Без крайней нужды…
Если даже захотеть, он не смог бы разыскать экипаж в этом внутреннем космосе.
А если бы и разыскал…
И как же человек нормального сложения и высокого, будем справедливы, но все же естественного по людским меркам роста смог бы привлечь внимание существ, чьи физические размеры измерялись милями?!
Поэтому Кратов вполне обоснованно мог полагать, что на корабле с претенциозным именем «Гарпун Судного Дня» пребывает в одиночестве.
У него были книги. А еще музыка, записи театральных постановок, любимые старые фильмы и целый список новых, смотреть которые он не готов был даже под угрозой сенсорного голода. Хотя эта напасть светила ему в самую последнюю очередь. Равно как не пугал и простой человеческий голод: пищеблок, что находился в уютной столовой с барной стойкой, диваном и изящным столиком из керамического хрусталя с узорами в стиле «укиё-э», оснащен был расширенной программой, способной избаловать хозяина блюдами любой вообразимой земной и нескольких внеземных кухонь.
Спальня с неприлично просторным лежбищем в форме раковины (стиль «бореаль», с которым он впервые познакомился еще на Сфазисе и редко расставался дома, на Земле: к роскоши легко привыкнуть!) и гипнотическими фантоматорами на случай бессонницы.
Рабочий кабинет с несколькими видеалами, письменным столом со встроенной сенсорной панелью, диваном и двумя креслами в разных углах. Кому здесь могло понадобиться второе кресло?!
Медицинский кабинет, куда ему предписано было являться на обследование утром, вечером и всякий раз, как только возникали малейшие, надуманные, не имеющие места в реальности признаки дурного самочувствия. Попробуй только пропустить сеанс – незримый, по пустякам не докучающий, но зорко за всем приглядывающий когитр ныл, ворчал, нудил, взывал к совести, и проще было уступить, нежели без нужды демонстрировать вдруг взбрыкнувшее эго. Да к тому же это какое-никакое, а развлечение.
Ванная с выходом к бассейну – две тридцатиметровых дорожки прозрачной, прохладной, бирюзовой воды, которую, как утверждалось, можно было пить. Вопрос только: зачем? На случай выхода из строя решительно всех систем жизнеобеспечения, внезапно случившейся засухи и обязательного в таких случаях Водяного Перемирия?
Еще пара комнат, совершенно пустых. Должно быть, архитекторы его обители-пузырька не успели сочинить для них сколько-нибудь полезного содержания.
И спасательная капсула, в которую из любой точки жизненного пространства, бросив все как есть, можно было попасть за двадцать секунд. Внутри находились два скафандра, легкий «арамис» и тяжелый «галахад», оружие с батареями непрерывной подзарядки, еще один пищеблок, на сей раз мобильный. А также собственная система биологической защиты, гравигенная секция и компактный сигнал-пульсатор. Все это добро имело смысл только в том случае, если эксаскаф потерпит бедствие в субсвете. Тогда капсула предоставляла своему обитателю реальный шанс на спасение. Она могла пронзить внутренности корабля-планеты подобно раскаленной капле магмы и вырваться на свободу… В экзометрии капсула была бесполезна и выступала лишь элементом психологического комфорта.
Все на благо единственного обитателя.
И никакой связи с внешним миром.
Скучно и одиноко.
Кратов не знал, что происходит за бортом, с момента начала миссии. Не знал этого и сейчас. И не узнает, даже когда миссия вступит в решающую фазу.
Если что-то пойдет не так, если миссия потерпит неудачу, если цель не будет достигнута и гигантский корабль никогда не вернется в субсвет, этого он тоже не узнает.
Хотя есть надежда, что когитр, находящийся в неразрывной связи с интеллектронной системой «Гарпуна» и сам являющийся частью этой системы, все же сочтет правильным уведомить пассажира, что его комфортабельный вояж завершен.
Пассажир знал, что это дорога в один конец.
К началу пространства и времени. К началу всех начал. Где никто и никогда еще не бывал. Да и ни к чему там околачиваться живым существам во плоти.
Разве мог он пропустить такое приключение?!
Часть первая
Действия агрессивного характера
1
Все происходило очень быстро, энергично и совершенно бестолково. Они продолжали стоять, во все глаза следя за снежными склонами, зефирно-розовыми в лучах нового, только что взошедшего солнца. Красного, как и обещал Белоцветов. Ничего не происходило, ничто не двигалось и не нападало, вообще никак не обнаруживало недобрых намерений. Только чужой эмоциональный фон, плотный, путаный, совершенно нечитаемый. Да, и следы. И, по словам Феликса Грина, «крупные металлосодержащие объекты в пяти километрах к востоку», которые никак не могли быть техникой, позабытой астрархами, а находились в прямой связи с эмо-фоном и следами. Все молчали, выжидая, чем разрешится нараставшее напряжение, и никому затянувшаяся пауза не нравилась. Разумнее всего было спешно погрузиться на «архелоны», поднять броню и нестись во весь опор под защиту «Тавискарона» с его изолирующими полями, броней и тяжелыми бортовыми фограторами двойного назначения. Это был бы провал. Неожиданный и постыдный. Все испытания и перипетии оказывались напрасными, время – потраченным впустую, ожидания – обманутыми, вопросы – неотвеченными. Поэтому отступать никто не желал, даже Мадон с его чрезмерной мнительностью, даже Элмер Э. Татор с его доходящей до занудства ответственностью. Тишина звенела, подобно перетянутой струне, того и гляди – лопнет, но ничего вокруг не менялось: снег, люди, корабль… И нервы – они тоже были натянуты до предела. Если бы с крыши «гиппогрифа» вдруг с толстым шорохом сполз снежный пласт, все струны лопнули бы разом, и начался бы ад. С криками и стрельбой. Это было лишнее.
– Парни, – позвал Кратов вполголоса.
Никто не шелохнулся, только доктор Мурашов едва заметно дернул головой в направлении голоса. У него, как и у Кратова, оружия не было. Во всяком случае, руки его были свободны. Согнуты в локтях, как лапы динозавра, ладони выставлены перед собой, пальцы растопырены. Это и было его тайное оружие?
– Парни, – повторил Кратов. – Нам никто не угрожает.
– Надеюсь, – сухо проронил Татор.
– Тогда чей эмо-фон мы слышим? – шепотом осведомился Мадон.
– Нет разницы, чей, – сказал Кратов. – Важно, какой.
– И какой же? – негромко спросил Белоцветов.
– Нейтральный. Нет агрессии. Нет тревоги.
– Любопытства тоже нет, – добавил Мурашов. – Вам не кажется странным, Консул, что никто не удивлен нашим визитом?
– Прислушайтесь, Роман, – настаивал Кратов. – Это не эмо-фон, а бессистемный набор формант. Как у… м-м-м…
– Как у животного, вы хотите сказать?
– Если бы я не знал точно, что на Таргете не может быть животных с эмо-фоном.
– Откуда такая убежденность? – сардонически отозвался Мадон. – Ваш знакомый астрарх уверял?
– Астрарх мог добросовестно заблуждаться, – сказал Татор. – Его задача – построить звездное скопление с планетами. Планеты могли быть сиротами. А могли быть украдены из других систем вместе с биосферой, о которой на тот момент никто не задумывался. Теперь пригрело солнышко…
– …и зверушки пробудились от спячки, – подхватил Белоцветов. – Если судить по следам, очень крупные зверушки!
– И прямоходящие, – сварливо присовокупил Мадон.
– Не видали вы медвежьих следов, Жак, – заметил Кратов.
– И нисколько о том не жалею.
– Консул, медведи в ваших краях носят ботинки? – невинно спросил Белоцветов.
Напряжение понемногу спадало. Стволы «калессинов» дрогнули и понемногу пошли книзу. Очевидно было, что беспорядочной пальбы на звук, на движение и во все стороны, не размышляя, удастся избежать.
– Давайте, что ли, выбираться отсюда, – наконец сказал Татор.
– Да, верно, – согласился Кратов. – Успокоимся, осмыслим ситуацию. И вернемся с сервомехами.
– Даже проще, – сказал Татор. – Мы перебазируем «Тавискарон» в эту котловину, как можно ближе к цели. И под защитой корабля спокойно заберем груз.
