– Что значит «юруши»?
– «Прощение». – Он вздохнул, смаргивая слезы. – Я подумал, что это имя ей подходит.
– Это очень красивое слово. Второй шанс.
– Дома я подыщу подходящее ей оружие, а пока все же придется проколоть ухо, – сказал он немного сварливо, бережно пряча сережку в карман.
– Я тебе помогу.
– Еще чего, только в стерильных условиях.
– Мне попросить Вика?
– Чтобы он меня засмеял?
– Ради меня не засмеет.
– Пошли домой. – Он неуклюже протянул руку.
– Мы так и не выяснили, кто же победил. – Она крепко ухватилась за его холодные пальцы.
– Это будет повод увидеться еще раз, – Каге сказал это так просто, что у Локи запылало лицо.
Они вернулись в Игг и долго гуляли по аллее, болтая о всякой ерунде, и расстались только за полночь, потому что завтра – уже сегодня – надо рано вставать на поезд, а Локи так до конца и не собралась. Ей снился ее старый дом и родители так ясно, будто это были воспоминания. Мама прижимала ее к груди и хихикала, а отец ласково гладил по голове. Пахло свежей выпечкой, пылью и солнцем. Локи проснулась с улыбкой на лице.
* * *
Дорога до Хеймдалля растянулась на несколько дней. Сначала они остановились в Атае, чтобы Каге мог показать Матерям дерево-механизм в библиотеке. Вопли библиотекарей их не волновали. Скай даже заставила оформить ей читательский билет и взяла пару книжек, которые обычно на дом не выдаются. Локи с трудом сдерживала смех, обмениваясь с Каге понимающими взглядами, пока пыхтящий от страха и возмущения монах заполнял формуляр, а потом носился по ярусам, ища книжки. Скай безмятежно насвистывала, постукивая ногтями по кафедре, а остальные Матери громким шепотом обсуждали, что половину фонда надо бы перевезти в Хеймдалль.
Ран обошла вокруг дерева, рассматривая сложный механизм со всех сторон.
– Печально, что дух был в заключении так долго. Его гнев и печаль выплеснулись наружу и породили Кутха. В Муспельхейме к духам немного другое отношение: они священные предки, избирающие только особенных людей. Но я слишком давно живу в Асгарде, чтобы не проникнуться той идеей, что духи – это мы сами. Наши страхи, наши несбывшиеся надежды, наше отчаяние и вера.
– Вседрево отпускает нас в мир на некоторое время, а потом, когда физическая оболочка истончается, мы возвращаемся обратно, – вздохнула Юки.
– Это как возвращение домой, – вдруг сказала Локи, и Матери обернулись к ней с улыбками.
– Похоже на то, – кивнула Ран. – Мне нравится то частное решение «проблемы Новака», где говорится не об изменении Утгарда. Когда трещина пройдет до кроны и расколет Вседрево пополам, настанет не конец, но возрождение, потому что все души станут семенем ясеня.
– Довольно оптимистично, – заметила Скай, устало потирая шею.
– Наука и должна быть оптимистичной, иначе какой в ней смысл? – хмыкнула Мэрион, все еще отряхиваясь от паутины.
Поезд снова тронулся, и Локи весь день смотрела в окно, разглаживая на коленях турский талисман, который Иден с помощью других «Дроздов» соорудили из ниток и бусинок. Орнамент казался хаотичным из-за множества цветов, но Локи видела в талисмане их – вольных наемников, которые ради бывшей жены своего командира приехали в осажденный город на помощь. Морна обещала ей написать, если соберется в Хеймдалль, а Виктор отдал свою старую зажигалку со следом пули: однажды она спасла ему жизнь.
Следующая остановка была недалеко от Миддларка. Матери отправились потолковать с местными властями, а Локи, Каге, Кира и Кирсти – Белка и Клык решили остаться в Кромежнике – накупили вкусностей и объелись прямо на Локиной койке. Кирсти молча сияла, довольная и сладостями, и вниманием, которое ей уделяли: единственный ребенок из бедной семьи учился беззаботно смеяться и играть в наперстки. Локи пока что всех обыгрывала благодаря опыту, Кира и Кирсти не отставали, а вот Каге так и путался в правилах и из-за этого злился. В итоге он развалился на соседней койке, вытянув длинные ноги в проход, и веселил Кирсти тем, что метко бросал Локи в лоб конфетные фантики. Она невозмутимо игнорировала его, продолжая игру, отчего Кирсти хихикала еще сильнее. В конце концов Кире удалось выиграть.
– Локи, как победитель, разрешаю треснуть Гиафу от души.
С серьезным лицом Ангейя чувствительно ударила Каге в плечо.
– Больно же! – возмутился он подскакивая.
– Мне староста разрешила. – Локи показала ему язык.
– Не просто староста, а староста-победитель, – поправила Кира, собирая разбросанные карточки. – О, смотрите, наши родственники возвращаются.
– Иди пожалуйся мамочке, – захихикала Локи, тыкая Каге под ребра.
– Мне тебя на дуэль вызвать, мелкая?
Пока они препирались, Кира с Кирсти переглянулись и закатили глаза.
В Лофте Локи попросила остановиться на час. Вместе с ней пошли не только Скай и Клауд, но и Ран с Каге. Молча они очистили могилу от сорняков и обновили цветы. Локи не собиралась плакать, но слезы полились сами. Она просто протирала тряпочкой дату рождения и смерти и начала рыдать. Первой ее обняла Ран, потом Клауд сел рядом на землю и прижал к груди. Каге положил ей руку на плечо и мягко сжал, и только Скай отвернулась, скрывая свою слабость.
Локи плакала до тех пор, пока у нее не заболела голова и не опух нос, но на душе полегчало. Вытирая слезы рукавом, она отыскала мутным взглядом Скай, плечи которой мелко подрагивали. Поднявшись, она неловко обняла ее со спины, вдыхая аромат духов: чего-то морозного, свежего и одновременно пряного. Скай согнулась пополам и села на колени, бережно накрывая руки Локи, обхватившие ее живот. Ей тоже надо было выплакать слезы, которые она так долго держала в себе.
Два великих Дома стояли рядом, оплакивая общую потерю, которая случилась по их собственной вине. Четыре сломанных поколения наконец-то были бережно склеены, подогнаны кусочек за кусочком. Шрамы не будут их слабостью, шрамы будут их прощением.
* * *
По утрам в Доме Ангейя всегда царила суета: кто-то приходил, кто-то уходил; готовился завтрак, кто-то громко тренировался или спорил.
Наступил август, листва утратила свою свежесть, запылилась и поникла. С каждым днем верхушки деревьев становились немного желтее, приближая осень. Локи нравилось смотреть, как клен за ее окнами становится красноватым. По утрам она позволяла себе поваляться в постели, слушая уютное семейное гудение внизу, но сегодня было некогда. Откинув одеяло, она решительно выпрыгнула из постели, умылась, приняла душ и пошлепала на кухню перехватить что-нибудь съедобное. Сегодня готовила Мириам. Уже полностью одетая в строгий костюм, она одновременно разговаривала по телефону с длинным проводом, нарезая круги по кухне, и следила, чтобы омлет не пригорел. Клауд, еще немного сонный, лениво попивал кофе за газетой, зевая во все горло.
– Ты сегодня рано, – заметил он, не отрываясь от статьи «Мать Гиалп-ас пожертвовала три миллиона одинов на восстановление Старой Арены». – Я думал, твое кредо звучит как «в каникулы я не встаю раньше одиннадцати». Кофе?
– Да, пожалуйста. Сегодня третье, – вздохнула Локи, плюхаясь на стул и принимая от Мириам тарелку.
– Уже? – Мириам даже оторвалась от изысканной деловой беседы, чтобы сочувственно погладить ее по голове и выйти из кухни.
– Ага. – Локи намазала тост джемом и с удовольствием откусила чуть ли не половину. – Так быстро наступило.
– Тогда ешь быстрее, я подброшу тебя до вокзала, чтобы ты не тряслась по трамваям.
– О, спасибо, дядь! – просияла она, заглатывая омлет.
– Я ушла! – Мириам грохнула трубкой, подскочила к Клауду, чмокнула его в щеку и на секунду прижала Локи к себе. – Эти идиоты ничего не могут без меня сделать. А ведь я собираюсь неделю провести в блаженстве медового месяца… Буду поздно! – крикнула она уже издалека.
– Хорошо! – одновременно отозвались Клауд и Локи.
– Тяжело иметь невесту-трудоголика? – хихикнула Локи.
– Не тяжелее, чем девушку-трудоголика, – вздохнул Клауд, откладывая газету. – Ты готова?
