Генералы всегда готовятся к прошедшей войне. А переломить их своим авторитетом или просто приказать он не мог. Не то у него было положение. Да — его выслушивали. Ибо не по годам умен. И вон — иной раз очень толковые мысли предлагает. Однако…
На какое-то мгновение пришел прилив ярости. Видимо от старого владельца тела подарок. Но он зажмурился. И сжав кулаки выдохнув.
Несколько глубоких вдохов.
Переждал несколько секунд.
Открыл глаза.
Осмотрел всех присутствующих, с интересом за ним наблюдающих. И выдал фразу, ломающую всю парадигму ситуации и идущую в разрез ожидаемой реакции:
— Уйду я от вас в монастырь. Ей-ей уйду. В женский.
Несколько мгновений тишины.
Нервный смешок Меншикова.
И разразился хохот…
Отсмеявшись, его похлопали по плечу. Едва ли не каждый. Сообщая, что он молодец, и что ничего страшного не произошло. На ошибках учатся. И все в том духе.
Ну и разошлись.
Алексей же остался сидеть в своем кресле. Благо, это к нему в гости приходили, а не он к кому-то. Посидел в довольно мрачном виде около часа или даже двух в пустом помещении. Борясь с раздражением. А потом отправился к своему двоюродному деду — Льву Кирилловичу Нарышкину [37]. Чтобы поговорить. Само собой — не о кавалерии и играх. А отвлечься. Благо, что к нему тоже у него имелось дело.
Впрочем, Лев Кириллович не сильно жаждал послушать мальца. Видимо уже знал о нервном разговоре и не хотел, чтобы Алексей его во что-то втянул дурное.
— Зачем ты мне голову морочишь? — наконец он спросил.
— Мне эти опыты нужны для обучения. А обратится за помощью не к кому.
— Для обучения? Я похож на учителя?
— Ты единственный, кто в силах мне помочь. И это тебе практически ничего не будет стоить. Пожалуйста. Мне очень надо.
— Ну… не знаю… — покачал головой дед. — Верно гадость какую задумал? Неужто как Лопухиных желаешь в навозе отправиться ковыряться?
— Не, — отмахнулся царевич.
— А что?
И он ему рассказал, что, когда ходил по мастерским заметил, что иные в горнах чугун выжигают до ковкого состояния.
— Да, мне сие ведомо.
— Вот я и удумал, как быстрее сие делать, переделывая в значительном количестве в доброе, кузнечное железо.
— Удумал? Что-то не верится.
— Али я дурно удумал с печью походной или туалетом водяным?
— Нет, но…
— Ты просто попробуй, — перебил его царевич. — Сие не великой сложности дело. Прошу. Если все так, как я думаю, то ты сможешь производить доброе железо во множестве. Ну и мне с того малую долю выделять. На опыты и учебу.
— Ого! — ошалел от наглости царевича дед. Но сразу посылать лесом его не стал. Немного покривлялся для порядка, и выслушал. А потом задумался и отправился на заводы — советоваться с мастерами.
Алексей предложил ему создать маленький опытный цех, человек работных на дюжину, в котором попробовать освоить пудлингование. Само собой — такого слова царевич не применял. Просто описал процесс на своем дилетантском уровне.
Не будучи промышленником, ему все-таки приходилось помотаться там — в XXI веке по заводам. Понятное дело, вживую таких печей он не видел и видеть не мог. Но как-то нарвался на рассказ одного увлеченного историей металлурга.
И вот — теперь вспомнил.
Двоюродный дед был человеком не самым простым в общении. Как отмечали многие — весьма среднего ума, да еще и невоздержанный к питию. Гордый, хоть и не заносчивый. И склонный делать добрые дела не по здравому смыслу, а по причуде своего настроения.
Именно по этой причине царевич пытался в разговоре его больше упрашивать, чем уговаривать. Стараясь задеть его гордость, дабы он почувствовал себя высоким покровителем такого маленького, неопытного и в общем-то беспомощного наследника престола. И идти то ему не к кому, и помочь никто не в силах, и так далее…
* * *
А вечером того же дня, вдали от душных и непростых разговоров столицы, разворачивалось совсем другое дело. Но ничуть не менее важное. В Азовском море.
Вице-адмирал Корнелиус Крюйс вывел в море эскадру, состоящую из двух галеасов и восемнадцати малых галер. И отправился в сторону Керчи.
Он всю зиму и весну готовился к тому, чтобы выполнить приказ царя. Готовил команды. Собирал охочих до всякого рода абордажных и разбойных дел. Прежде всего среди казаков и, отчасти татар или черкесов. И вот — вышел попробовать — что же у него получилось. Ну и перед царем чтобы было в чем отчитаться.
Для успеха этих маневров ему требовались корабли неприятеля.
В самом Азовском море искать их было пустой затеей. Не ходили они туда в текущей обстановке. Требовалось идти к Керчи, где, как ему доносили, постоянно стояло несколько османских вымпелов.
В правильный бой с ними ввязываться Крюйс не собирался.
По сути — все происходящее было большим учением.
Выход в море организованный. Движение в составе эскадры. Какие-то маневры. Ну и так — немного пошуметь. Хотя, опасаясь активного действия неприятеля, он заполнил свои корабли теми самыми охочими до морского разбоя. А то вдруг не получится отойти и придется драться? Вот — хоть в абордаже подсобят.
Вышел.
С горем пополам дошел до Керчи, потеряв только три галеры, севшие на мель. Все-таки Азовское море очень мелкое, а акваторию он толком не знал. Впрочем, эскадре это не помешало выполнить первую часть учебной задачи и достигнуть Керчи.
И так случилось, что вошел в пролив он уже вечером. Солнце клонилось к закату. Скоро должно было совсем стемнеть. Когда и обнаружили у Керчи, на рейде, османскую эскадру из четырех парусников, опознанных им как пятидесяти-пушечные корабли и девять галер, в том числе две большие.
Много.
Слишком много.
Особенно четыре линейных корабля, которые могли все испортить, завершив эту учебную вылазку форменной катастрофой. Их артиллерийский огонь мог покалечить азовскую эскадру, вышедшую в море.
Наверное, целую минуту вице-адмирал растерянно смотрел на корабли перед ним. Пока не заметил шум, поднятый на берегу. Люди забегали возле лодок.
Лодок!
И тут у Корнелиуса Крюйса что-то и щелкнуло в мозгу. Он глянул в зрительную трубу на галеры и заметил — людей то на них особенно и нет. На берег, видимо, сошли.
А значит, что? Правильно.
— Атакуем! Немедленно атакуем! — громко отдал он приказ. И направил свой флагман — галеас Апостол Петр так, чтобы он пошел между берегом и кораблями. Дабы отогнать шлюпки с экипажами. За ним двигался второй галеас — Апостол Павел. Галеры же, повинуясь его приказу, устремились к боевым кораблям османов, дабы взять их на абордаж.
В какой-то мере это было жестом отчаяния.
Надвигающейся ночью уйти вряд ли получилось бы из-за крайне неудобной навигации и множества мелей. Утром же почти наверняка в дело включились бы османы. Если не с вечера. И они, в отличие от Крюйса, местную акваторию знали хорошо…
К счастью линейные корабли тоже спустили экипажи на берег и держали на борту минимальные команды. Так что никакого значимого сопротивления они не оказали. С двух бортов к такому кораблю, стоящему на якоре и с убранными парусами, подходили русские галеры. Кидали кошки. Подтягивались вплотную. И наверх лезли всякого рода лихие люди. От чего на верхней палубе резко становилось тесно.
Зазвучали пушечные выстрелы.
Это галеасы, проходя вблизи галер, стреляли поверх их палуб картечью. И по шлюпкам стреляли, идущим от берега. Но те не особо усердствовали. Да и дежурные команды осман, видя происходящее, старались покинуть свои корабли. Кто и как мог…
Через два часа все оказалось кончено.
Над всей османской эскадрой оказался поднят русский флаг.
С берега стреляли.
Впрочем, уже больше для шума, чем для дела.
Не долетали ядра.
Слишком далеко.
Крепость Еникале только начали строить и там пока стояла только открыто расположенная батарея, хоть и с мощными пушками. О которой, кстати, Крюйс не знал. Но огонь они открыли слишком поздно. Прозевали…
