Лестрат наконец собирается с мыслями и вскидывает на меня черные затягивающие глаза, которые внушают ужас. По спине бежит холодок. Я окончательно убеждаюсь: ничего хорошего сейчас не услышу.
– Твоя мать, Каро. Она была на празднике. И, как понимаешь, это не тянет на обычное совпадение.
– Что? – Сердце падает в желудок. Такое неприятное ощущение, от которого хочется избавиться, но не хватает дыхания. Свободное падение, и совсем не то, что приносит ощущение окрыления. Нет, это чувство сжимающегося от страха желудка в момент, когда из-под ног выбили опору и ты летишь в пропасть.
– Но как… – Я наконец справляюсь со спазмом и получаю возможность говорить. – Я ее не видела. И это не то мероприятие, которое она может себе позволить. Я совсем не элита, знаешь ли. А она – тем более.
Сердце начинает стучать как бешеное. Я оправдываюсь, судорожно пытаясь разобраться в царящем в голове хаосе. Мне важно найти объяснение ее присутствию там. Дар чувствует мое состояние и берет за ледяную руку, успокаивающе сжимая пальцы. Выдыхаю, стараясь вернуть возможность рационально мыслить.
– Она была там не как гость. Она работала на кухне.
Это похоже на правду. Мама часто подрабатывала на банкетах. Но так далеко от дома? И там, где оказалась я? Действительно, поверить в такое совпадение непросто, но мне хочется. Потому что если нет… я потеряю последнюю надежду на то, что когда-то что-то для нее значила. А это очень больно, несмотря на то что вроде бы давно отболело. Я долгое время так считала, но сейчас понимаю: считала неправильно.
– То есть имела доступ и к игристому, в котором было зелье? – понимающе уточняет Дар, а я чувствую, что просто улетаю в бездну.
Мы с матерью не близки. Я до сих пор виню ее за случившееся со мной, но никогда в самых ужасных мыслях не допускала, что за всем этим может стоять она. А если такие предположения и проскальзывали в голове, я упорно гнала их прочь.
– Да, – мрачно говорит Лестрат.
– И что дальше? Где она сейчас? – выдавливаю вопрос. В голове шумит, картинка перед глазами плывет.
– У нас. Ее задержали, но пока не допрашивали. Хочешь с ней поговорить?
Сердце снова делает скачок, а желудок нехорошо сжимается.
– Нет, – мотаю головой. – И не очень верю в ее виновность. Прости. Пока это по многим причинам не укладывается у меня в голове.
– Я понимаю, Каро. Это мать. Тяжело принять такое, но все очевидно.
– С Виксом тоже все было очевидно. И где он сейчас? – раздраженно спрашиваю я, и Лестрат мрачно кивает.
– Понятно, что мы все будем проверять. Но пока других новостей у меня нет. Ты в порядке?
– Нет. Я не в порядке. У меня сложные отношения с матерью. Но это… Это даже для нашей ситуации перебор. Я не могу понять, зачем?
– Иногда у маньяков своя изощренная логика, которая недоступна нормальным людям, – сочувственно говорит Лестрат, а я заторможенно смотрю в одну точку.
Мне плохо. Я не думала, что мать сможет ранить меня сильнее, чем уже ранила.
Доедаю в тумане. Лестрат что-то говорит. Я вроде бы даже отвечаю ему, но сама нахожусь где-то не здесь. В прострации. Прощаюсь на автомате, так же сажусь в магмобиль. В ушах шумит, а мир вокруг кажется далеким и нереальным.
Плохо помню, как мы добираемся до колледжа. Радуюсь, что успела потренироваться с утра с шэхом. Если бы поехала на тренировку в таком состоянии, сейчас не смогла бы сделать ничего. Да и не поехала бы. Выходить на татами, когда ты плохо соображаешь, где находишься, чревато. А еще я не хочу, чтобы меня кто-нибудь такой видел. Точнее, видели Волк и шэх. Я поборю это состояние, переживу эту ночь и завтра смогу.
До соревнований остается слишком мало времени, чтобы позволить себе быть слабой. Мне нужно аккумулировать все силы. А как, если их неоткуда взять?
У меня словно выбили почву из-под ног. Не сразу замечаю, что плохо вижу дорогу перед собой, потому что слезы застилают глаза.
– Каро, ты как? – осторожно спрашивает Дар, когда мы поворачиваем к колледжу.
Это первые слова за всю дорогу, и я благодарна ему за минуты тишины. Они мне были необходимы, чтобы немного выдохнуть.
– Не понимаю… – честно отвечаю я. – Я с ней не общалась. Почему меня так ранит ее поведение? Почему я переживаю ее предательство так же остро, как и в двенадцать лет? Мы же с тех пор почти не общались.
– Потому что это твоя мать. – Дар пожимает плечами и смотрит на меня с сочувствием.
– А твоя? Прости, если вопрос бестактный.
Мне правда неловко, но я давно собиралась спросить. Сейчас вот подвернулся случай. Мара говорила, но мне хотелось бы услышать от Дара.
– Да нет, нормальный вопрос, – отвечает он, с удовольствием меняя тему. – Родители погибли, когда мы с Китом были маленькими. Я почти не помню ни маму, ни папу. Нас воспитала бабушка. Поэтому и говорить про них не больно.
– А моя меня и не воспитывала… Но такого я даже от нее не ожидала. – Вздыхаю и качаю головой. – Не понимаю ее мотивов. Зачем? И знаешь… – Я закусываю губу и отворачиваюсь к окну, прежде чем продолжить. – Не уверена, что хочу знать. Лестрат предлагал поговорить с ней… Но что мне даст этот разговор? Только еще большее разочарование.
– Но если это была она, получается, все закончилось?
– Не знаю. – Я вздыхаю и выхожу из магмобиля, который уже, оказывается, давно на парковке. Даже не заметила, когда мы приехали.
Оказавшись на улице, понимаю, что сейчас приду к себе в комнату и там буду одна.
Одиночество – это последнее, чего я хочу. Но разговор не клеится. Дар смотрит на меня с сочувствием, но, видно, не понимает, что делать и как меня поддержать. Я и сама не знаю. Вряд ли он видел меня такой – сломленной. В истерике видел, видел злой, а сейчас я сама себя пугаю.
Он провожает меня до двери комнаты и желает спокойной ночи, собираясь уйти, а у меня сжимается желудок от необходимости оставаться одной. Легкое касание щеки губами, и я не могу его отпустить. По лицу текут слезы.
– Останься со мной, – прошу со всхлипом. Вижу сомнение в глазах и добавляю: – Пожалуйста. Просто не оставляй меня сегодня одну.
Дар нерешительно кивает и делает шаг мне навстречу, а я обнимаю его и утыкаюсь носом в плечо, вдыхая ставший родным запах. От едва ощутимого аромата парфюма ведет, и ледяной комок в груди тает.
Пропускаю Дара вперед себя в комнату, испытываю неясное смущение. Он уже бывал у нас, но именно сейчас мне кажется, что тут слишком мало места и не очень убрано. И вообще идея позвать его к себе уже не кажется такой хорошей. Но идти на попятную странно и стыдно, поэтому стараюсь вести себя максимально естественно.
– Устраивайся, но у нас, конечно, не так удобно, как у тебя дома.
– Каро, – усмехается парень, – не забывай: преимущественно я живу на соседнем этаже.
От неловкости сбегаю в душ. Туда идти при нем тоже неловко. Мне кажется, в этом можно уловить какой-то намек. Впрочем, Дару не нужны намеки, я зря загоняюсь. Переодеваюсь в уютную пижаму. Мягкие штаны и такая же однотонная кофта с длинным рукавом. А когда возвращаюсь, понимаю, что Дара нет.
На душе становится неприятно, но я не успеваю надумать себе разного, потому что он возвращается. Тоже с влажными после душа волосами и в домашней одежде.
– Я посчитал, что душ мне тоже не повредит, – признается он и с наслаждением падает на мою кровать.
Я морщусь. Вот что за человек? С его экзоскелетом такие прыжки чреваты и явно болезненны.
Это вечер тишины. Мы лежим на кровати и молчим. Дар обнимает меня за плечи, а я дремлю, уткнувшись ему в плечо, и даже не сразу замечаю, что ткань рубашки уже мокрая от моих слез.
Он медленно перебирает мои волосы, которые проскальзывают между его пальцев, словно шелк.
– Почему ты так редко носишь их распущенными? – спрашивает он, и я признаюсь:
– Ему так нравилось. Распущенные и завитые, длинные, как у куклы. Не хочу быть куклой, поэтому распускаю только после душа. Знаю, что это глупо. Возможно, когда-нибудь избавлюсь от этой фобии.
