Ещё грохотала битва, ещё вспыхивали жаркие схватки, но было ясно: монголы ускользнули из ловушки, где должны были погибнуть все до единого.
Рога заревели отбой: булгарские латники медленно отступали вверх по склону, резкими выпадами сдерживая Кукдая; но и монголы неохотно лезли на верную смерть, под удары копий и сабель. Битва завершилась сама собой: булгары ушли, а монголы стали обходить поле сражения, чтобы добить раненых врагов; но на одного оставленного в низине булгарина приходилось по десять умирающих степняков…
Когда перешли вброд Сакмару, Бату вытер пот со лба и сказал:
– Теперь я понимаю, почему Кукдай отстал так сильно. Это ты ему велел, мой мудрый учитель. Оставил про запас.
– Да, – ответил Субэдэй, – мой отец всегда говорил: «Два колчана лучше, чем один, ровно в два раза».
– И не возразишь, – улыбнулся Бату, – прости меня, темник.
– За что, хан?
– За легкомыслие. За то, что поверил перебежчику и не слушал твоих мудрых возражений. Я слишком рано посчитал себя непобедимым полководцем и мудрым правителем.
Субэдэй поклонился:
– Поздравляю тебя, мой хан. Ты сделал ещё один шаг к вершине. Ибо только истинно великий не боится признавать своих ошибок.
* * *
Чавкала под копытами пропитанная водой, готовая родить земля; первые цветы робко проклевывались из бутонов, высовывая жёлтые язычки, пробуя весеннее солнце на вкус.
– Славная победа, Дмитрий, – сказал Азамат, – сам Искандер Двурогий позавидовал бы тебе. Мы потеряли меньше тысячи, а монголы, пожалуй, вчетверо.
– Это не победа, – поморщился Ярилов, – я не могу себе позволить размен «один к четырём», слишком неравны силы. Это – ещё один шаг к общему поражению. Вот если бы удалось взять в плен Субэдэя и Батыя… А так – очередная стычка, ничего не решившая.
– Странно звучат твои слова в день триумфа, – заметил Азамат, – мало кто их поймёт.
– Их никто не поймёт. Поэтому говорю только тебе, старому другу. Впереди – трудная война, и нам не удалось закончить её сегодня.
– Умей радоваться сегодня, завтра может не наступить.
Не договорили: нахлёстывая коня нагайкой, подлетел начальник башкирского алая. Крикнул:
– Я увожу своих людей!
– Что значит – «увожу»? Тут что, вечеринка? – возмутился Азамат.
– У нас беда. Третий тумен Субэдэя… Монголы нашли тайное становище, где мы прятали семьи. Говорят, вырезали почти всех, уцелевшие разбежались по лесам. Мы уходим – хоронить мёртвых, искать живых и мстить.
Развернулся, бросил коня с места в галоп. Азамат недовольно сказал:
– Надо доложить эмиру, пусть велит примерно наказать его. А башкир прикажи задержать – они нужны для войны. Сейчас я…
– Не стоит, – придержал побратима Дмитрий, – я их понимаю. Меня ты не смог бы остановить в подобном случае.
Кыпчак поморщился. Сказал:
– Ты старший, тебе решать. Ладно, всё равно устроим пиршество, когда вернёмся в становище. Чтобы порадоваться победе и погоревать о погибших. В первую голову – о славном тысячнике, сыне древнего рода, пожертвовавшем своей жизнью ради Булгара. Он мечтал воссоединиться с семьёй: совершим общий намаз, чтобы мечта его сбылась.
– Я его понимаю, – задумчиво сказал Дмитрий, – жаль, что вера моя не настолько крепка. И христианину никто не гарантирует рая, даже если пал в бою за правое дело. Наверное, это прекрасно: быть уверенным в том, что соединишься с любимыми после смерти.
– Э-э-э, брат. Мне не нравятся твои мысли. Ещё не добыта руда, из которой отольют заготовку для меча, коим снесут наши головы. Не надо желать смерти: Всевышнему виднее, когда прислать её.
– Это так. Но иногда я так сильно тоскую, что… Не могу простить себе смерть Анастасии: ведь мог уберечь, мог предусмотреть. И только то, что сыновья мои, возможно, ещё живы, удерживает от… Ладно.
– От чего? – осторожно спросил Азамат.
Дмитрий улыбнулся через силу:
– От принятия ислама, а ты что подумал? Вы точно знаете: павшие за веру попадают в рай наверняка. Мне такого никто не обещает. Вот и остаётся надеяться только на очередное внезапное появление Барсука. Никогда не думал, что буду тосковать по его уродливой роже. Вдруг ему удалось разыскать Антона и Романа?
1235 г. Булгарский эмират: то, что от него осталось
Вольный ветер пронёсся над Тимеровским хребтом, хранящим у своего сердца могилы героев, павших в битве с монгольскими ордами; над нарядными берёзовыми рощами, пропитанными светом и запахом земляники. Вспенил синие воды Белой реки – Агидель, запутался в камышах, выискивая ствол, подходящий для флейты-курая. На нём сыграет ветер мелодию, споёт песню.
Песню о просторах Предуралья, о зелёных холмах, о храбрых башкирских батырах, которых не смогли одолеть в открытом бою силой – но поставили на колени коварством.
Кто сказал, что ветер нельзя поймать? Поднимись на вершину горы, достань лёгкую камышовую дудку – ветер сам заберётся в неё.
Кто сказал, что степной корсак хитёр и неуловим? Найди нору, достань лисят и приготовься: перепуганная мать сама прибежит на плач детёнышей.
Летом 1232 года башкирский иль покорился, не в силах далее сопротивляться, не желая больше хоронить своих детей. Башкиры признали себя частью улуса Джучи, склонили головы перед молодым ханом Бату.
Один за другим пали южные бейлики Булгарского эмирата. Субэдэй уже намеревался праздновать победу, но поспешил: эмир Алтынбек подпоясался поясом стойкости и обнажил меч храбрости, велев собрать ополчение по всем городам, всем сёлам Булгара; его непобедимые сардары Иджим-бек и Азамат за время меньшее, чем нужно, чтобы вызрел овёс, обучили новое войско, превратив крестьян в умелых бахадиров, способных дать отпор врагу.
Иджим-бек распорядился выстроить новый оборонительный вал по реке Черемшан; стонали столетние дубы, когда рубили их, чтобы сделать засеки на пути монгольской силы.
Нахлынули орды степняков – и опять разбились о булгарскую решимость, как морские волны разбиваются о каменный утёс. Вновь водил в бой отряды алпаров неистовый Азамат; вновь во главе стального ак-булюка скакал на вороной кобыле Кояш-батыр, Солнечный Витязь в золотом плаще. Таяли силы монголов, как тает снег на южном склоне холма весной; но иссякали силы Булгара, как иссякает вода в сожжённом солнцем арыке.
Всё реже случались бои; всё реже хлопала тетива и встречалась сталь со сталью. И, наконец, установилось равновесие: два пахлавана выдохлись, так и не выяснив, кто сильнее и больше достоин победы. Разошлись и сели на землю, отдыхая и внимательно следя друг за другом.
Бату-хан уехал в Каракорум, забрав с собой Субэдэя – будто бы для того, чтобы просить о помощи всей огромной Империи, потому что сил одного улуса Джучи не хватило для победы.
Азамат вернулся в Биляр, где наконец состоялась его свадьба с сестрой эмира – красавицей Айназой.
Вернулся в Биляр и Иджим-бек. Многие приглашали его на празднества, желая лицезреть великого военачальника, трижды победившего легендарного Субэдэя. Но Иджим отказывался и от приглашений, и от богатых подарков. Дом, пожалованный ему эмиром, пустовал; кряшен жил в маленькой комнате царского дворца и вёл замкнутую жизнь. Днём он сидел на лежанке и смотрел, как пробиваются сквозь ставни золотые косы солнечных лучей; ночью выходил на заваленный снегом двор. Молчал и ждал.
Чего он ждал? Может, тайного знака, нарисованного россыпями звёзд?
А может быть, урусут ждал появления шамана в чёрном балахоне, изуродованного пришельца с новостями о двух мальчиках – Антоне и Романе.
Планета закончила свой виток и без передышки бросилась в 1235 год.
Глава десятая
Восток и Запад
Весна 1235 г. Город Сугдея, Таврида
Зимой Сугдея – скучная, чёрно-белая. Неистовое море грохочет, пытается сбить с неба низкие тучи пенными волнами, нещадно топит корабли. Зимой нет дураков рисковать своей жизнью и имуществом, сражаться с яростью стихии. Лишь редкие сухопутные караваны добираются до города, оживляя рынок на несколько дней. Но вот распроданы товары: китайский шёлк и индийский кашемир, пряности и украшения, хлопковые ткани и персидское оружие; поселились на складах местных купцов, ожидая весны, чтобы отправиться дальше – в Булгар, русские города, в порты Средиземного моря. И снова – сонное время, лишь злая буря швыряет холодные волны, омывающие пустые причалы.
