– Забавно, правда? Теперь я как ты. Мейсон знал, что ты найдешь меня, поэтому влил мне энергетическую клизму Кисси. Ты чувствуешь то же самое, Сэндмен Слим? Я будто могу разорвать голыми руками весь мир. Давай, покажу.
Я лаю фразу на адском языке, и Паркер наполовину проваливается в ковер. Шерстистая поверхность засасывает его в себя, как зыбучий песок.
Паркер не шокирован и даже не испуган. Он упирается руками в тающий ковер, шепчет несколько слов, и зыбучие пески, развернувшись, выталкивают его обратно на пол. Прежде чем я успеваю отскочить в сторону, он швыряет один из плазменных шаров, которыми стрелял на Родео-драйв. Огненный снаряд бьет меня в грудь. Я врезаюсь спиной в заднюю стену с такой силой, что из нее вылетает несколько гвоздей и образуется впадина. Благодаря бронежилету ребра остаются целы, но я все равно чувствую себя, как динозавр, в которого попал метеорит.
Паркер подходит и внимательно смотрит на меня, лежащего на полу.
– Это лучший Новый год в моей жизни. Конечно, ты испортил наш маленький адский сюрприз на холме, но это не страшно. У Мейсона еще полно идей, и уж поверь мне, тусоваться с Кисси – это круто. Наши друзья обожают вечеринки.
Я прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы встать на ноги, но все, что мне удается – только приподняться на локтях, как недоделанному Сфинксу.
Паркер улыбается и качает головой. Я никогда не видел его таким счастливым. Он исчезает в ванной и выходит, держа Аллегру за локоть. Девушка держит руки у лица, словно боится, что он ее ударит.
– Это твоя новая сучка? Элис-два-ноль? Она почти так же мила, как первая Элис.
Он срывает скотч с ее рта. Хватает за волосы и целует в губы. Затем, продолжая держать, поворачивается ко мне.
– Ты – эталон неудачника, Старк. Знаешь, что означает это слово? Оно про того, кто не способен сохранить жизнь своим женщинам. – Он подмигивает Аллегре. – Понимаешь, о чем я, милая?
Паркер наклоняется, чтобы поцеловать ее еще раз, и вдруг Аллегра выдыхает струю воздуха поверх рук. Пламя вырывается из кончиков ее пальцев и бьет прямо в глаза Паркера. Он кричит и падает на пол.
– Спасайся! – кричу я, и Аллегра делает шаг в ванную.
Ослепший Паркер выкрикивает заклинания, от которых во все стороны летят шары, пробивающие дыры в потолке и стенах. Потом он вытаскивает пистолет из-под куртки и бешено палит куда попало. Я опускаю голову и ползу к нему, пока не оказываюсь на расстоянии вытянутой руки. Затем лезу в тень под кроватью и вытаскиваю из нее обрез. Прикладываю стволы ко лбу Паркера и стреляю дуплетом.
Вот была у него голова, и вот – ее уже нет.
Прощай, Паркер. Надеюсь, Касабян в Аду сделает из тебя опущенного.
Аллегра помогает мне встать, затем идет в ванную и развязывает Видока. Он поднимается на ноги, подходит ко мне и обнимает так, как может обнять только двухсотлетний француз.
– Рад тебя видеть, мальчик, – говорит он.
– Спасибо, – добавляет Аллегра.
Какова вероятность того, что менеджер мотеля или какой-нибудь испуганный любитель проституток уже вызвали полицию? Нет причин оставаться и выяснять. Я хватаю обоих и наполовину иду, наполовину падаю в тень у двери, увлекая их за собой.
Мы выходим в длинный коридор у квартиры Видока. Закрытая дверь заклеена черно-желтой полицейской лентой. Аллегра срывает ее и заходит внутрь. Видок помогает мне добраться до дивана, на который я тут же падаю. Затем он опускается на колени и роется в зельях и эликсирах, разбросанных по полу. Берет треснувшую синюю бутылку, возвращается к коридору и рисует жидкостью линию вокруг дверной коробки. Слабое эфирное сияние вновь превращает внешнюю сторону двери в глухую стену.
Аллегра возвращается из кухни с мокрой тряпкой. Я ложусь на спину, и она кладет тряпку мне на лоб. Я проверяю состояние тела, как когда-то проверял его после ночей, проведенных на арене. Оцениваю гибкость, подвижность, чувствительность. Прислушиваюсь к каждой частичке тела – начиная с ног и поднимаясь выше. Ступни и ноги в норме. Колени согнуты (одно немного болит). Кишки и ребра почти как обычно. Руки, шея и череп целы. Кисти и пальцы сгибаются. Кажется, все в порядке. Просто некоторое время не мог продышаться после огненного приветствия Паркера. Я стягиваю с себя куртку, срываю испорченный бронежилет и бросаю все это на пол.
Видок снова на полу – позвякивает бутылками в поисках нужных. Наконец, выбрав две, идет с ними к дивану.
– Не совсем то, что я искал, но сойдет. Отпей из этой.
– Что это?
– Жемчужная Мастика. Из Турции. Почувствуешь себя сильнее и быстрее выздоровеешь.
– Господи, на вкус как вареный труп из канавы.
– А теперь выпей это. Сразу взбодришься, к тому же оно поможет смыть неприятный вкус Мастики.
Он прав. Второй вкус – теплый и землистый, с легкой горечью.
– М-м, неплохо. А что это?
– Вин Мариани. Красное вино с кокаином.
Не знаю, от Вин Мариани или от Мастики, но через несколько минут я снова начинаю чувствовать себя собой. Зыбкая, кривая, кое-как склеенная версия, но это определенно я.
– Никому не рассказывайте, – говорю я, – но вся гнилая движуха, которая случилась с тех пор, как я вернулся, – это полностью моя вина.
– В смысле? – удивляется Аллегра.
– Погодите. Сейчас поймете. Я мог попасть к Мейсону и Кисси давным-давно, но я повел себя как трусливое дерьмо.
– Но как это возможно? – спрашивает Видок. – Ты ничего не знал о Кисси еще два дня назад.
– Я знал о них. Не их имя и не что они такое, но с самого начала прямо передо мной было нечто на них похожее. Что хотели от меня Кисси, как только узнали, что оно у меня есть? Ключ. Мейсон мог сообщить им об этом. Когда я последовал за Касабяном в Сумерки, он сказал, что был с Мейсоном и Паркером в каком-то темном месте. Не в пустом, но наполненном ничем. Вот почему Мейсону и Кисси нужен ключ.
– Потому что они находятся ни в чём? – спрашивает Аллегра.
– Потому что я им нужен ни в чём. Я проходил через двенадцать дверей Комнаты. Но никогда не заглядывал в тринадцатую. Я всегда ее боялся. Все двери отмечены символами: солнце, полумесяц, замерзшее озеро… И только тринадцатая пуста. На ней ничего нет. Это дверь в ничто. И наверняка за ней Мейсон и Кисси. И я мог пройти туда в любое время с тех пор, как Азазель дал мне ключ. Уже много лет назад. Но я слишком боялся этой пустой двери.
– И теперь ты собираешься туда зайти? – спрашивает Видок.
– Уже должен быть там. – Я достаю из кармана пачку банкнот и протягиваю Аллегре. – Здесь около тысячи долларов. Остальные деньги Мунинна спрятаны в конверте под кучей барахла на втором этаже «Max Overdrive». Если я останусь за дверью, они все твои. Но если вернусь, возьму немного. Магазин нужно привести в порядок.
Стук их сердец и неровное дыхание заполняют всю квартиру. Если они будут так нервничать, стресс убьет их быстрее, чем Мейсон или Кисси. Оба хотят сказать мне что-то. Я проверяю наличие ножа и переступаю через тень прежде, чем кто-то успевает произнести хоть слово.
ТРИНАДЦАТАЯ ДВЕРЬ выглядит старше и потрепаннее, чем остальные. Если прочие двери являются порталами в разные измерения и места Вселенной, то тринадцатая – это вход в тюрьму. Из-за двери доносятся странные звуки: рычания, вибрации. Нечто похожее на вой ветра и шепчущие голоса. Сочится легкий запах уксуса. Кто-то медленно, но безжалостно царапает ее изнутри – словно пытаясь выбраться наружу.
Я отодвигаю засов и открываю Дверь в Никуда.
Название чертовски подходящее. Смысл названий некоторых других дверей я до сих пор не могу понять. Что, к примеру, может означать «Дверь Покинутой Меланхолии»? Смысла в этом немного. Но «Дверь в Никуда» – название на все деньги!
За дверью нет ничего. Ни темноты. Ни пустоты. Ничего. За ней полное и тотальное отсутствие чего бы то ни было. Особенно света. Я делаю шаг вперед и прикрываю за собой дверь. Немедленно на меня обрушиваются звуки. Торопливые и таинственные: жуки, шелестящие в сухих листьях; что-то мокрое, ползущее в грязи; голодные твари, глодающие собственные когти и скрежещущие зубами. Твари трогают меня в Ничто. Они ползают по мне и пытаются залезть под одежду. Я не могу пошевелиться. Я не знаю, куда идти. Но потом я вспоминаю про зажигалку, которую оставил мне Мейсон. Видимо, он знал, что рано или поздно я окажусь здесь. Я лезу за ней в карман.
