Напряжение на высоте (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич

— Не бывает такого, чтобы не князю — имперское ведомство! — Возмутился Шемякин, вставая из-за стола.

— Ты еще меня не перебивал! — Гаркнул его величество. — Исполняющим обязанности ставлю, а не титул отдаю!

— А кому ведомство после Черниговских-то уйдет, твое величество? — Заинтересованно уточнил Гагарин. — Определена ли тобой его судьба?

— После расследования решим, которое судья ваш проведет. — Отмахнулся император. — Я ему препятствовать не стану, нового главу назначая.

— Значит, через три года? — Задумчиво произнес князь.

— Вы тоже торопитесь?

— Что вы, совсем нет! — Заверили императора.

— Больно много родичей у судьи, — буркнул Шереметьев. — Не договаривались мы о том. Сомневаться я стал.

— Сам предложил, теперь от слов своих отрекаешься? — Удивился его величество.

— Как быть тем, кто не родич и не сват? — Скрывая раздражение и бешенство тем, как его провели, держал он руки под столом. — Кто не ходит вшестером сватать к одной невесте!

— Моя внучка еще не сосватана, — пожал плечами император. — Может, тебя позовут? Может еще кого, кто отличится и все зло на своей земле вычистит, да штрафы без судейских заплатит? Вон, Еремеев зятю присоветует.

Шереметьев хмыкнул. Но взгляд заинтересованный в сторону судьи кинул.

— Я полагаю, таких добровольных много будет. — Поделился своими мыслями государь. — Честь великая быть мне сватом, и оскорбление мне лично, если кто к этому стремится не будет, верно? — Вкрадчиво уточнил он у князей.

Нарушение закона еще можно кое-как обойти, ссылаясь на традиции…

— А эти, — недовольно махнул рукой Шереметьев в сторону Юсупова. — Этим что будет?

— Тоже заплатят, если повинны, — жестким тоном подвел черту Рюрикович. — У государства воровать не позволю.

И это кое-как примиряло остальных со случившимся. Потому что государство и карман императора находились в одной географической точке.

— Кстати, о деньгах, — улыбнулся холодно его величество князьям. — На днях виделся я с ее светлостью княгиней Борецкой… — Сделал он паузу, чтобы люди осознали. — Жаловалась она мне, что, дескать, не отдает никто данное им на хранение достояние. Как же так, ваши сиятельства? Не уж то поперек слова каждый из вас пойдет… Снова? — Вкрадчиво уточнил император.

— Нет никаких Борецких! — Нервно отреагировал из-за стола князь Орлов. — Упокоились давно!

— Ты, никак, лжецом меня назвал? — Удивился император.

— Боюсь я за тебя, что в заблуждение ввести тебя могли. Не видел я Борецких на твоем приеме уже двадцать лет, как мне знать, что те живы?

— Теперь знаешь. Списки данного вам могли быть утеряны, за давностью лет. Это я понимаю и отношусь со снисхождением, — иронично смотрел он на встрепенувшихся и полных надежды князей. — Поэтому направлю вам свои копии. Кто утерял что-нибудь, вернет деньгами. Я тот документ заверял, мне с вас и требовать.

— Это тяжелое дело, твое величество, — хмурился и Долгорукий. — Разом столько собрать.

— Ты за бедность не жалуйся прилюдно, — со смешинкой ответили ему.

— Я не про бедность, а про сроки! Мы же к сохраненному со всей бережливостью, уговора не было, что те деньги нельзя в оборот пустить и проценты брать! Нелегкое это дело — взять и вытащить из оборота.

Прочие поддержали его одобрительным гулом.

— Вы не беспокойтесь. Казна богата, мы вас выручим. — Мягко успокоил их император. — И процент сватам назначим по-родственному. Не то, что остальным.

От обсуждения очередной мрачной финансовой перспективы отвлекла ощутимая дрожь земли. А заполошно вбежавший в зал порученец, что-то принявшей нашептывать императору — тот всерьез настроил на военный лад. Как бы не случилось чего…

— Радуйтесь, ваши сиятельства, — поднялся император с трона. — Одной смерти князь Черниговский избежал. Еще три осталось.

— И наших тридцать, — требовательно смотрели на него из-за стола.

Тот коротко кивнул, признавая. После чего направился делать так, чтобы они не понадобились.

Ко всему привычна сытая и богатая столица. Не удивят ее ни иностранцы в диковинных одеждах, ни уличные музыканты с танцорами.

Оттого и восемь не самых молодых человек, закруживших в ритмичном танце на краю широкой площади перед гостиницей в самом центре Москвы, не особо изумляли прохожих.

Они действительно были похожи на артистов — в праздничных костюмах белых, расшитых богато и красочно, в своих бамбуковых масках с намалеванными поверх алой краской скалящимися лицами и оставленными двумя прорезями для глаз. Их движения были резки и далеки от грации. Вокруг не было музыки, хотя им определенно подошли бы гулкие барабаны — зато пел старик, стоящий в центре, распахнув руки вверх, а остальные семеро звучно хлопали в ладоши, будто ставя точки в мрачном и певучем речитативе. Словно механизм, выполненный через шестерни и колен-валы, они завораживали идеальным автоматизмом, а звуки хлопков будто бы находило отражение в ритме дыхания, стоило прислушаться…

Кое-кто с интересом остановился. Потихоньку собралась толпа, с радостью хлопающая в такт.

У уличных танцоров не было ни футляра для денег, ни перевернутой шляпы. Не ходил помощник, собирая пожертвание с тех, кому понравилось — или же с тех, кто решил форсануть, стоя рядом с девушкой.

Оттого первые деньги полетели танцорам прямо под ноги — и грани монет отразили яркое солнце… До того, как распасться сверкающей пылью, так и не долетев до земли.

Очередной взрыв веселья и аплодисментов утонул в недоумении — потому как иные дарители расстались и с сотенной, свернутой в четверо — но и от нее остался только пепел, а купюра не долетела до земли.

Затем и недоумение погасло в предупредительном возгласе, сменившемся страхом. Потому что над силуэтом отеля, таким же радостным в солнечном сиянии, как только что толпа, внезапно образовалась густая тень — будучи просто дымкой, она быстро собралась в образ той самой маски, что была на людях.

После чего стоящий в центре вытащил из складок одеяния на поясе кривой кинжал и резанул себя по запястью.

Завизжала от ужаса впечатлительная дама, отшатнулась толпа, переходя сначала на шаг, а потом и на бег от той жути, что выплеснулась вместе с алой кровью.

А те же, кто посмел обернуться, убегая, мог заметить, как на белоснежной маске в воздухе начали появляться алые линии — рисуя кривую скалящуюся гримасу в пустоте и два алых глаза.

Где-то заорала сирена, а гостиница в миг окуталась плотным сероватым пологом — будто вспыхнувшим, словно давно заготовленный и проявившийся в последний миг.

Серьезная магия, могучая, пробирающая даже неодаренных с солидного расстояния — мурашками по коже и ощущением иномировой жути. Крайне надежная. До той поры, пока оскалившаяся маска не развернула пасть в оскале тридцатиметровых клыков и не перекусила гостиницу на уровне второго этажа.

Жалобно простонав уцелевшими перекрытиями и ударив по ушам громом, здание рухнуло внутрь самого себя, взметнув облака бетона и пыли.

— Пожалуй, мы закончили в этом городе, сын. — Аймара Олланта посмотрел на руины отеля, когда пыль спала, а его люди вернулись констатировать численную убыль противника.

— Дождемся хозяев и объясним нашу позицию?

— Как принято делать у вас? — Уточнил патриарх клана у белорусского переводчика.

— У нас принято не дожидаться озлобленных хозяев. Считается, что время успокаивает, а степень вины не меняется.

— Это мудро. — покивали Аймара. — Как зовется эта традиция?

— Atas, menti. — Спокойно ответил молодой седой человек.

Дворец князей Черниговских, пусть и выстроенный всего то в прошлом столетии, за что удостоился наименования «Новый», все же зацепил те времена, когда общий дом было принято делить на мужскую и женские части. Времена поменялись, но разделение все еще казалось князю удобным — меньше суеты в родном кабинете. Меньше внимания, эмоций и осуждения по поводу разбитой посуды, перевернутых кресел и густого запаха спиртного, разлитого по наборному паркету. А когда женщина понадобится князю, он пойдет к ней сам.