Миротворец (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Само двухэтажное здание из песочно-золотистого камня с высокими окнами и изящными колоннами построено в классическом стиле. Сейчас от него остались лишь обугленные стены и обвалившиеся перекрытия. Западное крыло полностью разрушено, словно гигантская рука смахнула его с лица планеты. Восточное — сохранило остатки каменной лестницы, ведущей в никуда. Среди руин проглядывают фрагменты прежней роскоши: осколки витражей, переливающиеся в солнечных лучах; обрывки гобеленов, трепещущие на ветру; почерневшая от огня, но всё ещё узнаваемая статуя всадника в центре того, что когда-то было внутренним двором.

Я стою перед стеной с рядом ниш, заполненных урнами. По соседству с четырьмя из них появилась новая — пятая. В моей руке отдаётся нехарактерная тяжесть терновой гирлянды остролиста. Каким-то чудом эти ягоды пережили путешествие с Земли сюда — такой же багряно-красные, как в тот день, когда я видел восхищение в обычно холодных глазах Горгоны.

— Вот и всё, Арианнель, — негромко произношу я, положив ягоды на постамент возле урны. — Теперь ты дома. Там, где всегда хотела быть.

Семейный склеп Локвудов обустроен со сдержанной элегантностью. Четыре погребальные урны с прахом её мужа, двоих сыновей и дочери. Теперь к ним присоединилась и сама Горгона.

— Знаешь, старая змея, — говорю я, ощущая странный комок в горле, — когда я впервые увидел тебя в Париже, то подумал: «Эта климаксная мегера — самая опасная сука, из всех, что я когда-либо встречал. Она точно меня прибьёт». И почти не ошибся…

Шумящий за стенами склепа ветер задувает внутрь песок, забрасывая его мне в глаза. По крайней мере, я хочу думать, что именно из-за песка они начинают предательски щипать.

— Всё, что ты мне завещала — исполнено. Я нашёл его и прикончил своими руками. И, как видишь, домой тебя тоже доставил. Только я мальца перевыполнил план, надеюсь, ты это оценишь…

Обвожу взглядом могилы.

— Надеюсь, ты наконец их повстречала и смогла обнять, — неожиданно для себя шепчу я.

Вынимаю из кармана маленький ребристый механизм. Активирую его, и древняя мелодия — с завываниями и гортанными переходами — заполняет пространство склепа.

— Я никогда не умел танцевать, — признаюсь я могиле, — но ради тебя, наверное, стоило научиться.

Скидываю на каменный пол плащ и начинаю медленно, неуклюже. Люмичантра — танец весьма непростой. Нужна отменная координация.

Сапоги постукивают по камню, выбивая неуверенный ритм. Вспоминаю, как двигалась она — стремительно, с горделивой осанкой, сложив руки на поясе, а затем взметнув их вверх в неистовом вихре движений. Пытаюсь повторить, и с каждым шагом получается всё лучше.

Отдаюсь музыке, и неожиданно ловлю себя на том, что танец — больше не мука, а освобождение. Я вкладываю в него всё, что не сказал ей при жизни. Благодарность. Уважение. И, Ган всемогущий, даже любовь — к этой упрямой, жёсткой, израненной женщине, которая, несмотря на все свои шрамы, научила меня чему-то важному.

— Прощай, Стрелок, — заканчиваю я, опуская руки.

Время. Пора завершать и другое дело, ради которого мы сюда прибыли. Не случайно я выбрал именно это место и день для церемонии. Стрелки должны знать, откуда они пришли, чтобы понимать, куда идут.

Выхожу из склепа, моргая на ярком солнце.

И замираю, сложив руки на поясе.

В нескольких десятках метров от меня, на расчищенной площадке, стоят два аккуратных строя людей. Мужчины и женщины в тёмных дорожных плащах, со сверкающими значками Стрелков Гилеада на груди и револьверами в кобурах. Первую группу возглавляет Мэтт, а долговязый рыжий Эйден О’Райли — вторую. Два десятка новобранцев. Увидев меня, они синхронно выхватывают оружие из кобур и вскидывают его в приветственном салюте, прижав ствол к переносице.

— Внимание! — командует Гидеон. — Капитану Корпуса честь!

— Вольно, — отвечаю я, занимая место перед строем. — Сегодня особый день для всех нас.

Осматриваю строй, задерживая взгляд на каждом лице. Молодые, решительные, с той же смесью страха и отваги, которую я когда-то видел в зеркале.

— Стрелки Гилеада, — начинаю я, выпрямляя спину. — Вы стоите на земле, пропитанной кровью и слезами, но также и надеждой. Именно по этому миру, много лет назад, первые Стрелки странствовали, защищая невинных.

Делаю паузу, указывая на склеп за моей спиной.

— Рядом с нами покоится Арианнель «Горгона» Локвуд, одна из последних настоящих Стрелков старой школы. Она была моим наставником. И именно на её могиле я хочу напомнить вам клятву, которую вы все давали.

Ветер усиливается, подхватывая мои слова и разнося их по пустынной равнине.

— Справедливость — не милосердие и не жестокость. Это равновесие. Ваша задача — не просто судить, а приносить закон в земли, полные беззакония. Справедливость остаётся величайшей ценностью, даже когда остальной мир забыл о ней. Защищать слабых и сдерживать сильных. Приносить избавление страдающим и смерть заслуживающим её.

Мой взгляд задерживается на Гидеоне. Когда-то он был напуганным мальчишкой в общине амишей. Теперь — командир Стрелков, с той же целеустремлённостью во взгляде, что я видел у Горгоны.

— Женщина, которую мы сегодня похоронили, была Стрелком до мозга костей. Она допустила ошибки — как и все мы, но она никогда не изменяла своей клятве. Один ради многих, многие ради всех. Несите это в своих сердцах, даже когда револьвер в вашей руке станет неподъёмным.

Перевожу взгляд на новое здание академии Стрелков — строгие линии, высокие окна. Жизнь возвращается на Гилеад. После падения Сопряжения многие миры начинают восстанавливаться, и этот — один из них.

— С падением Сопряжения наша миссия не закончилась, — продолжаю я. — Она только начинается. Вселенная полна тварей пострашнее, чем ксариды или онкройлы. И зло, сотворённое разумным, всегда будет требовать возмездия. Вам предстоит нести бремя справедливости — тяжёлое, но необходимое. Смотрите, что бы этот груз не сломил вас.

Молодые Стрелки смотрят на меня с решительностью и гордостью. Они знают, во что ввязались, и готовы платить эту цену.

— Идите и делайте свою работу, — буднично заканчиваю я. — И помните — в каждом из миров, где вы будете нести службу, есть те, кто нуждается в защите. Будьте их щитом. А иногда — и карающим мечом.

По моему сигналу Гидеон командует, и Стрелки вскидывают револьверы, давая прощальный залп в воздух. Звуки выстрелов эхом разносятся по пустыне, отражаясь от стен полуразрушенного поместья.

— Стрелки, разойдись! — командую я, и строй рассыпается.

Молодые юноши и девушки — смелые, немного напуганные, но полные решимости. За ними будущее.

Гидеон подходит ко мне и неловко сжимает плечо.

— Она бы гордилась тобой, — говорит он тихо.

— Нет, — хмыкнув, качаю я головой. — Она бы наорала на меня за излишний пафос и плохую осанку.

Мы оба смеёмся, и этот смех — лучший памятник Горгоне, чем все речи и танцы.

Возможно, на Гилеаде действительно снова расцветут сады.

Эпилог 3

Солнечный свет заливает веранду небольшого деревянного дома, построенного на склоне холма неподалёку от Фритауна. Драгана сидит в плетёном кресле, положив руки на чрезвычайно округлившийся живот. Её белоснежные волосы собраны в простую косу, а на губах играет умиротворённая улыбка. Будущее материнство сделало её ещё краше.

Егор выходит из дома, неся две кружки с горячим чаем. Его движения размеренны и спокойны, как у человека, который чувствует твёрдую почву под ногами. Он протягивает одну кружку Драгане и устраивается рядом на деревянной скамейке, которую сам же выстругал неделю назад.

— Осфо́р прислал сообщение, — говорит Егор, глядя на золотистые поля внизу. — Крышу почти починили. Мы сможем вернуться на Увриксиар к осени, если захочешь.

Драгана делает глоток чая и кивает:

— Хотелось бы. Мне кажется, ребёнку нужно знать оба мира, — она задумчиво проводит ладонью по животу. — Чувствую, как он толкается. Думаю, это будет мальчик.