Тук!
Звук идёт из туалета. Вот что за напасть? Ну почему я такой везучий? Изрешетить к чертям покосившийся сортир, дособирать петрушку и вернутся к лагерю. Но нет же, пойду и посмотрю!
Туалет стоит возле сарая, в сарай мы заходили, он точно пустой, так сказал Пашка. Туалет никто не осматривал, потому что чтобы его осмотреть нужно выйти в огород со двора или через дверь в сарае.
Я подошел к маленькому строению, щели в котором позволяют увидеть многое. Он пуст, зуб даю!
Открываю дверь, стараясь не дышать и смотрю на летающих над причинным отверстием мух. Пусто!
Тук!
Да, что за хрень тут творится? За туалетом пусто, откуда стук? Из сарая?
Сарай завален ненужным хламом, который засыпан трухой, нападавшей со второго этажа, потому что раньше там хранилось сено, но, видимо, в последствии хозяева дома решили завязать с разведением скота. Стайки разобрали, остался только сарай, который раньше совмещался с ними. Внимательный осмотр барахла: велик без колёс, старый диван, сваленные в кучу вилы и грабли, какие-то заржавевшие запчасти, тракторное колесо, потрёпанное кресло.
Тук!
Твою мать, кресло! Ну что за косяки, Паша, что за недосмотр? Как можно было не заметить?
Кресло стоит у стенки, под ним трухи нет, на нём её тоже немного, оно выпадает из общей картины, его совсем недавно двигали.
Отбросив кресло в сторону, я уставился на сколоченный из досок полуметровый люк. Скорее всего, это вход в погреб. Задвижки нет, только кольцо.
Откинув люк, отпрыгнул в сторону и приготовился, безопасность превыше всего. Жаль, что с собой нет фонаря…
– Спаси… – хриплый, умирающий голос послышался из черного зева погреба. Показалось, что детский.
Посмотрев вниз, я не увидел ничего. Недолго думая, решил спускаться, потому что если бы там был зараженный, то просить помощи было бы некому.
Глубокий погреб, метра два. Спрыгнув на землю, попытался всмотреться в темноту, свет сверху не особый помощник, ничего не видно. Пространства навалом, лестница выходит чётко в центр погреба.
– Осторожно… – долетело из темноты. Голос точно принадлежит ребёнку и, к тому же, девочке. Но почему осторожно?
Рычание в опасной близости, замечаю движение справа и машинально выставляю руку. Зубы, вцепляются в предплечье, чувствую боль! Кричу, не зная, что делать! Кричу так, что перепонки заложило!
Что я мог сделать? Я не Арсений, нет столь быстрой реакции, нет иммунитета. Есть автомат, висящий на ремне, но он не особый помощник, даже с пистолетом в руке я бы не успел среагировать.
Тварь вцепилась в руку, ухватила вместе с тканью костюма солидный кусок кожи и сжала зубы. Левой рукой поднимаю автомат, упираю его в живот зараженного и нажимаю на спуск. Выстрелы звучат глухо, человеческое тело стало глушителем.
Тварь перестала грызть меня и упала, пуль двадцать я в неё точно всадил. Перехватив автомат поудобнее, отстрелял оставшиеся в магазине патроны. Голова зараженного превратилась в месиво из костей, кожи и мозгов. Уши звенят безбожно, не скоро что-то услышать смогу.
Вылетев из погреба словно ошпаренный, я начал осмотр руки. Хвала инженерам, разработавшим мой костюм, ткань выдержала укус, зубы сдавили кожу и оставили солидный синяк, но прокуса нет. Я не заражусь!
На вторую вылазку в погреб не решился. Нужен свет и для это пришлось идти в дом.
Спички, тряпка, ацетон – факел готов. Главное, не поджечь сарай. Осветив мёртвого зараженного, увидел кое-что странное, затянутую крепким узлом на ноге верёвку, второй конец которой привязан к одному из опорных столбов погреба. Длинны верёвки хватило в аккурат до того места, где я стоял, но это не главное.
Главное, это девочка лет десяти и мальчишка не старше пяти. Они сидят в противоположном углу, прижавшись к друг другу и глядят полными страха глазами. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что дети сильно истощены. На солёных огурцах, варенье и прочей ерунде долго не протянешь. Нужно вытаскивать их и нести к лагерю. Сеня и Пашка знают, что делать.
Как выжили дети и почему? За это нужно сказать спасибо их отцу, который пытался сожрать меня и которого я пристрелил. Мать, наверняка, не выжила. Скорее всего, именно она закрыла люк креслом. Но зачем? Возможно, в панике и, возможно, у отца не хватило сил потом его открыть. Разобрать тоже не получилось, сделано всё на совесть.
Истощение наступало постепенно. Отец знал, что умрёт, и знал, что их не спасут. Привязался верёвкой к столбу он только по одной причине, не хотел жрать своих детей. Других умных мыслей в голове тридцатилетнего мужика не нашлось, на голодный желудок плохо думается, уверен в этом.
Я принёс в лагерь двух закутанных в покрывало ребятишек, тщательно защитив глаза, ведь солнечный свет для них сейчас опасен, слишком долго были в темноте.
Друзья не сразу поняли, что произошло. Первым сообразил Сеня и пробормотал:
– Да… ну ты даёшь, Руслан… сходил за петрушкой…
Детям досталось, кожа да кости, мальчишка весит не больше десяти килограммов, девочка от силы пятнадцать. Истощение, слишком сильное истощение.
– Тащи их обратно в деревню, Руслан. Первый дом крайней улицы, красная крыша, там трупаков меньше всего, вонять не будет. Выполняй! – скомандовал Арсений, без дополнительных объяснений разобравшись в ситуации. Я развернулся и взял обратный старт. В спину долетело: – Пашка, на тебе переноска лагеря, машины тоже перегонишь. Чтобы не случилось, но шашлык мы сегодня пожарим, и окрошку покушаем…
Сеня догнал меня возле дома и открыл ворота, а затем дом. Увесистый пакет, болтающийся на руке, он словно не замечает. Бросив его на стул, быстро задёрнул шторы, создав полумрак, и сказал:
– Сади их на кровать. Всё плохо? В полной темноте сидели?
Я кивнул. Сперва посадил на диван мальчишку, но сидеть он не стал, завалился на бочок, не в сознании пока. Сеня откинул покрывало и, скривившись, бросился к пакету, из которого тут же достал бутылку негазированной воды.
Я осторожно усадил слабо шевелящуюся девчушку на край кровати и убрал с головы покрывало. Пустые, невидящие, ярко-синие глазёнки слабо открыты, мгновение до потери сознания.
– Положи ее, – тихо попросил Сеня, приготовив подушку.
Я положил. Вторую такую же подушку мы подсунули под голову мальчишки.
– Что делать? – спросил я, не зная куда кидаться.
– Для начала вставить в автомат магазин с патронами, – сказал Сеня, недовольно покачав головой (и когда он успел заметить?). – А вот следующее задание сложнее, беги в конец деревни, там есть медпункт, или как он там называется. Тащи всё, что найдёшь. Если не будет нужных медикаментов, то рванёте в райцентр, с таким истощением и обезвоживанием не шутят. Нужны капельницы, отпаиванием водой с сахаром тут точно не поможешь.
Бегу выполнять поставленную задачу. Жизнь слишком хрупкая штука. Жизнь – то, ради чего стоит жить. И не важно, твоя это жизнь, или совершенно незнакомого человека…
* * *
– Как они? – Пашка взволнованно посмотрел на появившегося на крыльце Арсения. Я перевернул шампуры, на которых жарится не совсем свежее, но еще пригодное для шашлыка мясо.
– Спят. – Сеня сел на первую ступеньку и тяжело вздохнул. – Думаю, что самое страшное позади. Девчушка очнулась, похлопала глазами и снова уснула. Мальчишка пока плохой. Странно, но почему-то в таких случаях девочки оказываются более живучими.
– Будущие матери, – высказал предположение Пашка. – Природа многое продумала.
Я решился спросить:
– Сеня, ты врач?
– Увы… – вздохнул он. – Знаю многое, помощь оказать могу, если этого требует ситуация, но не всесилен. Дети – святое. Дети – наше будущее.
Я кивнул. Не будь с нами Арсения…
Впрочем, не хочу о плохом, всё позади, детишки спят, они в безопасности.
– Что ты им поставил? – спросил Пашка и склонился над мангалом. Вдохнув аромат, пробормотал что-то невнятное.
– Глюкоза. Другого не нашлось, да и не нужно другое…
