— Вы уверены, что этот план сработает?
— Товарищ Сталин, основные силы Квантунской армии сосредоточены в провинции Жэхе, там сопротивление намного сильнее, японское командование считает сопротивление в провинции Хэйлунцзян практически подавленным, а отряды генерала Ма разбитыми. Поэтому там сейчас воюют коллаборационисты, а эти части намного менее устойчивы. Поэтому на первом этапе мы уверены в успехе. Посмотрим, что будет, когда японцы попробуют отбить Харбин. От битвы за этот город будет зависеть наша последующая стратегия в Маньчжурии.
— Товарищ Молотов, как вы считаете, Япония может объявить нам войну, если мы ввяжемся в события в Маньчжурии?
— Это очень вероятно, товарищ Сталин. В правительстве Японии очень сильны позиции милитаристов, они и сейчас постоянно упрекают нас поддержкой антияпонским силам. Правда, фактов помощи у них пока что нет. Но при явном вмешательстве в Маньчжоу-го наших армейских частей мы можем ожидать переброску японской армии на континент и объявление войны Советскому Союзу.
— Товарищ Шапошников, как вы считаете, мы способны противостоять Японии, если начнётся война. Особенно меня беспокоит наш флот на Тихом океане, точнее, его фактическое отсутствие. Что вы можете сказать по этому вопросу?
Глава двадцатая. Узелок завяжется
Внутренняя Монголия. Степь Гун Шандак. Минган (Мэнцзян)
19 сентября 1932 года
Великая степь умирала. Точнее, умирал ее осколок, именуемый Гун Шандак (Хуншандак). Климат изменился и на месте покрытой густой и сочной травой степи стала пробиваться пустыня, пока еще встречались заросли дикого чеснока и лука, но иной растительности тут уже не было. С севера располагался гигантский солончак, южнее — настоящая песчаная пустыня, через которую ходили караваны верблюдов. Вообще-то это место считается родиной народа Хунну или гунов. Хун или Гун в названии — это отголосок тех давних времен, когда этот народ тут креп и формировался. Шандак (тандак) — это возвышение, на котором обычно собирались знатные женщины племени, позже этот термин стал обозначать старейшин, или знать, то есть степь Гун Шандак — это место проживания знатных гунов. Отсюда они и вышли в гигантский поход на Запад, который историки назовут великим переселением народов, так они добрались до Европы, оставив в истории свой след. Сейчас эта степь уже не могла прокормить тучные отары овец, которые были главным пищей гунов. Но монголы в этих местах продолжали жить, пусть и немногочисленные племена, пусть и находящиеся в постоянной зависимости от Китая, пусть вместо десятков юрт в самых больших поселениях их можно было пересчитать на пальцах двух рук, но они предпочитали держаться за эти унылые места, куда закинула их матушка История.
Главным богатством в степи была вода. В Мингане [47] (Минцзяне на китайский манер) был колодец. Этим было сказано всё. Издавна тут проходил путь, по которому в город Калган (расположенный сразу за великой Китайской стеной) из подконтрольных империи монгольских племен свозилась дань. Ну и торговые пути, куда же без них.
(Минган на гравюре английского путешественника конца девятнадцатого века)
На этот раз в Мингане было людно. Передовые части Свободной Монгольской армии расположились на отдых, выслав вперед разведку. У палатки курили два краскома, оба в форме Монгольской армии, которая почти не отличалась от той, которая принята в РККА. Командующим группы был назначен бывший полковник Генерального штаба Российской императорской армии, Сергей Дмитриевич Харламов. В восемнадцатом он вступил в Красную армию, воевал, командовал 7-й армией, потом находился на командных должностях, в тридцать первом был осужден по делу «Весна», но вскоре реабилитирован, а сейчас состоял военным советником Чойбалсана, руководителя Монгольской народной республики. Теперь он командовал недавно созданной Свободной Монгольской армией, которая включала в себя две кавалерийские монгольские дивизии (а это была половина всей армии молодого социалистического государства), а также ударного кулака из пехотной и кавалерийской дивизий РККА, которые получили статус добровольцев. Рядом стоял его начальник штаба — подтянутый, худощавый, даже элегантный Виктор Иванович Моторный, тоже полковник Генерального штаба императорской армии. Он также добровольно вступил в РККА в конце семнадцатого, занимал различные штабные должности, тоже проходил по делу «Весна», так и не признав себя виновным. Был освобожден, реабилитирован. Они оба понимали, что руководство СССР дает им шанс снять с себя все подозрения. Поэтому к своей задаче отнеслись более чем ответственно. Разработанная операция должна была проведена быстро, и имела важное стратегическое значение.
По планам командования отряды СМА тремя колоннами вышли в так называемый Великий Южный поход. Первая монгольская кавалерийская дивизия выдвигалась из центральных районов Монголии и через Баотао и Туйсуй должна была выйти к Датуну, преодолев Великую Китайскую стену, эта группа имела в своем составе конную артиллерию, пулеметные тачанки и всю бронегруппу монгольской армии — шесть броневиков БА-27 и по одному «остину» и «фиату». Четыре неисправных машины было решено оставить в столице. С этой группировкой отправлялись и механики-ремонтники с достаточным количеством запчастей — марш предстоял долгий, и броневики должны были оказаться серьезным козырем при «переговорах» с милитаристами самых разных мастей, которых в этих местах расплодилось в результате гражданской войны немеряно. Вторая монгольская кавалерийская дивизия шла на восточном фланге, у нее техники и артиллерии не было. Ее маршрут лежал через Табул до Калгана, где она должна была соединиться с основной группой, идущей по центру — частями РККА, которые имели в своем составе и артиллерию, и бронегруппу, причем не только броневики, но и десять легких танков.
Надо сказать, что маршруты движения опирались на так называемые «станции» — небольшие поселения монголов, следы империи Чингис-хана. Тут была вода, тут путники могли отдохнуть, поесть, поменять лошадей. Располагались они на расстоянии одного перехода всадника — от тридцати до пятидесяти километров. Так что назвать эти места необжитыми было неправильно. Более того, на станциях каждая из групп пополнилась примерно эскадроном всадников степей (от ста двадцати до ста пятидесяти человек). Они усилили разведку, поскольку прекрасно знали местность. Поход начался в сложный условиях, только удалось погасить восстание, возникшее весной этого года, когда три тысячи монголов под началом князя Пин Вана выступили против коллективизации. По указанию Москвы коллективизация советского образца была свернута, кочевников уже насильственно не заставляли менять привычный образ жизни на оседлый, поэтому восстание удалось притушить почти без, без пролития крови но сам Пин Ван ушел с небольшим отрядом во Внутреннюю Монголию, вот только где он сейчас находится, было неизвестно.
— Ну что, Виктор Иванович, укладываемся в график? Можем дать войскам еще три часа на отдых, как думаешь? — поинтересовался Харламов.
— Думаю, Сергей Дмитриевич, можем, тем более техники сейчас заканчивают профилактику танков. Хорошо, что в сентябре начали поход, тут летом пекло, боюсь, техника не выдержала бы.
Погода тут была суровой. Жара днём, холод ночью. Испытание не для слабых волей. Но к таким условиям готовились. Солдаты и командиры были обеспечены всем необходимым. Да что говорить, если ради этого похода в Монголию вновь послали Дмитрия Иосифовича Косича, руководившего в свое время разгромом барона Унгерна. Он был в очень хороших отношениях с Чойбалсаном, сейчас занимал должность начальника по вещевому снабжению Московского военного округа, так что снабжение освободительной армии было на достойном уровне. Тут они обратили внимание на быстро приближающегося всадника.
