— Проблема есть, и никуда не денется, — Матусевич поморщился — «Микаса» стала попадать в «Цесаревич» все чаще, можно было не сомневаться, что японцы снова перетаскали и припасли снарядов, воспользовались паузой. А вот орудия при такой волне вряд ли пробанили, это цирк самоубийц сплошной выйдет от такого «аттракциона».
— На сближение пойти мы пока не можем — банально не хватает скорости у «Пересвета» и «Полтавы». Сбить ход неприятелю тоже — тут надо серьезно повредить хотя бы один вражеский корабль. Нужно сосредотачивать огонь, но ни «император», ни «Ослябя» еще не могут правильно стрелять. Им надо научиться чередовать залпы с «Цесаревичем» и «Пересветом» соответственно, и тогда любому противнику под сосредоточенным огнем придется тяжко. И остается у нас одно — терпеть, терпеть и еще раз терпеть, и ничего другого. Еще четверть часа и японцы снова отвалят в сторону — ближе тридцати пяти они не собираются подходить, а у нас для шестидюймовых пушек мало фугасных снарядов. Да и бесполезны они по большому счету против вражеских кораблей, у которых половина площади борта прикрыта плитами. Нужен какой-то нетривиальный ход, совершенно неожиданный для противника, сбивающий ему все планы…
Матусевич осекся, приложил бинокль к глазам — вражеские броненосцы дружно отвалили в сторону, прекращая сражение. Командующий озадачился, машинально посмотрел на часы, отмечая время.
— Почему прервали обстрел — всего два десятка залпов главным сделали? Странно — для чего японцам эта пауза потребовалась? Решили прервать сражение так рано — до наступления темноты еще почти пять часов.
Стоявшие в рубке офицеры были немало озадачены — японцы прервали бой на самом пике, когда заготовленных у пушек снарядов еще достаточно. Но Объединенный Флот уходил к норду, и быстро — корабли густо дымили трубами. И вскоре вражеские броненосцы и крейсера скрылись за очередной пеленой осеннего дождя, только дым продолжал стелиться над волнами, разрываемый порывами ветра…
С началом войны с Японией в Петербурге приняли решение закупить быстроходные лайнеры у немцев, и даже у испанцев оказался один вполне пригодный — пароходы быстро переоборудовали во вспомогательные крейсера. Вот только их участие в боевых действиях оказалось «чисто символическим» — на широкомасштабную крейсерскую войну с блокадой неприятельского побережья царское правительство не решилось, да и сами командиры этих кораблей отнюдь не рвались в бой, не желая рисковать собственными жизнями, или чем-то другим, что именуется совсем плохо…
Глава 10
— Боже мой! Это же крейсера Камимуры!
Никогда еще в своей жизни контр-адмирал Лощинский не испытывал такого потрясения — из-за пелены дождя, в каких-то тридцати кабельтовых выходили один за другим узнаваемые силуэты вражеских кораблей, которые не раз видели под Порт-Артуром и Дальним. Впереди пара английской постройки — «Ивате» с тремя, «Токива» с двумя высокими, густо дымящими трубами. Затем два с тремя более низкими трубами, у первого концевая труба на некотором расстоянии от двух других — «Адзума» французской постройки. За ней замыкающим «Якумо» — этот крейсер ветеран многих боев с порт-артурскими броненосцами. Четыре корабля ужасающее зрелище, причем их появления никто не ожидал — стоявшие в рубке офицеры и сам адмирал считали, что крейсера Камимуры сейчас пребывают рядом с броненосцами Того, с которыми вели бой главные силы Тихоокеанского флота.
— Ваше превосходительство, у нас приказ идти на соединение с командующим. К тому же до главных сил один час хода, а вот до Порт-Артура не меньше шести. За это время нас успеют трижды отправить на дно. В бегстве спасения нет — примем бой на прорыве. А вот «Витязь» может уйти, у него ход пятнадцать узлов, должно повезти. Вряд ли для его преследования отрядят один из «асамоидов», втроем они с нами не справятся.
Командир «Севастополя» капитан 1-го ранга Бахметьев сохранял хладнокровие, как и все офицеры броненосца, воевавшие под началом Эссена. А потому взглянув на побледневшего флагмана, который до этого часа ни разу не побывал в бою, Николай Иванович решительно, как говорят в народе, «перетянул на себя одеяло», или «взял быка за рога». В своем корабле он был полностью уверен, хотя сейчас выдать больше десяти узлов «Севастополь» был не в состоянии. Вот только броня главного пояса была непробиваема даже в упор, а пятидюймовое бронирование верхнего пояса и орудийных башен среднего калибра восьмидюймовые пушки могли пробить с пятнадцати кабельтовых, что было для них форменным самоубийством. Дело в том, что «люльку» для правого орудия в носовой башне, сломавшуюся еще по весне, в Петербурге, наконец, изготовили, и доставили во Владивосток вместе с одним 305 мм стволом. И теперь все четыре орудия главного калибра могли стрелять, и с пятнадцати кабельтовых влет пробивать семидюймовый броневой пояс «асамоидов» вместе со скосом броневой палубы. К тому же он будет драться не один — в кильватере идет «Адмирал Витгефт», бывший японский «Чин-Йен», а изначально китайский броненосец.
— Ваше превосходительство, нужно немедленно начать перестроение, пропустить вперед «Витгефта».
— Зачем его головным ставить, Николай Иванович?
— Если нам преградят путь, то он может стрелять из двух своих бортовых башен. Но оставшись концевым — обречен, не отобьется всего одной башней, и шестидюймовых пушек в бортовом залпе всего три. А вот «Севастополь» вполне сможет сразу сразиться и с тремя противниками, хотя не скрою — нам тяжко придется. Час, максимум полтора продержаться, а там и наша эскадра подойдет, радиограмму уже получили. А раз смогли принять на «Цесаревиче», то не больше тридцати пяти миль расстояние между нами. Да еще отряд Вирена придет на выручку. Разрешите распорядиться?
— Да-да, конечно, Николай Иванович, и немедленно!
Взглянув на вражеский отряд, заторопился с ответом Лощинский, перекладывая тяжкий груз ответственности за принятые не им самим решения. Как-то не довелось Михаилу Федоровичу сражаться на броненосце, ведь все время он возглавлял минную оборону Порт-Артура, потом Дальнего, занимался тралением мин, охраной гавани, потом обширного рейда Талиенванского залива. А тут командующий приказал поднять флаг на «Севастополе», который вместе с новообретенным «Адмиралом Витгефтом», наскоро отремонтированным и перевооруженном с крупповских короткоствольных 305 мм орудий на русские девятидюймовые устаревшие орудия, но с длиной ствола в 35 калибров. Эти два тихоходных броненосца должны находиться в резерве эскадры, и выйти из Дальнего в назначенный срок. А там встретится с главными силами в море на полпути между Шандунгом и Квантуном. Все выполнил в точности, держа связь беспроволочным телеграфом, но нарвался на непонятно откуда вылезшие броненосные крейсера.
— Куда лезет Сарычев, его же просто сметут артиллерийским огнем!
Рядом выругался Бахметьев, голос заглушило рявканье орудий главного калибра — «Севастополь» отправил во врага первую пару двенадцатидюймовых снарядов германской выделки, но начиненных русским дымным порохом. Загрохотали шестидюймовые орудия из башен и казематов — команда броненосца прекрасно обучена, имела изрядный боевой опыт, и все хорошо знали, как надлежит действовать. Но этого нельзя было сказать о двух японских трофеях, включенных в состав отряда. Бывший «Чин-Йен», названный в память погибшего у в бою у Шандунга контр-адмирала Витгефта, и бронепалубный крейсер «Ицукусима», теперь именовавшаяся «Витязем», получили собранные наспех команды. Моряки с юмором именовали такие команды «солянкой» — буквально выскребли до остатка флотские экипажи, как Порт-Артура, так и отправленных из Владивостока моряков. Офицеры тоже были сборные — на «Витязь» назначили капитана 2-го ранга Сарычева, что в начале войны командуя «Бояриным, приказал оставить свой подорвавшийся на мине крейсер. Такое 'дезертирство» было воспринято офицерами флота с неодобрением, и потерявшего корабль командира запихнули на береговую должность. И лишь заполучив множество японских трофеев, командующий флотом начал «скрести по сусекам», и Владимир Федорович, лишенный права командования на один год, был назначен старшим офицером «Витязя». Но позавчера перед самым выходом в море командир крейсера слег с сердечным приступом — обычное дело при нынешней нервотрепке, и Сарычев получил возможность показать, что он не трус. Вот и остался крейсер в колонне, выйдя на правый траверз и чуть впереди «Витгефта», и уже начал стрелять из устаревшей 203 мм пушки Обуховского завода, установленной вместо 320 мм французского орудия. Впрочем, бегство для него невозможно — корабль даже после ремонта уступает в ходе «асамоидам» на пять узлов.
