– Будешь?
Я покачал головой и скинув все лишнее, стал разминаться. Свой фонарь потушил, потому Никитиного вполне достаточно.
– Вот неймется же тебе? – спросил Никита. – Сядь, отдохни. Не в такой обстановке тренить.
– Нормальная обстановка, – ответил я, растягивая и разогревая мышцы ног. – Я очень выносливый. Даже после изнурительной тренировки выдержу больше нагрузок чем ты. Здоровый образ жизни, минимальное количество подкожного жира и постоянные тренировки. Жаль, что в связи последних событий мой стабильный режим канул в неизвестность. Но, думаю, за время, проведенное в убежище, мне удастся наверстать упущенное.
– У меня тоже жира нет, – похвалился писатель. – Если перестану курить и бухать и начну заниматься, то через пару лет буду как ты.
– Как я – не будешь. Тренируюсь почти всю жизнь. Это уже религия.
– Тем не менее подполковник уделал тебя словно щенка, – проговорил Никита с набитым тушенкой ртом, и добавил: – Жалко, что у нас хлеба нет. Завтра этот тушняк мне в глотку не полезет.
– Полезет, – сказал я, не отвлекаясь от тренировки. – И завтра полезет, и послезавтра, и через неделю. Но не об этом, – я пружиной взвинтился в воздух и крутанул сальто назад с полностью закрытыми глазами, полагаясь только на вестибулярный аппарат. Приземление получилось отличным. Равновесия не потерял. Рывком упав на шпагат, я посмотрел на Никиту и продолжил: – Откуда ты знаешь про драку с Уфимцевым?
– А? – удивился Никита и тут же отмахнулся. – Подполковник сам рассказал в парке, пока ты бегал убивать ангела-берсерка. Сказал, что тренирован ты очень хорошо. Лучше, чем он в твои годы.
– Что еще он сказал? – заинтересовался я.
– Что ты хороший боец и будет жаль если погибнешь. Они не ожидали, что справишься. Больше ничего такого не сказал. – закончил Никита и схватив пустую банку, собрался зашвырнуть ее в тоннель.
– Стой! – рявкнул я. – Мусор обратно в рюкзак.
– Смысл? – снова удивился он. – Что будет от одной банки в огромном тоннеле?
– Там, где одна, там и вторая. Не надо мусорить.
Я закончил короткую тренировку и стал собираться. Никита последовал моему примеру. Когда он закрепил фонарь на автомат, то неожиданно вскочил и стал освещать тоннель.
– Я видел движение, – с долей испуга сказал писатель.
– Кого? – спросил я, дополнительно осветив тоннель и не увидев ничего.
– Вроде человек, – пробормотал Никита. – Две ноги, две руки… Может блазнится.
– Скорее последнее, – ответил я. – В этом тоннеле кроме нас никого нет. Пошли уже.
Еще пять километров остались за спиной. А может и семь. Я считал по средней скорости в четыре километра за час. Идем мы достаточно бодро. Я могу даже бежать, но Никита отказался наотрез. С его подготовкой это только усугубит ситуацию на обратном пути. Выдохшийся писатель мне точно не нужен. Лучше последуем заветам старой поговорки – тише едешь, дальше будешь. Только в данном случае – идешь.
– Как думаешь, ангелы смогут достать нас здесь? – спросил Никита, нарушив тишину.
– Сомневаюсь, – ответил я, вспомнив как несколько часов назад пытался мысленно связаться с Люцифером, а затем с Габриэль. Никто из них не ответил. Возможно это просто совпадение, а возможно, что толща бетона и земли экранируют нас от неизвестно как работающих ангельских локаторов. Не знаю почему, но я уверен – опасаться вторжения с поверхности не стоит.
– На душе неспокойно, – пожаловался писатель. – Не люблю подземелий. Клаустрофобия у меня что ли…
– Ну да, мрачновато тут, – согласился я. – Но ты терпи. Пару дней и привыкнешь. Я раньше по пещерам лазил. Там пострашнее будет. Тут хотя бы знаешь, что все надежно и никого не встретишь. В пещерах хуже, хотя там тоже опасаться нечего, кроме физических повреждений от собственной глупости. Хотя опасностей везде навалом. Сдуру можно и кое-какой орган сломать.
– Надолго дураку стеклянный. – улыбнулся Никита, осветив лицо фонарем.
Я улыбнулся в ответ, перевел взгляд на черноту тоннеля и заметил в сотне метров от нас движение. Словно кто-то в черной одежде метнулся к стене и пропал. Руки мгновенно направили луч фонаря по ходу мелькнувшей тени, но глаза ничего не увидели.
– Ты… это… – заговорил я, мгновенно занервничав. Секунда и самообладание вернулось. Трезвый рассудок победил. Увиденное – обычная игра зрения, которое устало от темноты. Зрение троит, а мозг автоматически рисует всякую ерунду.
Никита испуганно уставился на меня и скороговоркой спросил:
– Что? Ты тоже что-то видел?
– Нет, – соврал я, качая головой. – Просто хотел спросит – больше ничего не мерещилось?
– Ничего, – Никита энергично помотал головой. – Я просто трушу вот и приблазнилось тогда.
Еще пара километров осталась позади. Стало тяжелее идти. Тоннель пошел в гору. Последние пять-семь километров он медленно снижался, а теперь снова приближается к поверхности. Слишком длинный тоннель. Слишком.
Я остановился и остановил Никиту.
– Думаю, идти дальше нет смысла, – сказал я. – Возвращаемся.
– Конечно, дебил, – спокойно ответил Никита. – Нам безусловно лучше вернуться.
– Не понял? – я посветил фонарем ему в лицо. – Повтори.
– Что тут непонятного, петуш? – удивился Никита, злобно ухмыляясь. – Ты сказал давай вернемся. Я отвечаю – давай.
– Зачем ты меня оскорбляешь? – нормальным тоном спросил я. – Кто такой петуш?
– Петуш – от слова петух, – объяснил он. – Но петух он большой и серьезный, а ты так, петушок. Или петуш. Как тебе удобно.
Я не стал злиться. Для меня непонятна мгновенная перемена писателя. Прежде чем ругаться нужно все выяснить.
– Ну так что, петуш? – спросил Никита. – Мы так и будем стоять или наконец-то пойдешь?
– Либо ты прекращаешь, – сказал я, качая головой и скалясь, – либо я испорчу твою физиономию.
Никита громко и звонко рассмеялся. Эхо разнеслось по стенам тоннеля и отдалось множеством коротких смешков. Или это не эхо?
– И ты меня пугаешь? – спросил писатель, осматриваясь по сторонам. – Жаль, что мы одни. Так бы другие тоже поржали. Папенькин сынок пугает меня. Да я в лоб тебе щелкну, и ты побежишь жаловаться…
Закончить череду оскорблений он не успел. Я ударил писателя ногой в грудь. Ударил сильно. Ударил с целью не сделать больно, а с целью свалить с ног и обезопасить себя от применения оружия в мою сторону.
Никита упал на спину. Воздух покинул легкие и он открыл рот, пытаясь уловить хотя бы глоток жизненонеобходимого газа. Я приблизился и ногой отпихнул автомат. Следом отобрал пистолет и прижал его коленом к бетону.
– Успокоился? – спросил я, когда Никита наконец-то смог вдохнуть.
– Урод, – ответил он. – Ты мне чуть все ребра не переломал…
– За дело, ты уж извини, – усмехнулся я. – И пожалуйста не оскорбляй.
– Да пошел ты! – рявкнул Никита и попытался вырваться.
Я отвесил ему хлесткую пощечину. Это его ничуть не вразумило. Он попытался выхватить торчащий из кобуры у меня на поясе пистолет. Отпихнув автомат с фонарем, я перехватил руку и завернул ее.
– Бо-о-ольно… – взвыл Никита.
Освободив его, я забрал оружие от греха подальше и отошел на пару метров к стене. Выждав, спросил:
– Ты понимаешь, что это не твои действия? Я не разобрался в чем дело, но это не ты. Либо внушение, либо еще что-то.
Полный ненависти взгляд и жажда мести. Никита смотрит так, словно хочет убить. На мгновение он стал прежним испуганным парнем и сумел сказать:
– Сувор, я под контролем… Только не убивай…
Взгляд снова изменился и налился ненавистью. Направленный в лицо луч фонаря нисколько не смутил Никиту, и он сказал:
– Что смотришь, урод?
– Кто ты? – рявкнул я.
– Твой ужас, – ответил Никита. По интонации я окончательно понял, что от прежнего Никиты не осталось и следа. Он другой. Совершенно другой. Тело осталось прежним, но сознание не принадлежит ему. Истинный Никита не здесь.
– Кто бы ты не был, – прорычал я, – ты сдохнешь!
