Когда Илай уже отчаялся и решил бросить глупую затею, он наткнулся на поляну, в центре которой росли голубые колокольчики. Илай замер, не замечая беспощадных порывов ветра. Цветы едва-едва подрагивали, разнося по поляне приятный перезвон. Опустившись на колени, Илай печально улыбнулся и, попросив у природы прощения, сорвал три тонких стебля.
Илай наконец добрался до утеса, с которого открывался вид на Ледяное плато. Замерзшая навеки земля тянулась до самого горизонта, кое-где пойдя трещинами. Ни единой живой души – даже северные животные и птицы покидали эти места.
Когда-то Илай слышал легенду о Хранителях плато, но никто из ныне живущих ангелов не встречался с ними. Наверное, это была очередная выдумка.
Он подошел к обрыву, скинул тяжелый плащ и расстелил его на снегу. Илай опустился на теплую ткань, оставшись в одном свитере, и свесил ноги.
С губ сорвался выдох, превратившийся в клубок пара.
– С днем рождения, мам.
Руки, сжимающие букет колокольчиков, мелко задрожали.
– Как твое сердце?
Он не знал, судьба это или обычное стечение обстоятельств, но выйти из-под влияния Богини удалось именно к этому дню. Иногда Илай забывал, когда у него день рождения, но про Навкрату – его сильную, самую красивую и добрую маму – помнил всегда. Даже когда шли войны, когда он терялся в лабиринтах Бездны или забывал собственное имя, Илай всегда приходил поговорить с ней.
Чувствовал, что она его слышит.
– Все называли тебя рабыней, но они не понимали, что свобода души превыше свободы тела, – тихо произнес он, чтобы ни звезды, ни луна его не услышали. – Именно благодаря вам с отцом мы с Астрой не сдались, и не важно, как далеко вы сейчас от нас.
Илай осторожно крутил в руках цветы, чтобы не повредить их, затем поднял взгляд к ночному небу.
– Я знаю, что вы никогда нас не покинете. И Астра знает это.
При мысли о сестре грудь прострелила боль. Они редко разлучались на такой длительный срок – лишь в Бездне, после падения с Небес. Илай продолжал молиться за ее жизнь всем, кому только можно. Астра, наверное, освобождает сейчас один из городов: она ни за что не согласилась бы отсиживаться в Цитадели. В этом они с Илаем похожи.
«Аттерес никогда не пойдет против Аттереса».
Илай отбросил тоскливые мысли, вернув взгляд к цветам.
– Иногда мне хочется попросить у кого-то совета, но… не у кого, – признался он. – Ты всегда спрашивала, почему я такой грустный, хотя на самом деле я слишком много думал. Эти мысли… Я так от них устал.
На утесе завывал ветер, но Илай слышал лишь заливистый смех матери и грубоватый голос отца.
– Единственное, о чем я жалею, – так это об упущенном времени. Я бы столько вам рассказал и показал. – Перед внутренним взором появились кристальные глаза и легкая усмешка. Илай неосознанно приподнял уголок губ. – Думаю, она бы тебе понравилась. Такая же своевольная грубиянка.
Илаю было двести сорок три года, но иногда он мечтал оказаться в материнских объятиях. Он мечтал о запеченных яблоках, которые она готовила ему, когда не решала вопросы Небесной армии. Мечтал услышать наставление отца – того самого человека, с которого Илай всегда брал пример.
Если бы мир разрешил им встретиться в последний раз, Илай бы попросил прощения за то, как редко признавался им в любви.
– В этот день, любимая мама, я хочу пожелать тебе одного. Пожалуйста, будь счастлива. Когда-нибудь, через сотни или тысячи лет, мы снова встретимся, но пока что у меня есть дела здесь. Как бы сильно я ни хотел к вам, жизнь одна. И у меня на нее большие планы.
Илай поднялся, накинул плащ и оставил колокольчики на снегу. Он бросил последний взгляд в небо.
Может, ему показалось, но где-то среди облаков мелькнула одинокая звезда.
* * *
За пологом военного шатра вспыхнула звезда, и Астра приветливо помахала ей рукой.
– С днем рождения, мам.
Глава 21
Око за око
Меридиан, Безымянное королевство
Лукас сел напротив Ариадны за обеденный стол, искоса взглянув на распахнутое окно. Он пережевал вареную картошку, отрезал кусочек жареного мяса, взялся за бекон и яйца, но вкуса так и не почувствовал. Еда превращалась в пепел, ведь Лукас знал: она награбленная.
Он снова бросил взгляд на открытое окно и нахмурился. На улице темнело. До них доносились звуки городской жизни: торговцы зазывали в свои позолоченные лавки, где-то слышался плач ребенка, откуда-то лилась завораживающая песня, в которой восхваляли новую и единственную Богиню. Прозрачные шторы трепал свежий ветер, а Лукас вдыхал и вдыхал его, не переставая наслаждаться.
Ветер приносил с собой чувство свободы. За столько лет они с Ариадной впервые покинули Стеклянный замок. Окончательно. Они больше не являлись правителями Сената. Лукас и Ариадна – вот кем они мечтали стать столько лет и наконец стали.
– Идет, – тихо произнесла Ариадна, крепче сжав вилку.
Лукас навострил слух и различил в коридоре чьи-то шаги. На самом деле обычный человек не услышал бы их: гость передвигался почти незаметно, словно призрак.
Но Ариадна и Лукас столько лет прожили в замке со змеями, что невольно стали одними из них.
Они слушали, даже когда в помещении стояла тишина. Они скользили по стеклянным коридорам так, что их мало кто замечал. Все эти годы Ариадна и Лукас были тенями, снующими по дому правительства в поисках ответов.
И выхода.
Шаги затихли. Лукас снова бросил взгляд за окно.
– Это не…
Откуда-то с крыши на подоконник спрыгнула тень. Черный капюшон закрывал лицо, но Лукас уже заметил блеклые волосы, заплетенные в косу и переброшенные через плечо. Мелания Церис, вооруженная до зубов клинками и кинжалами, со стуком спрыгнула в их спальню. Ариадна сжала второй рукой нож.
– Кто же тогда был в коридоре? – сухо спросила она.
Мелания скинула капюшон, и ее светло-голубые, практически белые глаза дьявольски блеснули.
– Я.
Лукас скрипнул зубами, пытаясь унять противоречивые чувства. Он все еще помнил, как эта больная во всех смыслах девчонка внесла в спальню его раненую жену. Ариадна потеряла много крови, но Мелания специально ударила так, чтобы она не умерла.
Он мог заколоть Церис ножами, но на острие ее оружия был яд, который парализовал Ариадну. Элленция – так он назывался. Яд обездвиживал жертву, а если в течение часа она не принимала противоядие… исход был летальным.
Лукас старался не думать о том, что события могли развернуться иначе. Он старался не думать о том, что… мог потерять любимую женщину. Ведь именно Лукас отпустил ее прямо в руки врага.
Он отомстит. Правда, чуть позже.
– Почему так долго? – с напускным равнодушием спросила Ариадна, возвращаясь к еде. Она незаинтересованно елозила вилкой по тарелке, пока взгляд не отрывался от Мелании.
Отражать нападение столовым ножом – в духе его жены.
– Не тебе упрекать меня, Солари. Думаешь, по вашему следу еще не пустили ведьмаков? – хохотнула Мелания, бросив на кровать клинки. Лукас отметил, что набедренные кинжалы она оставила. – Никогда не видела, чтобы Сенат так волновался! Уж очень они не хотят, чтобы вы поведали миру их тайны.
Ариадна невесело хмыкнула.
– Если бы мы могли, давно бы это сделали.
Мелания привалилась к оконной раме, сложив руки на груди. В лучах закатного солнца ярко выделялся символ, вышитый на ее черном кафтане. Красное солнце, пронзенное мечом с ангельскими крыльями на рукояти. Лукас ненавидел этот знак. Не потому, что он принадлежал группировке мятежников, выступающих против государственной власти, а потому, что…
Потому что он все изменил. Привычная жизнь стала походить на выживание и борьбу – не только с врагами, но и с самим собой.
Да, Мелания Церис, сестра Алека – парня, которого казнили по их приказу, – оказалась командиром повстанцев Меридиана. И она не убила их, хотя на ее месте Лукас бы сделал именно это.
