– А эти ошметки мне тоже впитать? – покачал головой Оцет, стряхивая с плеча кусочек плоти. Кровь на нем стремительно исчезала, поглощаясь им.
– А я так не могу, – недовольно проговорил Крату, морща нос.
Оцет прикоснулся к нему, и вся кровь поверженного врага потекла к нему, исчезая в его ладони.
– Ты кровавый практик? – сильно удивился Крату. – Неужто у тебя двойной дух ветра и крови?
– Мои возможности на этом не заканчиваются, – улыбнулся Оцет.
– Хочешь сказать, что у тебя тройной дух как у госпожи Каллисты? – скептическим тоном произнес Крату.
– Вы первый этаж полностью обыскали? – спросил внезапно Вивальди.
– Да, но входа в лабораторию так и не нашли, – сказал Оцет, – впрочем это не сложно, мне сперва хотелось осмотреть весь дом, но на втором этаже ты уже побывал.
– Если лаборатория под землей, то мы можем просто пробиться туда, – пожал плечами Крату.
Оцет закрыл глаза, и его лицо приняло сосредоточенный вид.
– Что он делает? – спросил удивленный Крату у Вивальди.
– Ищет вход.
– Ищет вход? – переспросил Крату. – Как это он ищет вход?
– Используя силу земли.
– Да ты, должно быть, шутишь, – нервно усмехнулся Крату, – неужто он действительно обладает тройным духом?
– Нашел! – хлопнул в ладоши Оцет. – Туда ведет потайной проход, как банально... Следуйте за мной.
Они вернулись в холл. Оцет подошел к портрету Баошенгдади, на котором тот держал в руках человеческий череп. Надпись под картиной гласила «Победа над смертью». Далее шла загадка: «Мне покоряется все сущее, живое и мертвое, я царствую над миром, и нет никого сильнее меня. Что же я такое?»
– Вход за этим портретом, – улыбнулся Оцет, – чтобы войти нужно разгадать загадку.
– Или просто прорубить нам проход, – развел руками Крату.
– Зачем, если можно ответить на загадку? – спросил Вивальди.
– Тебе ведь даже напрягаться не надо, – цокнул языком Крату.
– Давайте уже решим это загадку. Какой ответ предложишь, Крату?
– Я бы сказал, что это владыка Искандер, – хмыкнул Крату, – но боюсь, Баошенгдади с этим не согласится и посему… наверное, он себя считает сильнейшим.
Оцет ехидно улыбнулся и, прикоснувшись к портрету, произнес:
– Баошенгдади.
Ничего не произошло.
– Может нужно как-то еще активировать это? – нахмурился Крату.
– Нет, просто твой ответ неверный, – покачал головой Вивальди.
– И какой же ответ будет правильным? – обиженным тоном произнес Крату, сложив руки на груди.
– Нет никого сильнее Единого Бога, все подчиняется Ему, Он сотворил все сущее из небытия, своей силою даровал всем жизнь, и даже смерть не властна над Ним, – молвил Вивальди, – однако, даже Бог в некотором роде ограничен. Бог не может умереть. Он не может перестать быть Богом, не может создать круглый квадрат или сделать так, чтобы два на два давало пять. Ибо даже Бог «живет», если это слово применять к Нему, по определенным законам. Посему… Закон всего выше.
– Ого! – Оцет прикоснулся к портеру. – Закон!
И этот ответ оказался правильным. Картина съехала вниз, открывая потайной проход, ведущий в лабораторию бога жизни. Лестница шла вниз, скрываясь в темноте.
– Погодите, погодите! – воскликнул Крату. – Если за этим портретом с загадкой проход, то может что-нибудь есть и за другими?
Он подбежал к еще одному портрету, который изображал Баошенгдади на вершине горы, среди звезд. Надпись гласила: «Созерцание вечности». Далее шла загадка: «Все поглощает, ни на миг не останавливаясь, неодолимое, но все же побежденное».
– Побежденное? – нахмурился Крату, – я бы сказал, что это «Время», но разве его можно победить? Есть, конечно, способности, позволяющие им манипулировать, это победа или как?
– Это Ахриман, – сказал Вивальди.
– Кто? – удивился Крату.
– Пожиратель миров, – усмехнулся Оцет, он подошел к портрету, коснулся его и проговорил, – Ахриман.
Картина сдвинулась, и им открылся проход. В конце него виднелся выход в сад.
– Понятно, это не нам не нужно, – кивнул Крату и направился к еще одному портрету.
Там уже был изображен не сам Баошенгдади, а красивая женщина, по всей видимости, его дочь. Она готовила что-то на кухне. Надпись гласила: «Создавая хлеб насущный». И загадка: «Без рук, без ног, а в гору лезет?»
– Вот это странно, – задумался Крату, – ответ, очевидно, не прост. Если бы я не учился на своих ошибках, то решил бы, что ответ «тесто». И кулинарная эстетика подходит. Но тут что-то иное… Может это «исполин»?
– Исполин? – Вивальди с интересом взглянул на Крату. – Ты что же, сейчас представил исполина зубами, хватающегося за уступы?
– Ну да… – развел руками Крату, – а как еще? Хотя вы, наверное, и хвосты можете отрастить…
Оцет весело рассмеялся, слушая Крату. Даже Вивальди слегка улыбнулся. Крату же прикоснулся к портрету и произнес:
– Исполин.
Ничего не произошло.
– Вивальди! – воскликнул Крату. – Гендель! Карафина!
Ничего не происходило.
– Я больше не знаю исполинов, – развел руками Крату.
– Может ответ все же другой? – усмехнулся Оцет.
– Ага, – Крату раздраженно махнул рукой, задевая картину, – наверное, тесто!
И тут портрет двинулся и сполз вниз.
– ЧТО? – у Крату челюсть отвисла от удивления. – Обхитрили меня, негодяи!
За картиной не было никакого прохода, лишь надпись: «О, Адал, ты думал, здесь что-то будет? Нет… от тебя же смердит, даже отсюда чувствую. Хватит заниматься ерундой, делом займись!»
– Кто такой Адал? – нахмурился Крату.
– Седьмой сын Баошенгдади, которого я убил на ваших глазах, – ответил Вивальди.
– Похоже, у него были не лучшие отношения с сестрой, – усмехнулся Оцет, – что ж, пойдемте в лабораторию.
Они вернулись к входу, который открылся у портрета Баошенгдади, и начали спуск вниз по лестнице. Стеклянный гроб оказался слишком большим, посему Вивальди пришлось трансформировать свое тело, сделав его мальчишеским, только так он мог зайти вместе с ним.
Впереди шел Оцет, за ним следовал Крату, а замыкал колонну маленький Вивальди, звериная шкура, служившая ему одеждой, оказалась великоватой, из-за чего великий исполин выглядел немного потешно.
– Почему вы так стремитесь в лабораторию? – удивленно пробормотал Крату, ступая вниз. – Разве наша цель не Баошенгдади?
– Его лаборатория бесценна, – предвкушающее улыбнулся Оцет, – он как-никак отец алхимии. Даже я не так хорош в ней.
– Даже ты? – ахнул Крату. – Но ты ведь великий алхимик! Хотя подожди… Что-то я не слышал о гениальном Оцете.
– Оцет не мое истинное имя. Это внешность тоже не моя.
– Зачем же ты притворяешься, и кто ты такой? – нахмурился Крату.
– Я не хотел смущать гелиосцев и засим изменил внешность.
– Ну, так и кто же ты такой, что не хотел никого смущать? – усмехнулся Крату. – Дай угадаю! Наверное, сам Дьявол! Я слышал, что его здесь не жалуют.
– Хах, с первой попытки! – улыбнулся Оцет.
– Так вот откуда у тебя способности эти! – ахнул удивленный Крату, затем он замер и уже спокойным тоном произнес. – Прошу прощения, я не знал, что Вы и есть Вождь коммунистов.
– Ты стал таким почтительным, – рассмеялся Хенг, – но мне больше нравился дурашливый Крату, ты так больше походишь на своего господина.
– Владыка Искандер дурашлив? – выгнул бровь Крату.
– В некотором роде, – улыбнулся Хенг, – хоть он и стал куда серьезнее после одного инцидента.
– Что за инцидент? – с интересом спросил Крату.
– Потом расскажу, – сказал Хенг, останавливаясь перед железной дверью.
Вход в святая святых Баошенгдади. Это было место, где он проводил свои бесчисленные опыты, эксперименты над жизнью в попытках достичь истинного бессмертия, в попытках победить смерть.
– Эта дверь тоже открывается ответом на загадку? – усмехнулся Крату.
– Нет, эта дверь открывается вот так, – Хенг сжал кулак и ударил перед собой.
