Сара выключает видео и смотрит на остывающую деку, алые тона медленно затухают на ее сетчатке. Она вытряхивает грязные пепельницы, заполненные окурками Дауда, и вспоминает о человеке в коричневом костюме, Каннингеме. Уровень эндорфина в крови падает, и синяк на бедре все сильнее напоминает о себе. Пришло время принять еще одну дозу.
Она проверяет свой тайник на полке, в банке с сахаром, и видит, что из двенадцати ампул с эндорфином осталось только десять. Разумеется, их забрал Дауд. Когда квартира столь мала, очень трудно что-нибудь спрятать. Она вздыхает и затягивает жгут чуть выше локтя. Вставляет ампулу в инъектор, набирает нужную дозу и прижимает его к руке. Машинка жужжит, по флакону скользит пузырек. Затем на инъекторе загорается сигнал, и она чувствует, как игла прокалывает плоть и вводит прохладную струйку обезболивающего ей в вену. Она снимает жгут, светодиод на инъекторе вспыхивает и гаснет десяток раз – и между ней и болью опускается завеса. Сара прерывисто вздыхает, затем встает. Оставив инъектор на диване, она возвращается к компьютеру.
Сара звонит Михаилу Гетману. Тот как раз находится в своем кабинете. Ее попытки говорить с ним на смеси английского и испанского вызывают у него лишь смех.
– Знал, что ты позвонишь сегодня, mi hermana [2], – говорит он.
– Да? – спрашивает она. – Знаком с этим орбиталом Каннингемом?
– Слегка. Занимался с ним кое-чем. У него рекомендации с верха.
– А конкретней?
– С самого верха.
– Значит, думаешь, ему можно доверять?
Его смех звучит слегка натянуто, и Сара задается вопросом, не под кайфом ли он.
– Я никогда так не думаю, mi hermana – отвечает он.
– Так и есть, – говорит Сара. – Он чего-то добивается, а ты просто получаешь свою долю. И в итоге получается, что ты обычный посредник.
– Ах, сестрица, до свидания, – прощается Михаил по-русски, в голосе звучит раздражение, и он отключается.
Сара, нахмурившись, смотрит на трубку, из которой идут гудки.
Дверь позади нее распахивается, и Сара резко разворачивается, застывая в боевой стойке и изготовившись прыгнуть вперед или назад. В комнату беззаботно входит Дауд. За ним, неся упаковку пива из шести бутылок, идет его менеджер Чучело – невысокий юноша с беспокойными глазами. Дауд меряет Сару взглядом снизу вверх и, зажав в зубах сигарету, спрашивает:
– Ждала кого-то другого?
Она облегченно вздыхает:
– Нет. Просто нервы. День был тяжелый.
Глаза Дауда беспокойно блуждают по комнатенке. Он изменил цвет радужной оболочки с карего на бледно-голубой, да и сам превратился в загорелого пепельного блондина с длинными волосами. Из одежды на нем – сетчатая футболка, обтягивающие белые брюки и кожаные сандалии с тиснеными узорами. Он принимает гормональные супрессанты и в свои двадцать выглядит на пятнадцать. Борода у него не растет.
Сара дружески целует брата.
– Я сегодня вечером работаю, – говорит он. – Со мной хотят поужинать, так что я ненадолго.
– Ты его хотя бы знаешь? – спрашивает она.
– Да. – Он мрачно улыбается, как будто это может ее успокоить. В голубых глазах светится что-то странное. – Я уже с ним встречался.
– Он не из соломенных?
Дауд высвобождается из ее объятий и направляется к дивану, тихо бормоча себе под нос:
– Нет. Он пожилой. Думаю, одинокий. Ему очень легко угодить. Кажется, ему больше нравится говорить, чем заниматься всем остальным. – Он видит пластиковую упаковку эндорфинов и тут же ее поднимает: Сара видит, что он зажимает в кулаке еще две ампулы.
– Дауд, – предостерегающе говорит она. – Нам этим еще за еду и аренду расплачиваться. А это все, что я смогла заработать.
– Всего одну! – говорит Дауд. Он кладет ампулу обратно на место, а вторую показывает ей.
Пепел от сигареты падает на пол.
– Ты уже укололся, – говорит Сара.
Его светлые глаза так странно смотрятся на смуглом лице.
– Ну, ладно, – отвечает он, но ампулу на место не возвращает.
У него слишком серьезная зависимость. Она смотрит на него и кивает:
– Всего одну.
– Договорились.
Он ставит флакон в инъектор, и выставляет на нем дозу – слишком уж высокую, – и Сара с трудом борется с желанием проверить, что он выставил: если он продолжит так и дальше, то может просто впасть в кому, а если она проверит – обиды не избежать. Он ложится на диван и расслабляется: эндорфин уже ударил ему в голову, и его дерганая нервозность проходит.
Сара поднимает инъектор, бросает использованную ампулу обратно в пластиковый пакет. На лице Дауда светится слабая улыбка.
– Спасибо, Сара, – говорит он.
– Я люблю тебя, – отвечает она.
Он закрывает глаза и плавно, как кот, откидывается на спинку дивана. Из глубины его горла доносятся странные, поскуливающие звуки.
Сара забирает сумку с ампулами и бросает ее на кровать в своей комнате. Волна печали струится по ее венам, как наркотик меланхолии. Дауд скоро умрет, и она ничего не может с этим поделать.
Именно Сара долгие годы прятала его от реальной жизни; а теперь он прячется от всех опасностей в плену эндорфинов. Отец был сумасшедшим садистом и половина шрамов, покрывающих тело Сары, должен был получить Дауд: она неоднократно закрывала его своим телом. Эти нескончаемые побои научили ее сопротивляться, сделали ее сильной, но все же она не могла постоянно находиться рядом с братом. Старик понял, что Дауд слаб и пользовался этим. Саре было четырнадцать, когда она сбежала из дома с первым же мужчиной, который пообещал защитить ее от всех невзгод. Через два года, когда ей наконец удалось отработать свой первый контракт и вернуться за Даудом, выяснилось, что он уже прочно сидит на игле. Она привела его в свой новый дом, туда, где она сама и работала – больше ей было некуда его вести, – и там он научился зарабатывать на жизнь так же, как в свое время зарабатывала и она. И сейчас, когда они находятся на улице, вылечить Дауда от его пристрастия невозможно.
Если бы она тогда не сдалась… Если бы не убежала… Возможно, она могла бы его защитить. Теперь она будет сильной.
Она возвращается в гостиную и видит, что Дауд по-прежнему лежит на диване: одна сандалия соскочила с ноги, запутавшись ремешками между пальцами ног. Из ноздрей поднимается дым. Чучело сидит рядом и потягивает пиво.
– Ты хромаешь? – Чучело поднимает взгляд на нее. – Помассировать тебе ноги?
– Нет, – поспешно отвечает Сара, но в следующий миг она понимает, что получилось слишком резко и пытается изменить тон. – Нет, – повторяет она с улыбкой. – Это ушиб кости. От прикосновений только хуже.
ИСКУССТВЕННЫЕ СНЫ
«Пластиковая Девчонка» – это образец прекрасной жизни для любой проститутки. Здесь есть изолированная танцевальная комната, где с помощью специальной гарнитуры можно загрузить себе в мозги любую порнографию, какую только хочешь, или ввести себя в состояние любой эйфории – особенно если боишься пустить наркоту по венам: тем более что фармацевтические орбитальные компании поставляют это все абсолютно бесплатно, как рекламу своей продукции. Танцовщицы находятся за зеркальной стойкой в задней части бара, который оборудован аркадными играми, так что, если ты выиграешь, замкнутся определенные электронные цепи – и с танцующей девчонки падает вся одежда. А если выиграешь по-крупному – свалится одежда со всех танцовщиц.
Сара находится в большой гостиной: духовая музыка, затянутые красной кожей кабинки, медные украшения. В комнату, расположенную дальше по коридору – тихую, отделанную серебристым металлом и темным деревом, возможно, последним красным деревом в Юго-Восточной Азии, – она никогда не попадет. Та комната предназначена для «больших парней», управляющих этим опасным миром. И хотя на ее двери нет таблички «ЖЕНЩИНАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», с таким же успехом она могла бы там быть. Пусть сейчас Сара и работает на себя, пользуясь определенным уважением, но она всего лишь расходное «мясо». Хотя, конечно, более высокого уровня, чем была когда-то.
