— Как только станешь достойным Неофитом, то обязательно расскажу, — пообещал наставник.
— Мотивирует, — улыбнулся я. — Тогда давайте приступим к схемам.
Глава 4. Оборотень
Часы и дни, недели, месяцы, возможно, годы… Конечно, я утрирую, и теория не занимала столько времени, но вот та монотонность, яркая скука, которая сквозила в каждой строчке записанного мной текста, просто сводила с ума. Неинтересно! Несмотря на невероятное содержание, Март не был учителем от слова совсем, во всяком случае теоретиком. Помимо записи каждого слова в толстую тетрадь, у меня ни на секунду не отключался диктофон, бережно улавливая каждое слово. Воля. Если бы жизнь была игрой, то именно эту бы характеристику я приобрёл, сидя на уроках и сворачивая челюсть в очередном приступе зевоты. Благо, что каждое занятие кончалось практикой, на которой мне показывали, как воплощать в реальность внешние и выделяемые энергочастицы. Из названия очевидно, что первые можно получить из окружающего мира, а вторые создаются организмом живого существа. Так вот, структурирование и выстраивание в реальности энергии оказалось лёгким и беззаботным занятием. Просто представляешь себе нужную форму и мысленно вливаешь в неё силу. Да, в этом не было ни капли сложности, а вот верно нарисовать, а главное — удержать, не позволив стереться из внутреннего взора, даже простую схему оказалось задачкой крайне трудоёмкой. После тридцатой, а может и пятидесятой попытки, окончившейся полным фиаско и потерей концентрации, Март глубоко вздохнул и сказал:
— Насильная модификация, — он прикрыл глаза и вытянул одну из лапок в мою сторону. А в следующий момент меня скрутило так, словно каждая мышца в теле пыталась покинуть своё законное место и отправиться в дальние края. Боль была адской, затмившей весь мир, но привычная тьма на помощь не приходила. После очередного приступа меня резко отпустило. Причём так, что мозг засомневался, была ли боль вообще, ведь никаких отголосков или остаточных явлений в виде ломоты или шока не возникло. Только бодрость, даже не так — БОДРОСТЬ! Я ощутил себя обновлённым настолько, что от такого неожиданного допинга подскочил с места и забегал кругами по залу. Спустя несколько кругов я почувствовал, как перевозбуждение сходит на нет и организм возвращается в привычное состояние постоянной усталости и раздражения, изредка освещаемых восхищением существования в действительности магии.
После модификации, как выяснилось, теперь я физически перестал нуждаться во сне, но не психологически. Царство Морфея всё ещё было крайне полезно для организма, потому с этой привычкой мне не расстаться никогда. Теперь проводимость моего тела для внешних энергочастиц превышала стандартную для землян в три раза, что по таблице некоего Эльсона (учёный из Империи) приравнивалось к нижней ступени Неофита, хотя это далеко не единственный показатель, и всё же приятный. Редкие рассказы, в столь же немногочисленных перерывах, о Великой Империи, об её неизменном Императоре, имя которого Март отказался упоминать всуе. Но я старался не забивать жиденький канал информации лишними и не совсем вопросами. Ведь то, что вырисовывал мне наставник, казалось настолько фантастичным и нереальным, что верить в это хотелось только сильнее. Если кратко, как, собственно, мне и подавалась информация, Великая Империя Аренат — это межгалактическая, межреальная держава, во главе которой, на чём Март сделал акцент, стоял человек, во всяком случае он был рождён таковым. Сам же мой наставник являлся неким наместником — стражем нашей реальности, которая являлась одним из источников энергии для Империи. На мой вопрос «Почему?» ответ был лаконичен и прост: «В вашей реальности лишь одна населённая планета разумными существами, при этом множество звёзд, которые являются универсальными источниками энергии». Не очень понятно, но ладно.
Моё обучение шло полным ходом вплоть до одного дня, когда утром меня вместо Марта в зале встретила Лена.
— У нас есть задание, — сказала она, немного грустно глядя на меня, отчего в душе заскребли кошки. — В городе оборотень. Сейчас в одной из бизнес-высоток он взял в заложники людей. По предварительным данным, ему помогают обычные бандиты.
— И что мы можем? — недоуменно спросил я и уточнил: — И конкретно я?
— Выпить их жизни, — невесело улыбнулась она.
— Это я могу, — кивнул я, совершенно не уверенный в правдивости своих слов. Одно дело — воевать с крысами и туповатыми монстрами, а тут — люди, пусть даже один из них таков только наполовину.
— Проблема в заложниках, — с явной досадой в голосе продолжила Лена. — Как ты их отделишь от преступников? И к тому же, оборотень готовит какой-то магический обряд с жертвоприношением прямо в центре города.
— Хорошо, — как-то на автомате ответил я, не понимая, что от меня требуется, и повторил свой изначальный вопрос: — И что мы можем, и конкретно я, сделать в этой сложной ситуации? Звучит как работа для спецназа, а не для недоучки без стажа.
— Марти выдал артефакты. — И тут я заметил на парте, на небольшом столике, служившем подставкой для кулера с водой, спортивную сумку, из которой девушка начала вытаскивать предметы. — Это щит магии.
Получив в руки блестящий, размером с пятирублевую монету кругляш, отливающий позолотой, я попытался сконцентрировать своё внимание на вещице, как учил Марти, и с удивлением почувствовал отклик. Вещь словно обладала разумом или его зачатками, с готовностью и какой-то щенячьей радостью принялась ждать от меня команды.
«Защити меня», — попросил мысленно я, и в следующий миг меня обволокло чем-то мягким, тёплым и в то же время надёжным, словно неприступная крепость.
И тут я поймал задумчивое кивание Лены.
— Марти сказал, конечно, что ты сразу разберешься с артефактами, но я и понятия не имела, что настолько быстро. Среди наших только Максим, царствие ему небесное, смог овладеть, и то только одним.
— Тем пистолетом?
— Вот этим револьвером. — Это был следующий артефакт, вытащенный на свет из темноты сумки.
Красавец лёг в мою руку, как будто я родился на Диком Западе, и когда я смог сконцентрироваться на густом потоке энергочастиц, источаемых оружием, то услышал почти голос.
Это не было в привычном понимании речью, но и не передача одних лишь эмоций в виде сигнала к готовности действовать. Нет. Это было нечто схожее с эхом. Когда ты слышишь определённые слова, понимаешь их, но при этом они обращены не к тебе, а в пустоту.
И то, что издавал револьвер, было маршем. Военным и жестоким, беспощадным и глубоким, как само кровопролитие в своей первозданности и неотвратимости. Но, как ни странно, в этом гимне смерти не было причин. Там не было ни намёка на смысл, а лишь сам бой и кровь, которая дарит бойне цвет и суть.
И это эхо, проникая в каждую клетку моего естества, искало в нём отклик. Искало и не находило.
— Дай ему имя, — послышался голос девушки. — Так привязка будет окончена.
— Дамокл, — внезапно, и прежде всего для самого себя, мои губы прошептали слово. Как оно вообще закралось в мою голову? Из каких потаённых уголков памяти было взято? Но все эти мысли тут же улетучились, ибо в момент получения имени револьвер вспыхнул алым сиянием и словно втянулся в руку, оставив после себя на ладони небольшой шрам.
