Иногда это поединок, иногда – игра. Иногда просто ни к чему не обязывающее общение, мимолётное, почти случайное, как прикосновение рук.
Тело Катрин было подобное чистейшему сосуду, прозрачному хрусталю, в котором плескалась сияющая субстанция её души. Оно было чистым и прикасаясь к нему я каждый раз словно бы причащался, получая прощение и отпущение грехов.
Её плоть была словно сплетена из тугого шёлка. Волосы, в которые мои руки ныряли как в волны; губы – их дыхание согревало и будоражило воображение; гибкий, узкий, как стебель лианы, подвижный стан в моих руках; нежный бугорок девичьей округлой груди, умещающейся в ладони и волшебная раковина, в которой таилась жемчужина женственности, сладкая, как мёд и пьянящая, словно южное вино из высшего сорта виноградника.
Когда я сжимал тело Катрин в своих объятиях, мне казалось, что я обнимаю свет, пью из его волшебного источника. Словно невидимые крылья ангела стряхивали с меня оковы былых грехов. Я чувствовал шелковистые крылья, обнимающие меня со всех сторон и поднимался на восхитительную высоту седьмого неба.
– Я никуда тебя не отпущу. Никогда, – сказал я, жадно прижимая её к себе.
Катрин в ответ только вздохнула и опустила ресницы.
ГЛАВА 16. Мередит
Когда тебя похищают похитителя положено ненавидеть. Или бояться. Нормальным людям свойственно наблюдать за своим тюремщиком улучая момент, чтобы сбежать без оглядки, теряя тапки и сверкая пятками.
Возможно, это было иллюзией, но у Мередит создавалось стойкое впечатление, что сбежать за бесконечно-длинный вечер она могла бы множество раз, но факт в том, что даже не пыталась.
***
В детстве Артур ей почти не запомнился. Она всегда липла к Ливиану, а его младший брат был чем-то вроде неясного пятна на заднем плане. Что-то или, в данном случае, кто-то, кто проходит фоном – вроде есть, а вроде бы его и нет, так, декорация. Забавно, что Артур запомнил её гораздо лучше, чем она его.
Однако, после последних событий, Мередит его теперь уж точно не забудет!
Это походило на пытку. Затянувшаяся агония, которой не предвиделось конца. Тёмный дом, дорога, обрывающаяся далеко за кромкой леса, из которого не выбраться. И хрупкий молодой человек похожий на поломанную куклу.
Мир отодвинулся далеко, а в узкий проём окна из комнаты свет потихоньку уходил и, словно бы, густея, превращался в белый клубящийся туман там, за стеной.
В отличие от Линды, Мередит всегда была мягкосердечной. В ней легко было вызвать сопереживание, сострадание, жалость. Дар эмпатии был её сильной стороной с детства. А теперь, стоило ей взглянуть на Артура, как сердце переполнялось чувством – он походил на опустошённый сосуд, из которого вылилось всё, ради чего этот сосуд создавался.
Не получалось увидеть в этом изломанном создании угрозу для себя. И всё же Артур пугал Мередит. Пугал совершенной безжизненностью, опустошённостью.
Что должно произойти с человеком, чтобы сделать его таким?
Нет, он не представлял для неё опасности. Если Артур Брэдли и был для кого-то опасен, то только для себя самого. Весь, как оголённый нерв, как искрящий провод – сплошная боль.
Мередит так хотелось помочь чем-то, хоть как-то унять его боль, пусть всего лишь на короткое мгновение. В тоже время она понимала, что бессильна. Её знаний недостаточно, чтобы облегчить ему физические муки, уже не говоря о чём-то большем.
Всё, что она могла сделать в данной ситуации – это не создавать проблем и просто быть рядом.
Всё заканчивается – Мередит это точно знала. И хорошее, и плохое имеет конец.
Света оставалось всё меньше, а темнота, напротив, с каждой минутой густела. Но это только к лучшему. Темнота скрывала острые углы.
И кровь – много крови.
Мередит следовало бы найти ключи. Или смартфон. Следовало бы позвонить Линде. Искать выход. Пытаться вернуться домой. Вместо этого она сидела на полу рядом с Артуром, держа его за руку, а иногда, когда судорога скручивала его тело, наваливаясь всем телом ему на плечи, чтобы хоть как-то удержать его бьющееся тело.
Он дышал прерывисто, часто. Иногда с его губ срывались стоны, но чаще он молча кусал их.
Мередит почти молилась о том, чтобы он потерял сознание, но этого не происходило.
Наблюдать чужие страдания мучительно. Это истощает, опустошает.
Состояние Артура Мередит бы диагностировала как болевой шок. Конечно, в данном случае это был не классический случай, но всё же симптомы сходные: апатия, заторможенность, безразличие к происходящему, чрезвычайная бледность кожи, почти не прослеживающийся, частый, нитевидный пульс, понижение температуры тела, поверхностное дыхание и крупные капли пота, стекающие по лицу – судя по внешним признакам, как минимум, третья степень.
Вспомнить последовательность действий при болевом шоке у пациента трудности не составляло. Несмотря на то, что видимых повреждение на теле не наблюдалось, кровопотеря у него была огромная, а, следовательно, терапия должна начинаться классически, с приведения к нужному объёму циркулирующей жидкости через восполнение кровопотери внутривенным вливанием растворов. Мог бы помочь Полиглюкан или Стабизол. После восстановления кровопотери следовало нормализовать внутреннюю среду организма.
– У меня есть новокоин и промедол, – обрадовалась Мередит.
Артур, повернув голову, посмотрел на неё. В темноте Мередит не столько увидела это, сколько смогла почувствовать.
– На меня не действуют обезболивающие, – тихо выдохнул он.
– Но хотя бы капельницу поставить ведь можно? – не желала она терять энтузиазма.
– У тебя… – он втянул в себя в воздух, выгнувшись на несколько секунд.
Потом, расслабившись, продолжил тем же тихим, лишённым всякой интонации голосом, от которого сердце Мередит одновременно сжималось от жалости и странного смущения. – У тебя есть капельница?
– А что здесь такого? Я ведь будущий доктор, – усмехнулась она.
– И что, каждый будущий доктор таскает с собой в машине кучу медицинских препаратов на все случаи жизни?
– Нет. Но бывают совпадения. У меня есть с собой Стабизол.
– Что это?
Судя по голосу, Артур вообще не особенно понимал, о чём спрашивает. Погруженный в собственные ощущения, он задавал вопросы словно бы из вежливости, по необходимости.
Несмотря на это, Мередит все же ответила:
– Препарат, улучшающий кровоснабжение и предотвращающий склеивание эритроцитов.
– Стало гораздо понятней, – фыркнул он.
– Это заменитель плазмы крови.
– Лучше не надо.
– Почему?
– Скорее всего все твои заменили лишь отстрочат финал, продлив приступ. Давай лучше оставим всё, как есть?
– Ты даже не хочешь попробовать?
– Нет, но, если ты настаиваешь, сопротивляться не стану. Только учти, до сих пор все попытки врачей помочь оборачивались к худшему.
– Достижения современной медицины…
– Давай лучше применим твои заменители после того, как всё закончится? Толку будет больше.
Мередит не знала, возможно, он говорит правду. «Не навреди», – вот главный медицинский постулат.
Ей было бы проще, если бы она могла действовать, но что, если для Артура её бездействие действительно будет полезней?
– Уходи, – несколько раз предлагал он ей.
Но Мередит не могла уйти.
– Ты стойкий оловянный солдатик, – сказал Артур потом, когда всё закончилось. И Мередит восприняла это как комплимент.
Ещё одна она успела понять за вечер: приступ – это кровавый кошмар. А Кинги, наверное, и впрямь не люди, людям такого не пережить.
Мередит чувствовала себя как после приёма слишком большой дозы успокоительного. Происходящее казалось далёким и, если бы не осознание того, что её помощь может быть нужна, она свернулась бы где-нибудь в уголочке и уснула.
С детства была такая реакция на стресс – тянуло в сон.
– Помоги мне добраться до ванной, – попросил Артур.
Мередит, обняв его за талию, попыталась выполнить его просьбу.
