Концерт я отыграл — как никогда. Энергия с меня так и пёрла. Публике, правда, было накласть три кучи — ну, всё как всегда. Но это не испортило мне настроения. После концерта я радостно упоролся какой-то местной дрянью, и меня снова увезли в клинику.
«Пацан сказал — пацан сделал!» — обрадовался мне Мэйтата и достал бубен...
Помню тихую ночь. На заднем дворе мы сидели с ним в двух шезлонгах, пили прохладное пивко и курили трубки. Меня так попустило, что как будто только вчера родился и про наркотики ещё даже по телевизору не слышал.
«Жирный, — устало говорил Мэйтата. — Как пидарас, жареный на сале другого пидараса, тоже очень жирного».
«Кто?» — вяло поинтересовался я.
«Дух. Проклятие твоё. Которое тебя уничтожит. Всегда рядом, пидарасина. Никуда ты от него не денешься, вот как в небесах написано». — Он указал горлышком бутылки в бескрайнее и непостижимо глубокое звёздное небо.
«Охеренное», — сказал я и глотнул пивка.
Вообще, после двух передозов в день пить пиво — самоубийство. Но мастерство Мэйтаты меня реально просто воскресило.
«Небо ж, ёп, — дёрнул плечом Мэйтата. — Не хер собачий. Но ты за небо не переживай, оно тебя не ждёт».
«Угу. И угроз не слышит», — пригорюнился я.
«Слышь! Ты мне тут пидарасячьи сопли не разводи, понял? А то я тебе эту бутылку в задницу засуну, разобью там и выход зашью. И мне за это ничего не будет, я тут вообще без лицензии».
«Почему ты вечно про пидарасов гонишь?» — не выдержал я.
«Потому что суть вселенной в вечном слиянии мужского и женского начал, только оно позволяет вселенной продолжаться и развиваться. А пидарасы е**т друг друга в жопы, чем ослабляют вселенную. На самом деле мне срать на вселенную и говномесов всех мастей, так что когда я говорю „пидарасы“, я имею в виду абстрактно е**ническое зло. Ну, или всё, что угодно».
Мэйтата много говорил той ночью. А я смотрел на него, слушал и учился. Впитывал мудрость. Мне ж тогда было всего-то двадцать три года. Пацан совсем.
«Скажи, Мэйтата, а почему ты так по русски бодро шпаришь? Я сперва подумал, у меня приход».
«Это всё потому, что моя русская мать приехала сюда на экскурсию, отбилась от группы, заблудилась в джунглях, и её нашёл великий шаман. Через две недели он её отпустил, она вернулась в гостиницу и вскоре улетела обратно домой. А потом родился я. И однажды духи позвали меня обратно. Я бежал на Родину своего духа, нашёл отца своего духа и десять лет учился у него. Да так и остался. Х*ли тут — тепло, валенки покупать не надо, плюс никто мозги не е**т, что черножопый».
В три часа ночи Мэйтата встал и сказал, что у меня режим и мне пора спать. Спал я так себе. В больнице были тонкие стены, и я сначала полчаса слушал, как Мэйтата трахает медсестру. Потом ещё полчаса — другую медсестру. Потом я не выдержал, пошёл на звуки, и там обнаружилась третья медсестра.
Мэйтата записал в журнале, что я прошёл курс лечебной физкультуры.
Утром я ушёл, но обещал вернуться. Привезли меня тем же вечером, опять после концерта.
«Зря ты эту херню местную берёшь, — сказал ночью за пивком Мэйтата. — Этак сдохнешь скоро. Дух всё жирнее. Я его п**жу пока. Но скоро он меня от**здит».
«Да что за дух? Как его вообще чего?» — спросил я невнятно.
В этот раз колдовство Мэйтаты сработало чуть хуже («А х*ли ты хотел, ё**ный? Я тебе господь, что ли, сука?» — сказал он мне), и в голове стоял кумар.
«Дух как дух, — сообщил Мэйтата так, будто я в день по десять духов вижу, и этот в среднем ровно такой же. — Выглядит, как ты. Он всё у тебя забирает. Душу твою высосет. Жизнь заберёт. И будет жить вместо тебя, а ты будешь у него штатным пидарасом для опытов. Читал „Портрет Дориана Грея“? Вот примерно такая же х**та, только вообще не похоже».
После этого разговора я и начал читать мудрую литературу.
Но на тот момент мне было не очень интересно про духов, и даже пиво было так-сяк. Мне хотелось трахать медсестёр, и я втайне ждал отмашки от Мэйтаты.
«Что, понравились местные? — усмехнулся он и залпом допил бутылку. — Ну пошли, проведём пару тестов».
Пошли. И провели. Все тесты были сугубо положительными. Так что утром я опять выписался.
Послушал Мэйтату и не стал больше упарываться всякой неведомой хренью. Предпочёл бухнуть. Ну, бухнул я прям на отличненько, так что вскоре мы с Мэйтатой снова увиделись.
«Сколько он? — слышал я сквозь сиреневый туман его голос. — Неделю? Неделя — херня. Я если бухаю — так на месяц минимум. А? Концерт? А-а-а, музыканты, б**дь. Знаю-знаю, „Арлекина-Арлекина“, Муслим Магомаев, ёптыть. Ладно, валите из палаты, починю вашего Элвиса е**чего».
Той ночью Мэйтата не дал мне пива и сам не пил. Был бледен и вял. Я с любопытством смотрел на бледного негра. Взрыв мозга.
«Ваня, — тихо сказал Мэйтата, глядя в небо, — п**дец. Духа твоего мне не победить. Мне кажется, он и меня однажды убьёт. Не дух это, а сам дьявол».
«Вот ты, Мэйтата, огорчаешь! — воскликнул я. — Тоже сейчас погонишь про то, что надо завязать и остепениться? Да я ж рок-звезда, я...»
«Знаю, какая ты рок-п**да, — оборвал меня Мэйтата. — Ты чё во мне — мамку, что ли, увидел? Завязать... Да ты можешь себе хоть х*й морским узлом завязать, если хочешь — толку не будет. Дух тот бухлом и ширевом твоим не кормится. Он иную сеть сплёл. И п**дец тебе, бабочка, в этой сети. И мне п**дец. И весь мир по п**де пойдёт...».
«Ты какой-то грустный, Мэйтата, — сказал я. — Пойдём, трахнем кого-нибудь?»
И мы пошли.
Крайний раз Мэйтату я увидел ещё через пару дней. Тут надо заметить, что мы, конечно, не сидели на одном месте. Тур проходил по разным городам, но в том, где жил Мэйтата, мы бывали постоянно из-за долбанутого гастрольного менеджера, который вечно пытался перебухать и переторчать меня. В результате постоянно получалась всякая херня. Едем в одно место в автобусе, тут этому хмырю звонят на мобилу, он туда минуту матерится, потом даёт водиле команду разворачиваться. Мол, выступаем мы не там, не тогда, да и вообще не мы.
В общем, городок Мэйтаты стал для нас этакой регулярной перевалочной базой. Из-за кучи таких вот перегазовок мы теряли уйму времени, и я что есть силы п**дил гастрольного менеджера, чтобы он организовывал нам выступления тут, на месте. А хрен ли сидеть на жопе ровно, когда можно нести папуасам культуру и просвещение!
В результате сложилась идиотская ситуация. Подкупами, уговорами, угрозами набить е**ло мы фактически монополизировали самый крутой местный клуб. Местные команды жёстко обламывались и оказывались не у дел. И вот после одного из таких концертов произошло неизбежное.
Мы вышли с пацанами покурить через заднюю дверь и увидели пару десятков агрессивно настроенных местных жителей с цепями, битами, разводными ключами, обрезками труб, арматурой и прочими атрибутами переговоров на самом высоком уровне.
Пацаны свалили бы, но кто-то из администрации был в теме, и дверь закрыли изнутри.
Началась драка. Наши все пересрались, так что толк был только от меня. Ну, а учитывая сильно превосходящие силы противника, мне же и наваляли сильнее всех.
Мэйтата, когда меня привезли, раскурил для меня прямо в палате здоровенный косяк.
«На, — сказал он, ткнув этой эпохальной гаваной мне в зубы. — Кури, а я тебе ноги починю».
Ноги мне сломали. Пацаны всё-таки были музыкантами, по-своему гуманно поступили. Мол: «Вань, мы против твоей музыки ничё не имеем, играй что хочешь и как умеешь, руки мы тебе ломать не станем. Но вот то, что ты, беложопый кусок говна, приехал хер победи откуда и отработал клуб — это нехорошо, Ваня, плохо это. И мы тебе за это ноги сломаем. Ты, Ваня, не обижайся, так надо».
Я и не обиделся. Подумаешь — ноги. Да и вообще, сложно было обижаться, затягиваясь таким конским косяком. Я даже боль чувствовать перестал. А от танцев Мэйтаты вообще ушёл в нирвану, где чей-то наглухо убитый голос снова и снова повторял мне на ухо: «If you wouldn’t mind I would like to blew».
