Выкарабкаться же из сугроба и прибежать в домик они смогли уже к тому моменту, когда я съел почти всю запеченную утку.
— Гад! — Маша сходу швырнула в меня шапку, покрытую снегом. — А если я заболею?
— Ничего, я тебя вылечу. А теперь садитесь за стол, пока еда еще осталась, — поляна действительно была знатно накрыта: дорого-богато.
Вика тоже скорчила недовольное лицо, но, переглянувшись с моей сестрой, они рассмеялись, и все дружно приступили к ужину. Это то, что надо после свежего воздуха и активных нагрузок.
— Добрыня, вот кто-кто, а ты умеешь праздник устраивать, — мы уже успели набить животы, и Вика уселась ко мне на колени и обняла меня.
— Фу, вы еще пососитесь, — Маша же, поглядев на это, выглядела так, словно ее стошнит.
— Знаешь что, мелочь, иди-ка принеси нам лучше бутылку вина, — попросил я ее, усмехнувшись.
— Сам ты мелочь: я всего на два года младше. И вообще никуда не пойду, если мне бокал выпить не разрешишь. Я в слуги не нанималась, — она уперла руки в боки, но это было ожидаемо.
Я посмотрел на нее тем самым родительским взглядом с выпученными глазами, и она все же побежала за вином.
— Браслет мне хоть новый купи, раз вино нельзя, — крикнула сестра, убегая.
— А он тебе так нужен? Я и так уже немало тебе подарил. Тебе что, по новому браслету каждый месяц? У тебя вроде не сотня рук.
— Жмот, — сказала она как можно тише. — Не машину же я у тебя попросила! — добавила громче из другой комнаты.
— Я все слышал, Мария!
— Ой, братец, да ты прав: мне ничего не нужно. Главное, что мы есть друг у друга, правда? И ты ведь хотя бы торт мне купишь? Я имею в виду, мне одной, — голос у нее сразу стал заискивающим и добродушным.
Но я ничего не ответил, поглядел на улыбающуюся Вику, поцеловал ее в лоб и попросил побыстрее подняться.
— Что такое, уже за тортом побежал? — пошутила она.
— Ага, бегу и спотыкаюсь. Я выйду покурить на балкон, — сказал ей и мигом встал с места.
— Ты? Курить? — Вика откинула голову назад. — В это плохо верится. Ты же не сторонник такого образа жизни.
— А, да, — я почесал щеку. — Просто хочу подышать свежим воздухом. Скоро вернусь. Пока разлей вино, — и тут я чуть не споткнулся о ковер, промчавшись на балкон.
Люблю я зиму, что поделаешь. Меня пирогами не корми, дай поторчать на улице зимой. Все кругом белое, снег идет, и главное, есть они… Идут как комбо в подарок.
На горе
— Мужики, только представьте, сколько бабла мы срубим за эту работенку, — довольно бубнил слившийся со снегом в своей маскировке один из двадцати четырех снайперов. — Мы это задание легко выполним: я могу хоть несколько суток так неподвижно возле прицела пролежать.
— Не думаю, что нам потребуется много времени, — подметил их командир, у которого только почти одни артефактные очки торчали над снегом. — Как только подвернется первый удачный момент: снимем разом всех. А потом можно и по пивасику, чтобы отметить успех.
Они были профи в своем деле, и холод их ради награды не очень пугал: на них были белые костюмы с подогревом. И им недавно пришлось занять эту позицию на высоте, откуда открывается нужный им вид, чтобы вести свои цели.
— Вижу цель, — докладывает в рацию спокойный голос одного из снайперов, позицией немногим дальше. — Он вышел на балкон из домика с другой стороны. Могу с ним поработать. Как слышно, прием? Могу работать, повторяю.
— Четвертый, я тебя услышал, — у командира над костюмом и над снегом появились серые усы. — Но работать запрещаю: у нас задача снять всех. Ты меня понял?
— Так точно. Принято: ждать команды, — прошипела вновь рация.
И воцарилась тишина: среди них никогда особо разговорчивых, а тем более на задании и не встречалось. У них полностью внимание сосредотачивалось на том, что видят в прицел.
Но не у всех получалось сохранять это молчание. Шестой, например, вытер нос и с ухмылкой заявил:
— Мужики, хотите анекдот?
— Не отвлекайся, — рыкнул на него усач.
— Да ладно вам, командир, пусть расскажет. Все равно пока ждем, — вступился за товарища третий.
В итоге шестому разрешили потрепаться.
— Короче, было у фермера три коровы в амбаре. Одна белая, другая желтая, а третья черная. Спорили они, кого из них фермер первой на котлеты пустит, — начал он с довольной рожей. — Белая говорит, что точно черную, потому что та меньше всех молока дает. А черная уверена, что желтую, мол, та самая буйная и непослушная. Желтая же мотает головой и ставит на белую: та самая старая из них.
— И кого он в итоге на котлеты пустил? — перебил его мужик с квадратным лицом.
— Не перебивай, второй, блин, — огрызнулся шестой и продолжил. — Фермер все это услышал, выскочил перед ними и говорит: «Не волнуйтесь, буренки. Я никого выбирать не буду, а всех разом на мясо пущу. Потому что говорящих коров еще не ел». Коровы предложили альтернативу: мол, съешь только одну говорящую, и все. Зачем трех сразу? А он им: «Нет, вы же все разные: одна говорящая, но старая, другая говорящая, но буйная, и так далее. Мясо у говорящих, но с такими отличиями, может быть разным. Надо сравнить».
— А где смеяться-то? — скривился командир.
— Так я еще концовку не додал, — поторопился шестой. — Берет фермер коров и ведет на скотобойню по крытому переходу. Поворачивают они за ним, и белая корова говорит: «Н**** себе! Вот это поворот!»
— Дебил, — оценил командир анекдот бойца, и пара человек заржала.
Но смех быстро оборвал голос в рации от другого снайпера:
— Вижу его младшую сестру в одном из окон: танцует. Могу работать, командир. Без проблем попаду. Можно действовать?
— Погоди, одиннадцатый, — встрял четвертый. — Срочно все на главную цель на балконе посмотрите.
Большинство перегруппировалось, почти каждый прицел теперь был направлен на Добрынина. Тот смотрел издалека в их сторону и махал рукой. Командир, как и любой в отряде, понимал: невозможно, чтобы он их увидел с такого расстояния. Но Добрынин определенно махал в их сторону.
— Седьмой, ты же хорошо читаешь по губам. А ну быстро скажи, что он несет. Что-то говорит, — приказал командир.
— Слушаюсь, — седьмой пригляделся в прицел и спустя пару минут выдал: — Уверен на сто процентов, он повторяет одно слово: «Стреляйте». Больше ничего не говорит.
— Сука, как он нас раскусил? — у командира чуть челюсть не свело от такой новости. — ОГОНЬ! ОГОНЬ ПО ЭТОЙ СВОЛОЧИ! — скомандовал он, понимая, что медлить глупо.
Снайперы открыли прицельную пальбу по Добрынину, но пули словно врезались в невидимый купол. У стрелков пораскрывались рты. Пули, не пролетев и пары метров, замерли в воздухе, будто заледенев, и всей гурьбой рухнули в сугробы.
— Какого… — командир хотел выругаться, но один из бойцов хлопнул его по плечу и попросил прислушаться.
Все замерли. Нарастающий гул донесся до ушей каждого. Снайперы обернулись на звук, и у них глаза чуть на лоб не полезли от увиденного. С вершины на них сходит настоящая лавина с огромными валунами в придачу.
— Накинуть доспехи! — схватился за голову побледневший командир.
Но он не успел осознать, что это были его последние слова… И последние слова, которые услышал его отряд в своей жизни.
Глава 11
— Добрыня, что это? — Вика встревоженно посмотрела на меня, пока я лихо крутил руль машины. — Кажется, за нами гонится какой-то магический медведь. Ты слышишь этот рев?
— Это не медведь, — ухмыльнулся я, взяв ее за руку и мельком глянув в зеркало заднего вида. — Это Маша храпит на заднем сидении. Видимо, совсем вымоталась, бедняжка.
Вика не поверила, ведь такого громогласного храпа она от Маши никогда не слышала. Обернувшись назад, она увидела, что подруга действительно спала, задрав голову к потолку.
Я уже замечал за Машей такую особенность: когда она сильно уставала, то храпела так, что стекла дребезжали. Маша и правда от души покаталась на всех склонах и потратила уйму энергии. Ей нравилось выкладываться по полной, особенно после того, как я попросил ее завязать с подработкой наемницей.
