"Фантастика 2024-144" Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Алефиренко Александр

"Выходит, у меня ненормальный", — моментально уяснила намёк племянница, лихорадочно подбирая достойный ответ на тётушкину шпильку.

Но тут вмешалась Торина Септиса:

— А ну-ка встань, внучка, я на тебя погляжу.

Критически осмотрев её с ног до головы, старушка пожевала сухими накрашенными губами.

— Да, на пару бы дюймов длиннее. А то уж больно… смело для девушки из благородной семьи.

— Тогда, возможно, вам лучше остаться дома, госпожа Ника? — с милой издёвкой предложила супруга регистора Трениума. — Пока новое платье не сошьют?

Сидеть в крошечной комнатушке, или составлять компанию вредной тётке не хотелось. Поэтому, загнав обиду поглубже, девушка рассказала, как однажды уже вышла из подобного положения.

— Лента? — живо заинтересовалась бабуля, но после короткого размышления отрицательно покачала головой. — Это будет как-то слишком… по-варварски.

— Почему? — изобразила недоумение внучка. — Носят же сенаторы красные полосы на плащах?

— Это знак их высокого достоинства, а вовсе не украшение, — сурово нахмурилась старушка.

— Но смотрится хорошо, — не сдавалась собеседница. — Красиво. Вы же сами видели меня в том платье, которое мне подарила императрица. Я в нём присутствовала на ужине с её величеством, и ни она, ни кто-либо другой не сказали ничего плохого о моём внешнем виде.

— Да я как-то не разглядела его в темноте, — растерянно пробормотала Торина Септиса. — Где оно сейчас?

— В прачечной, — ответила хозяйка дома. — Я приказала выстирать все вещи госпожи Ники.

— Распорядись, пусть принесут, — попросила её старушка. — Хоть на мокрое посмотрю как следует.

Убедившись, что тётушка на какое-то время отказалась от идеи устроить ей завивку, девушка облегчённо перевела дух.

Пока дамы рассматривали не успевший даже слегка подсохнуть подарок императрицы, вернулась посланная к регистору Тренима рабыня. Тот сообщил, что до полудня паланкин ему точно не понадобится.

После недолгого обсуждения невестка и свекровь пришли к консенсусу, приказав принести из кладовой ленты, кусочки ткани, а так же всё необходимое для портновских работ. Само собой мнение внучки и по совместительству племянницы никто даже не спросил.

Возня с шитьём и примеркой заняла около двух часов. За это время Нике подобрали новые сандалии. Несмотря на рост, размер ноги у неё оказался даже несколько меньше, чем у Пласды.

Оценив изделия столичных обувщиков, девушка отметила их своеобразное изящество. Вкус и чувство стиля у тёти явно присутствовали. У особенно приглянувшейся пары толщина подошвы под пяткой оказалась несколько больше, чем под носком, образовав этакую своеобразную платформу с подъёмом высотой всего в пару, казалось бы, совершенно лишних для неё сантиметров. Тем не менее Ника остановила свой выбор именно на них. К неудовольствию родственниц отставив в сторону сандалии с нормальной, плоской подошвой.

Несмотря на то, что посещение святилища вряд ли можно считать выходом в местный "высший свет", девушка всё же решила предстать перед жителями столицы при полном параде, для чего достала заветное нефритовое ожерелье, которое тут же узнала бабуля.

— Это же я подарила Тейсе на дионалии, когда ей исполнилось тринадцать лет! — запричитала старушка. — Так оно не пропало?

— Все мамины вещи отец хранил в сундуке, — нисколько не соврала внучка. — И лишь иногда разрешал мне на них посмотреть.

Парадный паланкин регистора Трениума походил на те, что путешественница видела в поезде императрицы, и представлял из себя довольно хрупкое сооружение из прочного основания, тонких планок по углам, крыши из навощённой парусины, разрисованной красными и синими полосами, а так же полотняных стенок.

Несмотря на то, что господин Итур Септис Даум предпочитал путешествовать лёжа, трое пассажирок, одна из которых не могла похвастаться изящной хрупкостью, разместились внутри без особого комфорта.

Оценив груз, восемь дюжих рабов заметно посмурнели, хотя, на взгляд Ники, один их хозяин весил не на много меньше, чем они трое.

Кроме носильщиков, регистор Трениума отправил с ними двух коскидов, в одном из которых девушка узнала Анка Минуца Декума и вежливо ему поклонилась.

— Я тоже очень рад вас видеть, госпожа Юлиса, — отозвался явно польщённый таким вниманием мужчина. — Со вчерашнего дня вы стали ещё красивее.

— Это потому, что я наконец-то живу среди родных, — проговорила Ника, желая сделать приятное бабуле, но той её слова, кажется, не очень понравились. Вот только внучка никак не могла понять: почему?

— Мы направляемся в святилище Сенела, господин Минуц, — проворчала старушка сварливым, недовольным тоном. — Велите рабам поторопиться. Солнце уже высоко.

— Да, госпожа Септиса, — как-то суетливо поклонился коскид и рявкнув:

— Пошевеливайтесь, ленивые обезьяны! — поспешил занять место перед паланкином.

— Я понимаю, что вы вместе проделали долгий путь, — проворчала бабушка, осуждающе глядя на девушку. — И в дороге ты могла позволить себе некоторые… вольности. Но дома не следует разговаривать с коскидами так… непринуждённо. Всегда помни, что ты племянница их покровителя, а значит, они должны разговаривать с тобой почтительно, не позволяя себе никакой бесцеремонности, которая могла бы быть… превратно истолкована.

Внучку изрядно покоробил надменно-менторский тон, но тем не менее она, склонив голову, проговорила со всей возможной учтивостью:

— Благодарю за то, что указали на мои промахи, госпожа Септиса. Я ещё очень неопытна и понимаю, что должна многому научиться. Хвала богам, что они послали мне такого мудрого наставника, как вы.

Видимо, обрадовавшись тому, что удалось заполучить благодарного слушателя, мама регистора Трениума принялась с жаром читать лекцию о том, как следует себя вести девушке из столь древней и благочестивой семьи.

Поначалу Ника слушала внимательно, но скоро убедилась, что со времени бегства Лация Юлиса Агилиса за океан правила приличия, коих ей придётся придерживаться в радланском обществе, не претерпели сколько-нибудь существенных изменений, и ей стало скучно. Продолжая кивать, поддакивать и даже время от времени вставлять короткие реплики, девушка погрузилась в свои мысли, фоном для которых стало скрипучее бормотание старушки.

Чем дальше носильщики удалялись от дома, тем оживлённее становились улицы. За пределами сонного квартала знати текла бурная, суетливая жизнь большого города.

Пользуясь щелью меж неплотно задёрнутых занавесок, Ника с интересом разглядывала спешивших по своим делам мужчин и женщин, то кутавшихся в жалкие лохмотья, то одетых в приличную, хотя часто застиранную одежду. Мелькали ошейники и таблички рабов, чаще всего сопровождавших своих хозяев, но иногда куда-то спешивших в одиночку с деловым и озабоченным видом.

Шагавшие впереди паланкина коскиды время от времени громкими криками требовали освободить дорогу почтенной матери регистора Трениума.

— … скромность в облике, поступках и желаниях — главное достоинство девушки, — продолжала наставлять собеседница и вдруг рассердилась. — Да ты же совсем меня не слушаешь, Ника!

— Слушаю, госпожа Септиса! — возразила та. — Умение обуздать недостойные порывы, умеренность во всех проявлениях радостей жизни — есть первейшая добродетель. Отец мне не раз это говорил.

— Ну хоть чему-то путному он сумел тебя научить, — проворчала бабуся, недоверчиво буравя внучку выцветшими глазками, и продолжила с прежним накалом. — А по сему не к лицу благонравной девице чрезмерно украшать себя кричащими красками и дорогими драгоценностями.

"На себя посмотри, — с лёгкой иронией подумала Ника. — Лицо в пудре, брови нарисованы, губы намазаны, в парике две золотые шпильки с висюльками, а учит скромности. В таком-то возрасте!"

Однако лицо её при этом по-прежнему выражало только почтительное внимание. А вот Гэая, наоборот, демонстративно отвернувшись, глазела на улицу, отодвинув край занавески. Видимо, бабушкины нотации успели ей изрядно надоесть.