— Выходит, я для вас сейчас, что те щенки?
— Если вас это устроит, то выходит так, Яков Фомич.
— Мда-а-а, — протянул лейб-медик. — И что же с ними сталось потом?
— А потом их все-равно утопили, Яков Фомич, — признался я. — Только я об этом проведал уже гораздо позже, лишь на следующее лето.
— Мда-а-а, — снова протянул лейб-медик. — Почему-то мне не очень нравится эта история. Хорошо, побегу собираться. Чтобы вы на следующее лето на прознали, что меня все-равно утопили…
И господин Монсей покинул, наконец, свой кабинет. Я тоже вышел в коридор, проследил за шаркающим по мраморному полу лейб-медиком, пока он не скрылся в своей спальне, и только затем спустился вниз. Выйдя из дому, отвязал от коновязи Снежку, сел верхом и отправился во дворец.
Возвращаться к караулу, где командовал Потемкин, я не стал. На ближайшем карауле меня и без того пропустили — по мундиру признали во мне камер-юнкера. Командир проворчал только:
— Нечего там нынче камер-юнкерству делать. Государыня в трауре.
— Мой долг находиться у нее под рукой, дабы исполнить любое ее поручение, — ответствовал я, ничуть не кривя душой.
— Это долг каждого дворянина, — ответил командир и сделал знак своим солдатам. — Пропустите!
Мне немедленно освободили дорогу. Далее я следовал абсолютно беспрепятственно, и уже через четверть часа подъехал ко дворцу. На площади было настолько тихо, что я и не понял сразу, что здесь буквально повсюду стоят вооруженные гвардейцы. И по всему периметру, и у каждой дорожки, ведущей вглубь парка. Оно и понятно — в связи с убийством императора меры безопасности здесь были чрезвычайно усилены. Хотя, чем сможет помочь гвардеец, даже хорошо вооруженный, против магии?
Черт меня подери, он даже и не поймет, что его околдовали! С первого взгляда ничего не изменится — он будет стоять по стойке смирно, моргать и даже зевать время от времени, но вот замечать уже ничего не сможет, как и реагировать на какие-либо события. И когда его спросят: «А не случилось ли, Иван, за время твоего дежурства чего-то необычного?», он только пожмет плечами: нет, мол, все было тихо и спокойно. Даже если прямо у него на глазах вырежут всю императорскую семью вместе с фрейлинами и лакеями.
Впрочем, едва я успел спешиться, как ко мне откуда ни возьмись подскочил рослый слуга, принял у меня поводья и без лишних слов повел Снежку в сторону конюшен. Она тут же нагадила прямо посреди площади, и словно из-под земли вырос еще один лакей. Он моментально все за ней прибрал в специальное ведро. Что уж тут говорить: дворовое хозяйство во дворце работало слаженно! Даже не смотря на все трагические обстоятельства. Корабль, как говорится, плыл, и сбить его с курса было не так-то просто…
К дверям на высоком парадном крыльце вели две закрученные полукругом лестницы, вдоль каменных перил которых тоже стояли гвардейцы. Судя по мундирам, это был Семеновский полк. У меня там было много знакомцев, да и командовал им Семен Петрович Шепелев, родной брат моего генерал-полицмейстера…
Кстати, как он там поживает, интересно? Странно, что в связи с известными событиями он до сих пор не прислал ко мне с нарочным письмо, в котором сообщалось бы о моем отзыве из отпуска. Мне кажется, что в сложившихся обстоятельствах все государевы службы обязаны были прийти в полную готовность. Отменить все отпуска и выходные, мобилизовать все резервы вплоть до особого распоряжения.
А уж кто его там будет отдавать, это самое распоряжение — это уже дело десятое…
Пройдя в светлый прохладный зал, я сразу прошел к главной лестнице, ведущей на второй этаж дворца. От внимания моего не ускользнуло, что у лестницы дежурят два кавалергарда. Такого давненько не бывало. Кавалергардию основал еще дед убиенного императора в качестве личной почетной охраны. Брали туда исключительно самых рослых и крепких дворян, прошедшие пекло настоящих сражений. Даже рядовые набирались из обер-офицерства, а капитаном их был сам государь-император.
Однако позднее значение кавалергардии снизилось, и при Алексее Петровиче, батюшке нашего государя, она и вовсе была расформирована. Но потом, когда на престол уже взошел Михаил Алексеевич, и управлять всеми делами взялся светлейший князь Черкасский, кавалергардия вновь была восстановлена. И даже стала частью императорского летучего корпуса.
Формальное командование полком на это раз взял на себя сам светлейший, и по сути с той поры этот полк стал не столько почетной охраной императора, сколько личной гвардией самого светлейшего. И потому в императорском дворце увидеть кавалергарда было сложно, а вот у дворца светлейшего их было хоть пруд пруди. Они считали себя кем-то вроде опричников Ивана Грозного, хотя светлейший, который не терпел никакого своевольства, при этом установил в полку жесточайшую дисциплину. Так что встретить кавалергарда в каком-нибудь трактире, пьяным и дерущимся с кем-нибудь из гвардейцев, было практически невозможно.
И еще я подозревал, что среди кавалергардов имелось немало магов. Запрет светлейшего на чародейство явно был односторонним, сам же он желал иметь столь мощное оружие при себе. И в готовности. Держал порох сухим, так сказать…
Я проследовал мимо стоящих у лестницы кавалергардов, прошел полукруглой залой, увешанной картинами голландских и итальянских живописцев, и свернул в широкий светлый коридор. Одна сторона его была усеяна широкими арочными окнами, выходящими на дворцовую площадь, и через каждые двадцать шагов здесь тоже стояла стража.
У приемной комнаты перед покоями императрицы была выставлена охрана сразу из четырех кавалергардов. Ими командовал офицер — громадный такой детина с великолепными закрученными кверху усами. Завидев меня, он немедленно подошел, закрывая дальнейший проход.
— Камер-юнкер Сумароков, если не ошибаюсь? — сказал он, и я заприметил на него губах легкую усмешку.
— Точно так, — с легким наклоном головы ответствовал я.
— К сожалению, государыня в трауре и никого не желает сегодня видеть.
Этого и следовало ожидать. Конечно, я никак не думал, что у покоев императрицы наткнусь на кавалергардов светлейшего, но и на то, что увижусь с государыней без всяких на то препятствий тоже особо не рассчитывал.
— Мой визит имеет тему, весьма важную для здоровья Марии Николаевны, — сказал я настойчиво. — Прошу доложить и дождаться ответа ее императорского величества. В случае отказа, я немедля удалюсь.
Офицер вдруг прищурился и посмотрел мне в глаза столь пристально, что мне даже стало немного не по себе. Я буквально почувствовал, как он проник мне в разум и шарит где-то в его чертогах, пытаясь найти там нечто интересное для себя.
У магов это называется «метальной разведкой». Поверхностное исследование памяти того человека, кто представляет для мага определенный интерес. При наличии некоторого навыка можно было рассмотреть в голове у подопытного множество примечательных моментов.
А уж в моем случае — и подавно.
Глава 10
Долг каждого порядочного дворянина
Сей офицер, несомненно, был магом. И специализировался он именно на ментальной разведке. Возможно, именно потому его и поставили к покоям императрицы, чтобы знать истинную цель визита любого из посетителей.
Я же очень не хотел, чтобы истинная цель моего визита стала известна кому бы то ни было, кроме императрицы. А уж тем более светлейшему. И потому, не меняя выражения лица, сделал некоторое усилие, чтобы поставить защиту на те уголки своей памяти, доступ в которые считал нежелательным.
Странно, но мне это удалось с первого же раза, хотя никогда ранее я подобному не подвергался. Если не принимать в расчет, конечно, «открытую книгу», но то была процедура несколько иного свойства.
Разумеется, было бы гораздо проще поставить защиту на все свое сознание целиком — повесить, так сказать, один большой замок, вскрыть который было бы чрезвычайно сложной задачей. Этому я научился у куратора Амосова без особого труда. Но имел сей способ и обратную сторону. Наткнувшись на такую беспардонную защиту, «ментальный разведчик» мгновенно понял бы, что перед ним находится маг, способный выставлять подобные заслоны.
