– В пределах статистической погрешности… – задумчиво повторил Белоцветов.
– Ну разумеется! – воскликнул доктор Кларк. – Никто не знает масштабов присутствия нелюдей на борту «Тетры». Известно лишь, что их никогда не бывает меньше одного, и не отмечено ни одного достоверного случая, чтобы их численность превысила дюжину. Они прилетают и улетают, возможно – размножаются или, да хранит их Господь, умирают, то есть существуют по своим законам, и кто мы такие, чтобы требовать от них каких-то отчетов?!
– Но вы тем не менее предпочитаете жить и работать на территории виавов, – подчеркнул Кратов.
Доктор Кларк остановился и раскинул жилистые конечности, словно приглашая воссоединиться с чем-то высоким и восхитительным.
– Вы слышите? – вдохновенно спросил он.
– Что мы должны услышать? – вкрадчивым голосом спросил Татор.
– Тишина! Полная бескомпромиссная тишина, джентльмены! Та тишина, которой я никогда не найду в человеческом секторе. Не хочу показаться излишне требовательным, но уровень шума земной техники оставляет желать много лучшего. Постоянно что-то шипит, шуршит, булькает… Да и сами люди являются источником различных спектрально насыщенных шумов. Эти постоянные разговоры, смех, песни по вечерам! Ну сколько нас там… от силы неполных две дюжины… и еще эта странная община молодежи, которая обитает невесть где и никогда – на одном месте… Кто бы мог подумать, что мельчайшая ячейка человеческого общества способна порождать столько шума! А здесь, у виавов, тишина. Нельзя сказать, что абсолютная, но близко к таковой, очень близко… В самом начале меня предупреждали, что, возможно, перед уходом виавы отключили все свои системы, и я рискую однажды замерзнуть или задохнуться. Черта с два, джентльмены! Все работает, как часы, хотя трудно себе представить, сколько адского шума может исходить от старинных механических часов…
– Вы любите тишину, доктор? – спросил Мадон сочувственно.
– Я исследую тишину, – объявил тот. – Не столько физические характеристики, с этим давно все ясно. Меня интересуют психодинамические свойства тишины. То, как тишина взаимодействует с помещенными в нее объектами. Например, с человеческим сознанием.
– Разве сознание – объект? – поразился Белоцветов.
– Если отвлечься от физиологических основ его функционирования, вообще перейти на более высокий уровень абстракций, то сознание – объект не хуже прочих. – Доктор Кларк внимательно посмотрел на бесхитростную физиономию Белоцветова, затем исследовал постную мину Мадона. – Ну, это надлежит разъяснять специально…
– Не нужно, – быстро сказал Кратов.
Мадон, выглядевший подавленным в любой компании, где кто-нибудь много и увлеченно разглагольствовал на скучную тему, скис окончательно. «А смысл?..» – читалось в его глазах. Доктор же Кларк, сдвинувши кустистые брови, внезапно явил чудеса проницательности.
– Зачем, вы спросите меня, джентльмены? – возгласил он. – Какая польза в том, чего нет? Ведь абсолютной тишины не существует, не так ли. В специальных анэхоических камерах можно вплотную приблизиться к полному беззвучию, но не более того. Неподготовленный человек может сойти с ума, да и подготовленному будет несладко. Я не ставлю таких изуверских экспериментов. Использование компактных изолирующих полей дает вполне приличный уровень тишины, то есть за пределами человеческого восприятия внешних шумов… А теперь так: все замолчите на тридцать секунд. Просто сосчитайте до тридцати про себя и в течение этого срока попытайтесь не издать ни единого звука. Даже не дышите и по возможности договоритесь с собственным кишечником.
– Я не виноват, – быстро сказал Белоцветов. – Во мне с утра одна лишь чашка кофе. И бутерброд, которым можно смело пренебречь…
– Время пошло! – рявкнул доктор Кларк и всплеснул руками.
Экраны погасли, будто их задуло порывом ветра, все помещение мгновенно погрузилось в непроницаемую бархатную темноту.
Разумеется, полной тишины не случилось. Кратов, плотно сомкнув губы, дабы не вырвалось ни единого звука, оказался один на один с собственным организмом. Хвала небесам, в животе не урчало… но в жилах оглушительно пульсировала кровь, в ушах сам собою возник и повел себя с вызывающей дерзостью белый шум, а в мозгу гвоздем застряла музыкальная фраза самого фривольного происхождения, то есть не струнный квинтет Деллафемины, не клавесин Антонио Вивальди, не благородный орган Баха, а что-то низменное и мелкое, из низкопробного мюзикла вроде «Нового Эксодуса» или чего похуже… «Никогда больше не стану слушать эту дрянь, – думал Кратов пристыженно. – Отныне и вовек только лучшее, только возвышенное. Потому что неизвестно, с чем я останусь наедине, когда однажды пропадут все звуки. Для таких случаев лучше иметь хорошо почищенные кладовые памяти. Как ни старайтесь, милый доктор, полной тишины вы не достигнете. Тишина – это всего лишь отсутствие внешних раздражителей, дефицит воздействия на органы чувств. Сенсорная пустота, которую мозг тотчас же и с большой охотой заполнит собственными экспонатами из загодя собранных коллекций. Уж я позабочусь, чтоб это были шедевры, а не дешевые поделки… Бог знает, что я выдумываю. Что это на меня вдруг нашло? Тоже мне, ценитель сыскался, гурман и эстет… Этот звездоход-расстрига хотел донести до нас нечто иное. Жаль только, что он более привычен к понимающей, подготовленной, сообразной аудитории. Видать, давно не выступал на публике… и тут появляются, страшно сказать, Белоцветов с Мадоном… и спасибо еще, что не Грин с Брандтом!»
Вспыхнул свет, экраны вернулись на прежние места и замигали с энергией, кажется, утроенной против прежнего.
– Что вы слышали, джентльмены? – вопросил доктор Кларк.
– Собственные мысли, – осторожно сообщил Татор.
– Я тоже, – сказал Кратов.
– Лично я не мог избавиться от образа хорошо прожаренного куска мяса, – объявил Белоцветов. – В хрустящей корочке, под гранатовым соусом…
– Я читал молитву, – сказал Мадон. Он смущенно огляделся. – Что, не следовало этого делать?
Какое-то время все смотрели на него с изумлением, потому что никто не ожидал от этого циника и зануды внезапно и без специальных к тому поводов обнаружившей себя религиозности. Затем доктор Кларк сказал, сардонически щурясь:
– Ну что ж, занятие не более бессмысленное, нежели все прочие. Как я понял, джентльмены, все вы инстинктивно и даже слепо постарались подавить тишину в себе, вытеснить ее из своего сознания, как нечто нежелательное, подобно тому, как антигены избавляются от вирусов. Все обыкновенно так и поступают. Как утопающий, который совершает массу лишних движений, не всякое из которых целесообразно в постигшей его ситуации… Здесь нужна специальная подготовка, часы медитации, которых, как я подозреваю, у вас попросту нет. – Татор с готовностью закивал. – Но если бы вы не стали сопротивляться, тишина – здесь я имею в виду тишину не как идеальное отсутствие акустических раздражителей, а как психофизическое состояние, с явным преобладанием физических характеристик… тишина забрала бы вас к себе.
– Но зачем?! – не утерпел-таки Мадон.
– Никогда не задавайте науке вопросов «зачем?», молодой человек, – чопорно сказал доктор Кларк. – Настоящая наука совершается не «зачем», а «потому что». И зачастую «вопреки»… То, что выглядит ненужным, бесполезным и вздорным сейчас, может оказаться насущным и безгранично востребованным по прошествии времени. Я авансирую будущее человечества. Однажды разум достигнет пределов развития в четырех измерениях… здесь я подразумеваю три традиционных измерения и экзометрию, если условно полагать ее базовым нулевым измерением… Впрочем, кому я читаю азы пространственной физики? Вы по роду деятельности разбираетесь в этом не хуже моего и к тому же каждодневно сталкиваетесь со всеми измерениями на практике, vis-a-vis. Но когда разуму станет тесно, он примется искать двери в иные пространства. Тишина как нельзя лучше подходит на роль таких дверей. Не спрашивайте, почему, для меня это очевидно, а у вас нет времени выслушивать мою лекцию с изложением системы аргументов… Надеюсь, вы уже достаточно проголодались?
