Император привычно игнорирует выстрел, отмахиваясь от него, но тот, подобно неистовому зверю, прорывается сквозь барьер и врезается точно промеж глаз Кар’Танара.
Маска трескается и раскалывается на части, открывая мне лицо вековечной падали с уродливым круглым ртом пиявки.
По его каменному лбу бегут новые трещины, между ними брызжет ярко-зелёная кровь вперемешку с арканой. Пронзающая спираль продолжает буравить кожу и кости, пытаясь сокрушить череп и добраться до мозга.
Затаив дыхание, я жду этого, но…
К моему разочарованию, атаке удаётся оставить лишь относительно неглубокую рану.
И всё же чудовищный залп не проходит бесследно. Лицо Кар’Танара заливает собственная кровь, стекающая по глазам, щекам и подбородку.
Император застывает, его лицо искажается в гримасе абсолютного, почти детского изумления. Тысячелетия прошли с тех пор, как кто-то смог хоть как-то повредить его плоть. Неподвижность длится лишь мгновение, но в этой паузе сконцентрирована вся мощь его потрясения.
Затем он медленно поднимает пальцы к ране, касается сочащейся зелёной жидкости. Черты его древнего лица перекашиваются, превращаясь в маску первобытной ярости. Глаза, обычно холодные и высокомерные, вспыхивают огнём такой интенсивности, что воздух вокруг них начинает дрожать и плавиться. Он рычит, и этот звук не принадлежит разумному существу — это вопль реликтового отродья из-за края вселенной, который проспал эоны в глубинах бездны лишь затем, чтобы быть разбуженным оскорблением. Аркана бурлит вокруг противника, перекручивая саму действительность в ответ на его гнев.
— Ты… — его голос подобен грохоту тектонических плит. — Ты посмел пролить мою кровь⁈ Жалкий микроб, выползший из отбросов забытой планетки⁈ Я ПЕРЕКРАИВАЛ МИРЫ, КОГДА ТВОЕГО ВИДА ЕЩЁ НЕ СУЩЕСТВОВАЛО! Я ПЕРЕЖИВУ ТЕПЛОВУЮ СМЕРТЬ ВСЕЛЕННОЙ! Я ЕСТЬ ВЕЧНОСТЬ!
Вместо ответа я едва слышно шепчу:
— Самодовольный дегенерат говорит: «Что?»
— Что? — переспрашивает Кар’Танар, и через миг вместе с осознанием звериный рёв, неистовый, полный исступления, срывается с его губ.
Такой уж эффект я имею на людей и нелюдей.
— Ах ты ничтожный, маленький недоносок! — надрывает глотку оппонент.
Багровые пятна опасности застилают взор.
В последний момент начинаю смешаться и успеваю только спрятать винтовку в Экстрамерном арсенале, заменив её револьверами. Комнату затапливает пламя.
* * *
Девора, Тай, Гидеон и Драгана отчаянно сдерживая натиск врагов. Их лица покрыты потом и кровью, мышцы дрожат от напряжения. Каждый удар, каждый выстрел — это их вклад в общую победу, в надежду на всеобщее спасение.
Врагов слишком много. Сколько бы Нов ни падало под градом атак защитников, на их месте тут же появляются новые. Кажется, что этому не будет конца. Отчаяние незаметно прорастает в их сердцах, как сорняк.
Внезапно в дальнем конце коридора, позади вражеских спин, взгляд Деворы выцепляет бирюзовое кристаллическое тело той, кого она когда-то видела в Карвере.
Иерофант делает шаг вперёд, и враги вокруг неё взрываются кровавым туманом. Ещё шаг, и новые жертвы разлетаются на атомы. Она движется неспешно, уверенно, но каждое её движение сеет неизбежную смерть.
— Шэнди, Шэнди, Шэнди… — раздаётся в коридоре насмешливый голос Императора. — Ну что ты творишь? Зачем эти маленькие бунты? Напрасные, бесполезные. Это ничего не изменит…
Иерофант не удостаивает его ответом. Она молча продолжает свой путь, прокладывая дорогу к тронному залу. Однако Ребекка видит, какой ценой даётся ей эта расправа.
С каждым убийством по изумрудному телу бегут всё новые трещины, а из них сочится густая золотая кровь. Её шаги становятся всё более неуверенными, а свечение — тусклым.
— Ты никогда не поймёшь, — наконец отвечает Иерофант, и в её голосе звучит вселенская печаль пополам с непоколебимой верой.
Эти слова, похоже, бьют по Императору сильнее, чем все атаки защитников. На миг в его ехидном тоне прорезаются растерянные нотки.
— Ты же убиваешь себя… Хорошо. Будь по-твоему!
А в следующее мгновение кристаллическая дева, пошатнувшись, падает на колени. Её некогда прекрасное лицо исказила гримаса боли, тело пронзают всё новые трещины. Последним усилием она вскидывает руку в направлении тронного зала и остатки вражеских Нов лопаются кровавой взвесью.
Издав долгий прерывистый вздох, Иерофант затихает. Её тело стремительно тускнеет, покрываясь сетью трещин, а затем рассыпается искрящейся бирюзовой пылью.
* * *
Лишь разогнанная Пиковым потенциалом Регенерация позволяет мне не сдохнуть.
Лучше бы я сдох.
Экзоскелет плавится, прикипая к телу.
Каждый мой нерв передаёт только боль и ничего кроме неё.
Когда огонь исчезает, ещё несколько ударов сердца я могу издавать даже не крик, а глухое сипение.
Я почти исчерпал все ресурсы и все потайные тузы в рукавах, но этот железнолобый ублюдок продолжает стоять, как ни в чём не бывало. Вокруг меня лежит мой искорёженный боевой арсенал — оплавленные револьверы Горгоны и лужи металла с истерзанных доспехов.
Железная вонь крови и жжёного мяса забивает всё остальное.
Мой голос, тихий и ломающийся едва слышен.
— Что ты там бормочешь? — взяв эмоции под контроль, равнодушно спрашивает бессмертный враг.
— И я, попав в тиски… беды, не дрогнул и… не застонал. И под ударами… судьбы я ранен был, но… не упал.
Договорив, устало поднимаю на него взгляд:
— Ты всё равно не поймёшь.
Император кселари возвышается передо троном, точно живая гора. По крайней мере, я заставил его встать на ноги. В глазах грёбаного живодёра читается смесь любопытства и презрения, словно энтомолог рассматривает редкое, но не особенно интересное насекомое перед тем, как пришпилить его к доске.
— Знаешь, что страшнее любой физической боли? — в его голосе сквозит еле заметная издёвка. — Нет, не смерть, — он указывает рукой на один из голоэкранов.
Вижу, как Ваалис, окружённый со всех сторон, открывает вокруг себя десятки порталов, но внезапно они исчезают без следа. Осьминожка не успевает удивиться. Сгустки плазмы с нескольких сторон одновременно пробивают его тело, сжигая до праха.
Экран гаснет.
Соловей борется дольше остальных. Её изящное тело танцует среди врагов, оставляя за собой кровавый след, но даже Небесная Длань не может сражаться вечно. Я вижу, как что-то замедляет её, будто цепляя к её ногам кандалы. Она принимает неизбежное с бесстрашием, достойным лучших представителей Хваран. Чужой клинок рассекает её грудь, но в последний миг раскрытая ладонь Хва-ён пробивает вражеский череп.
Экран гаснет.
Эрис выпускает из себя смертельную комбинация химикатов и феромонов, окутывая ближайших врагов, когда столб льда пригвождает её к земле. Волна невидимого газа расходится вокруг Аны, и всё живое в радиусе десяти метров метров сначала застывает в экстазе, а затем выплёвывает свои кишки, сотрясаемое конвульсиями.
Экран гаснет.
Гидеон… Молодой амиш, когда-то боявшийся крови и насилия. Теперь его лицо, обрамлённое языками пламени, похоже на лик древнего идола огня. Его тело пылает изнутри, кожа трескается, обнажая мышцы и всполохи чистой стихии. Он окружён кольцом горящих трупов кселари, но за ними стоят новые. Чужая воля усиливает копьё, брошенной в его сторону, но Мэтт просто улыбается и произносит что-то. По губам я могу прочесть только начало: «Один ради многих…» Затем его тело превращается в миниатюрное солнце, уничтожающее всё вокруг.
Драгана…
Сквозь сцепленные зубы рвётся болезненный стон.
Невероятным усилием я отвожу взгляд и смотрю только на врага. Проклинаю своё расширенное периферийное зрение. Проклинаю своё раскачанное Восприятие. Проклинаю врага и себя.
Один за другим гаснут голоэкраны.
Наступает тишина.
Я не могу на это смотреть.
Я не могу об этом думать.
