- Счет пришлю твоему хозяину, - Юлиан начал издалека. Спешка в их игре ни к чему. Он понимал, что чем дольше Сатинская находится в теле Лизы, тем хуже. Но пока был вынужден вести себя осторожно.
- Это меня устроит. Пусть немного раскошелится, - ни один мускул не дрогнул на высокомерном лице девушке.
Как же меняется внешность! Ни разу, даже в те моменты, когда Юлиан задевал Лизу, он не видел, чтобы она смотрела на него с высокомерием. С обидой, с негодованием - да. Но в её глазах всегда царила теплота. Даже когда она была испугана и потеряна.
Сатинская, эта тварь, всё изменила.
Ненадолго.
Лиза, малышка... Потерпи.
- Я так понимаю, у вас не особо теплые отношения.
Поставив трость у стены, Юлиан прошёл в комнату, поддев кончиком туфли разорванный смокинг.
- Любимый костюм, кстати, был.
Елизавета довольно улыбнулась. О, да, милый, скоро ты будешь огорчен не только потерей гардероба! Готовься!
- Думаю, его потерю ты переживешь.
- С легкостью.
- А что ты переживешь с трудом? Не расскажешь? - Сатинская двинулась к нему навстречу, призывно покачивая бедрами.
Походкой шлюхи.
Лиза двигалась изящно, без вульгарности. Она не предлагала себя. Ее походка, ее одежда и жесты таили в себе обещание, а это привлекает мужчин куда сильнее, чем доступное тело, открытое взгляду.
- Не расскажу, - мужской взгляд похолодел. - Вообще, я рассчитывал, что ты первая начнешь откровенничать.
Сатинская остановилась в полушаге от него. Совсем, как утром. Отличие было лишь в том, что теперь в её глазах не плескалась растерянность. Напротив, в них появилось знакомое торжество, змеиное, коварное.
- Ох, - выдохнула она, растягивая губы в улыбке, - даже не знаю, с чего начать.
Юлиан понял - она собирается рассказывать ему не о хозяине. Что задумала эта мразь?
- С самого начала.
- С самого начала... Как интересно, - кончик розового языка медленно скользнул по верхней губе, невольно привлекая внимание мужчины. Как он не хотел, как старался не реагировать на явные призывы Сатинской, оставаться полностью безучастным не получалось.
Разум твердо знал - перед ним Сатинская. Тело взрывалось от притяжения, стоило той оказаться рядом. Оно реагировало на запах Лизы, который не изменился. На шелк её волос. На притягательные в своей не искушенности формы.
- Мне тоже очень интересно будет послушать, что ты скажешь, - Юлиан нацепил на себя маску праздного, ничего не значащего любопытства.
- Не сомневаюсь. Твоя человечка - забавная.
Удар - первый, пробный - достиг цели.
В области груди снова появилась неприятная пульсация, свидетельствующая о потере контроля. Беспокойство за Лизу вернулось с новой силой.
- Лучше не трогай Лизу, - посоветовал Юлиан, прищуриваясь.
- О! - губы Сатинской сложились в трубочку. - Юлиан, ты меня разочаровываешь. Пришёл такой весь из себя красивый, вальяжный, а стоило упомянуть про твою человечку, как пшик - и ты изменился. Весь подобрался. Разозлился. Неужели всё так просто, Юлиан? А я-то приготовилась к долгому разговору. И, возможно, не только разговору.
- Елизавета, - голос Юлиана понизился, не предвещая ничего хорошего собеседнице. Он и сам не ожидал, что так быстро потеряет самообладание. Это было плохо. - Не играй со мной.
- Почему? Ты раньше любил поиграть. И, кстати... Ты же говорил, что начхать хотел на свою человечку. По крайней мере, я так поняла. А она... - тут её улыбка стала змеиной, мстительной. - А она затряслась от боли. От разочарования. Конечно, глупышка же подсела на тебя. Нафантазировала черт знает что. Решила, что ты герой. Настоящий, из тех бульварных книг, которыми зачитываются дуры, мечтающие о настоящей и вечной любви. Знаешь, как забавно читать её мысли?
Каждое слово Сатинской, произнесенное с враждебным сарказмом, капало на душу Юлиана смертельным ядом. Разъедало её, оставляя незаживающие раны. С одной стороны, ему надо радоваться, что Лиза испытывает к нему чувства - любовью он их назвать опасался, не был уверен, что всё правильно понимает. Но с другой - его самого выворачивало наизнанку от осознания того, что его слова причиняют ей боль. Душевная боль самая сильная. А у его Лизы сейчас одна душа и осталась.
...Малышка, я искуплю свою вину. Словами. Губами. Чем захочешь... Потерпи... Ты умница. Моя умница...
- Наверное. Люди вообще забавные, - ответил Юлиан, титаническими усилиями сдерживаясь от, казалось, непреодолимого желания снова сомкнуть пальцы на тонкой шее стоящей перед ним дьяволицы.
- Фи. Юлиан, ты снова пытаешься меня убедить, что она тебе безразлична? Ай-я-яй. Второй раз я тебе уже не поверю. Тебе не надо было оставлять меня одну. Давать возможность "посмотреть" ваши отношения. Ты не представляешь, как я хохотала, проигрывая вашу первую близость. Ты её трахал языком, вылизывал, а она сравнивала тебя со своим бывшим любовником. Артур. Тебе знакомо это имя?
Всё же шаткая платина спокойствия рухнула. Взорвалась и разлетелась на тысячи кусков.
Юлиан никогда не умел делиться. Если женщина спала с ним, то значит только с ним! А если уж он к ней что-то испытывал, даже легкую симпатию...
Зарычав, он схватил Сатинскую за плечи и тряхнул. Красивая головка с пепельными волосами мотнулась, как у тряпичной куклы.
- Лучше молчи! - от его тихой угрозы задребезжали стекла. На лице вздулись вены, кадык дернулся, верхняя губа приподнялась. Весь вид его говорил - он на грани, не стоит его злить дальше. Не стоит будить в нем зверя...
Но не тут-то было. Сейчас Елизавету было уже не так легко напугать.
- О! Ты разозлился? Как мило, Юлиан, - пропела елейным голоском она, морщась от боли. Чертово тело! Но ничего, если будет всё хорошо, очень скоро она от него избавится! Непременно. - А я ведь только начала! Ты не представляешь, сколько всего интересного я могу тебе рассказать.
- Заткнись, - это было последним предупреждением.
- Даже не подумаю, - она расхохоталась, довольная произведенным успехом. Не понимая, что её хохот граничит с истерикой. С отчаянным желанием умирающей пчелы ужалить напоследок противника. - Что? Не понравились мои слова? Тебе и в голову не приходило, зверь, что твоя человечка может думать о другом мужике? Не ожидал, да?
Юлиан закрыл глаза и тотчас их распахнул. Черноты в них не было. Лишь кровь.
- Лиза - не ты, - с непоколебимой уверенностью сказал он. - И я тебе не верю. Ни единому твоему жалкому слову.
- Зря, ох, милый, зря. А хочешь, я расскажу...
Договорить Юлиан ей не позволил. Понимал, что если она что-то ещё скажет компрометирующее его Лизу, то он уже не успокоится. Зверь вырвется на свободу. Три столетия он сидел взаперти, успокоенный, не требующий крови. Довольным тем, как живет и питается Юлиан. Ревность же способна отравить всё благие начинания. Вывернуть наизнанку добродетель. Разрушить всё, что строилось с большим трудом.
Ревность - это то, что контролировать нельзя. Её нельзя подавить. Нельзя запретить ей быть. Она вспыхивает алым пламенем, выжигая всё на своем пути. Оставляет голое пепелище.
Юлиан четко понимал: вырвется ревность наружу, и он не сдержит агрессии. Поэтому нельзя было этой твари позволить раскрывать пасть.
- А хочешь, я тебе кое-что покажу? - не то прорычал, не то прошипел мужчина. С каким бы он удовольствием разорвал Сатинскую на части! Вытравил её жалкую душонку из этого бренного мира, отправив туда, где ей самое место - в Преисподнюю. Но пока рано.
- Покажи, - осклабилась Сатинская и скользнула рукой к его ширинке. - Вот это! Давненько я его не видела.
Её цепкие пальцы схватили мошонку Юлиана и ощутимо сжали. Она уже открыла рот, чтобы продолжить говорить гадости, когда перед её лицом возникла рука Юлиана.
- Узнаешь, Елизавета? - её имя прозвучало как нечто омерзительное. Словно оно само по себе уже было отравлено.
Девушка моргнула. Ей не удалось сразу переключить внимание, всё-таки сказывались столетия, проведенные без должного общения. Нахмурилась, подняла голову.
