. Если её грызть, звуки не такие смешные получаются. И он решительно прикусил Коле яйца, а тот, оправдывая надежды зверюги, принялся выть фальцетом.
— Спасибо, брат Русый, — поблагодарил я питомца, погладив его по костяным пластинам на загривке. — Отпускай… Давай вернём его, откуда сбежал…
Русы ещё пару раз мотнул забавного человека. А потом всё-таки выпустил из пасти нежно любимую часть тела, оставив в покое скулящего и стонущего Колю. Правда, на морде волчары читалось видимое сожаление… Зато, рассмотрев обгрызенное лицо блондина, Русый перевёл взгляд на меня… И в нём определённо сквозило уважение. А ещё вопрос: а почему мне так не разрешаешь?
Блин, до чего я докатился, а? Уважение Русого в подобных вопросах — это, как ни крути, весомый повод проверить психику…
Вытерев кровь с лица, я вытащил нож и срезал пару полосок ткани со штанины пленника. После чего намертво замотал ему руки.
Он выл, извивался, матерился… Причём не только от обиды, но и от боли. Просто я решил не обращать внимания на то, что одно запястье ему клыками измочалили. Ну а задница, на которую я коленом давил, мною же и прострелена. А ещё у Коли было пробито левое плечо — тоже мной. Видимо, первый выстрел, который я делал вслепую, всё-таки попал в цель.
Оттого было как-то вдвойне стыдно и удивительно, что блондин чуть меня не победил. Впрочем, Коля тоже хотел жить. Он с такой ненавистью на меня смотрел и так удирал, что сразу становилось понятно: этот тип знает, чем для него всё закончится.
Забудь он первым о стеснительности и отгрызи мне чего-нибудь — ещё неизвестно, чем завершилась бы схватка. Однако первым наплевал на красоту сражения я. Отгрыз ему две трети верхней губы, сломал пару зубов, свернул нос… И всё равно чуть не продул.
— Всё лавно вам конец! — прохрипел вор и начал смеяться, что с учётом оголённых верхних зубов выглядело жутковато. — Всех…
Далёкий выстрел разорвал тишину ночи. Стреляли не наши у реки, стреляли значительно дальше… Затем раздался очень далёкий визг…
Я перевёл взгляд на тёмную громаду скалы, где стояло Алтарное. И увидел, как мечутся в городе огоньки факелов.
Снова раздался выстрел.
Я удержался. Мне надо было бежать, спасать, карать… Но когда яйца болят, а правый глаз заливает кровью, и вообще ты только чудом выжил в драке — на новые подвиги как-то не тянет. Поэтому я улыбнулся Коле и спросил:
— Сам пойдёшь, раз так много знаешь? Или понести?
— Понеси меня, мой лыцаль! — осклабился Коля.
Ну и я понёс… Схватил его за петлю связанных за спиной рук. И потащил за собой по земле. Это простое решение подарило мне восхищённый взгляд Русого («во какие звуки мой двуногий из других двуногих извлекать умеет!»). И ещё небольшое моральное удовлетворение.
Далеко, правда, унести не получилось… От боли Коля замычал, извернулся и даже умудрился встать на ноги. А дальше молча пошёл сам, впереди меня. Впрочем, иногда он оглядывался и бросал на меня злобные взгляды. Но мне на все его «обидки» было наплевать…
Глава 24. Война — и это уже определённо
Дневник Листова И.А.
День шестьдесят третий. Странные звуки в ночи…
— Вано! Давай его сюды! — Мелкий встретил нас на переправе. — Ваще норм ты его отделал!
— Сам напросился… — буркнул я, потому что это ещё был большой вопрос, кто кого отделал.
Гопник встретил меня на берегу, выше порогов, где можно было переправиться через реку. Ну или хотя бы попытаться.
— Будешь дёргаться, попрошу Русого оторвать тебе яйца! — пообещал я Коле, перед тем как лезть в воду.
Тот промолчал, но деваться ему было некуда. Без рук устраивать заплывы можно, но только в вертикальной плоскости. А я настырный! Выловлю, откачаю — и всё равно заставлю жить и мучаться. Пока на все вопросы, гад такой, не ответит.
Коле, правда, было уже на всё плевать. Он явно не строил иллюзий, чем закончится его плен. Так что утонуть в его случае было бы неплохим выходом. Правда, он уже прекрасно понял — не дадим.
Мелкий притащил верёвку, которой мы обмотали пленника. Теперь его можно было вытащить, даже если начнёт течением уносить. А раз сбежать Коля не мог, то решил, видимо, и не дёргаться. Чтобы не умереть уставшим, когда его время придёт.
Переправа оказалась делом нелёгким. Пленник, конечно, пытался кое-как ногами шевелить, но не слишком активно. Лишь бы воды не нахлебаться. Мы с Мелким вынуждены его были практически на себе тащить. А поскольку в одном месте реку пришлось переплывать, то тут вообще стало тяжко… Нас чуть снова не снесло к порогам.
На берег выбрались мокрые, злые и продрогшие до костей. Вода была ледяная, аж дух перехватывало. Вдоль обрыва вернулись к захваченному лагерю, где уже вовсю шёл допрос остальных пленников.
Кострома сидела на земле, перемотанная бинтами. Выглядела откровенно хреново. Зато и помирать, кажется, не собиралась.
— Ты как? — первым делом спросил я у девушки, когда мы подошли.
— Жить буду, — слабо ответила она. — Этот козёл дробью засадил… Шарики не все смогли вытащить… Сам-то как?
— Лучше, чем ты! — признался я, усаживая нашего Колю рядом с его приятелями.
— Едрёна вошь, Вано, ты это… Проголодался и перекусил во время драки? — удивлённо присвистнул Борис, разглядывая погрызенное лицо блондина.
— Несмешно… — хмуро бросил я, поморщившись и доставая «лечилку».
То, что у меня болело тело и отбитая промежность — это ещё полбеды. У меня, вдобавок ко всему, были обломаны передние зубы. И вот они болели… Причём как бы не сильнее всего остального. Нано-роботы, конечно, сразу не подействуют… Но хоть буду знать, что уже закинулся «лечилкой».
— Они бесполезные… — заметил Пилигрим, подходя к Коле. — Может, ты… О! Какая приятная встреча! Кострома, ты не поверишь, кто тут у нас!
— Поверю… Говори… — слабо отозвалась та.
— Это у нас Николай Марженов, собственной персоной! — усмехнулся Пилигрим, вглядываясь в лицо Коли. — Тот ублюдок, который когда-то отдал мне один очень неприятный приказ. Ловить тебя.
— Да? — в голосе девушки прорезался интерес. — Дайте я этой гниде в лицо посмотрю!..
Дунай помог валькирии подняться и доковылять до пленника. Кострома села напротив Коли и, заставив его поднять лицо, брезгливо сморщила нос.
— Гляжу, трутень, не пощадила тебя жизнь! — заметила она.
— Это меня ваш Вано не пощадил… И псина его блохастая… — кроваво оскалившись ошмётками губы, ответил тот. — А так-то у меня всё шоколадно было…
Бабахнуло. Причём совсем не так, как до того. Грохот опять шёл со стороны Алтарного. И на этот раз я даже увидел вспышку.
— Да что там у них происходит?! — заволновался Витя.
— Это, блин, взрывы! — обеспокоенно заметил Сочинец. — Не пойму только, что взрывают…
— А ты в колзинах погляди! — ехидно посоветовал ему Коля. — Там под кожей есть интелесные вещички…
— Что-то ты разговорчивый! — удивилась Кострома.
— А чего и не поговолить? — отозвался пленник. — Я не вчела лодился. Понимаю, чем всё закончится… И на кой усугублять?
— Лёгкой смерти захотел? — прищурив глаз, уточнила Кострома.
— Какой смерти, а?.. — обеспокоился связанный Миха, валявшийся по соседству. — Какой смерти?.. Это беспредел!..
— Хлебало завали, Мих… — попросил его Коля. — Ты знал, на что шёл… Думаешь, тебя за это всё плостят, что ли?.. Вот дулак….
Снова громыхнуло.
— Лять! Да что там такое-то?! — Витя полез на край обрыва.
— Меня больше волнует, что это такое? — удивлённо проговорил Дунай.
Закончив копаться в одной из корзин, он как раз извлёк на свет глиняный горшок. Приличных таких размеров… Ещё и с пробкой в горловине, через которую был пропущен смазанный чем-то шнур.
— А ты сам не видишь? — Коля хрипло закаркал, попытавшись засмеяться. — Бомба эт… Чего ещё…
— Что внутри? — заледеневшим голосом спросила Кострома.
— Чёлный полох, медный лом и камни! — перечислил Коля, не став строить из себя партизана. — Пло полох не сплашивай — его гости с юга выдали… Тут делали или с собой везли — без понятия…
