Товарищ Бродов находился в комнате один. Он сидел не за столом, а на дощатом настиле, заменявшем кровать. Спиной наш руководитель расслабленно прислонился к стене. Сразу ясно: беседа намечена долгая. Памятуя утренний разговор, я на всякий случай осведомилась:
— Николай Иванович, как вы?
— Всё хорошо. Садись!
Он указал на другой край того же настила. Я заёрзала, стараясь устроиться бочком на краешке, так чтобы оказаться лицом к руководителю. Настил был для меня высоковат, ноги болтались.
— Залезай с ногами, — скомандовал Николай Иванович.
Определённо, меня вызвали не для того, чтобы отчитать.
Товарищ Бродов не торопился начать беседу. Ждал, когда я устроюсь. А мне хотелось вернуться к утреннему разговору и ещё кое-что уточнить.
— Николай Иванович, я, кажется, знаю, что с вами произошло… ну, когда мы ночью работали. Можно быстро скажу?
— Можно. Не торопись. Что же, ты думаешь?
— Когда работаешь осознанно, то проводишь энергию сквозь себя, оттуда. — Я качнула подбородком вверх, чтобы не разводить долгих рассуждений об источнике энергии. — А если включаешься неосознанно, то можно случайно начать отдавать свою энергию, потому что нам так привычнее. Тогда и чувствуешь, будто из тебя по кусочку вынимают.
Товарищ Бродов слушал молча, не давая понять, как относится к моим словам.
— А ещё, когда работа окончена, надо прикрыть все потоки, иначе энергия дальше утекает бесконтрольно. Мы — тренированные, прикрываемся автоматически, даже если кто заснёт во время работы. А вы же не знали, что включились. Сеанс закончился, и энергия стала уходить. Так любому худо станет. Вот.
К моему изумлению, Николай Иванович спокойно ответил:
— Я пришёл к тем же выводам.
Откуда ж ему знать?! Товарищ Бродов так внимательно наблюдал за моей реакцией, что я быстро пришла в себя. Между прочим, он руководит всеми исследованиями и всей учёбой. Отчего же ему не иметь теоретической подготовки, значительно превосходящей мои скромные знания? Мне стало неловко, что я так глупо перед ним распиналась.
— А ну-ка, посмотри, как сейчас: хорошо ли прикрыто? — предложил Николай Иванович.
Я пригляделась. Не придерёшься! То есть понятно, что сердце у него совсем не новенькое, и энергетика тут не может выглядеть идеально. Но никаких лишних утечек энергии не наблюдалось.
— Вас что, Игорь закрыл? — выпалила я с любопытством.
Я же знала, что девчонки ничего подобного не делали: мы всё утро провели вместе. Неужели Игорёк опять всё раньше всех сообразил и исправил наши огрехи?
— Я сам. Я тоже стараюсь учиться, — просто признался товарищ Бродов.
Эта новость меня не ошеломила. Наоборот, что-то в голове сошлось с ответом, которого я и ожидала. Не верила я в то, что человек может быть или способным, или абсолютно неспособным! И зайца можно научить барабанить. Вот я никак не могла научиться складывать цифры. И мать говорила: «Это не твоё. Хорошо, что коммунисты совсем отменят деньги, когда ты вырастешь. А трудодни за тебя всю жизнь будет бригадир считать!» Но нашёлся человек — сосед по квартире, который всё так понятно объяснил. И стала я щёлкать примеры, как орешки, с удовольствием притом! Я вспомнила, как товарищ Бродов приложил ладонь к груди во время нашей беседы утром. Значит, он уже тогда всё сообразил и стал закрываться.
Николай Иванович сразу стал для меня более понятным и свойским.
— Интересная у нас с тобой работа, а, Таськ?
Уж не подмигнул ли он?
Иногда случалось и всякий раз заставало меня врасплох: Николай Иванович внезапно произносил что-нибудь озорно и легко. И так у него естественно это получалось, будто перед тобой вдруг возникал совершенно другой человек.
Мне осталось лишь с искренним энтузиазмом подтвердить: ещё какая интересная, интереснее не бывает!
— Ты, девочка, стремишься к настоящей работе, — продолжил товарищ Бродов в обычном тоне — спокойном и деловом. — У тебя большие способности, светлая голова. Ты переросла стандартную операторскую подготовку. Хочется более серьёзного дела. Угадал?
— Да.
Угадать, пожалуй, не составляло труда. Вообще-то и Лида, и Женя хотели серьёзного дела, и Катя с Симой — в своём, медицинском, направлении.
— Тогда слушай.
Я внимательно выслушала товарища Бродова, но не поверила своим ушам. Может быть, я ослышалась или плохо поняла руководителя? Переспрашивать, как будто я внезапно отупела, не хотелось, но Николай Иванович привычно уточнил:
— Понимаем?
И я честно созналась:
— Не уверена.
Он не стал повторять про оккультную организацию фашистов, которая ведёт войну на тонком плане. Чтобы успешно противостоять немецким оккультистам, нам необходимо знать сильные и слабые стороны их деятельности. Для этого нужен свой человек у фашистов, владеющий навыками нейроэнергетической работы.
Человек, который войдёт в логово врага под чужим именем, накинув на себя для конспирации волчью шкуру. Человек, который должен будет днём и ночью, в будни и выходные, месяцы и годы напролёт контролировать свою речь и своё лицо, свои мысли и чувства, свои желания и сновидения. Человек, который будет общаться, дружить, справлять праздники, веселиться и горевать вместе с врагами, а своих встречать лишь изредка и мельком. Человек, который будет постоянно помнить о смертельной опасности и настороженно прислушиваться к её вкрадчивым шагам. По сравнению с первым своим рассказом о сущности нелегальной разведки Николай Иванович ещё добавил подробностей и сгустил краски. И наконец добрался до главного:
— В десять раз проще внедрить девочку вроде тебя, нежели взрослого человека: взрослому меньше доверия.
— Николай Иванович, почему из нас троих вы предложили именно мне?
— Кому ещё?
— Лиду, Женю и меня готовят по одной программе.
Я никак не могла поверить, что такая честь выпала именно мне — самой необразованной и наименее подготовленной из нас троих. Про Игоря как-то по умолчанию стало ясно, что с ним давно и твёрдо всё решено.
Руководитель недовольно нахмурился и парировал:
— Почему ты решила, что тебе одной?
Действительно: почему? Потому что, если бы кто-то из девчонок прятал в себе такую тайну, я бы почувствовала. Ведь ни одна не отказалась бы. Товарищ Бродов не стал настаивать на ответе.
— Тася, ты — редкостная умница, но ты вечно боишься выводов, которые напрашиваются. Додумай сама, почему твои подруги не подходят. Решительнее!
Я опустила голову. Очевидно, что Женьке он не может доверить такое дело после того, что она вытворила в поезде.
— Дело не в проступке, а в натуре. — Николай Иванович будто прочитал мои мысли. — Евгения — человек настроения, порыва. Она не годится для такой работы. Жаль, мне понадобилось слишком много времени, чтобы это понять.
А Лидок уже совсем взрослая. Иначе она бы идеально подошла — я уверена.
— Николай Иванович, я согласна!
Лишь бы он сам не передумал!
— Так, Таисия, сегодня я не принимаю твоего ответа. Даю тебе сутки. Вспомнишь всё, что я говорил тебе, обдумаешь каждое слово нашего разговора. Завтра скажешь, что надумала.
И товарищ Бродов практически выставил меня из комнаты.
На следующее утро я снова услышала:
— Таська, к командиру!
На сей раз я ждала этого вызова с трепетом. Как убедить Николая Ивановича в том, что моё решение взвешенно и вполне ответственно? Я постаралась произнести неторопливо и веско:
— Я готова.
У руководителя напряжённая складка между бровей разошлась и даже глаза слегка улыбнулись — редкое явление! Неужели же он настолько не был уверен в моём решении?!
— Тогда идём разговаривать.
Наши вовсю паковали вещи: машины были на подходе. Но руководитель на сей раз пренебрёг личным участием в сборах. Мы неторопливо шли одни по степной дороге среди бурого травяного сухостоя и сухоньких, но ещё зелёных кустарников растрёпанного вида. Слева — высокая горная гряда, справа — обширная равнина и синяя гладь озера вдалеке. Солнце сверкало, ни единого облачка, мы щурились, опускали глаза, отворачивались от слепящих лучей.
