— А теперь — твоя очередь, — Саницкий берёт себя в руки и поворачивается, сложив руки на груди. — И учти, если соврёшь, я почувствую. Я был с тобой откровенен, и от тебя жду того же.
Насколько нерушима эта клятва? Проклятье, слишком мало знаю я об этом. Слово, данное императору, удалось обойти. Не напрямую, но всё же. Но после такого, я не могу ему не довериться. Не хочу.
И я, набрав холодящего ночного воздуха в лёгкие, выдаю всё на одном духу. Ну ладно, не на одном. Моя история уже обросла новыми деталями настолько, что за пять минут не уложиться.
Олег слушает молча, не перебивая. Только лицо вытягивается, а глаза округляются. Когда я замолкаю, тишина стоит ещё пару минут. Ушастики пищат где-то совсем рядом. Обострённый нюх чувствует запах крови. Поймали мышь или ещё какую мелочь, и пируют.
— Аааа… — выдает наконец целитель и захлопывает рот, клацая зубами. — Это многое объясняет. И многое — нет. Ох, демоны тебя забери, Игорь, у меня теперь столько вопросов!
— У меня тоже, — пожимаю плечами, добро пожаловать в мой мир вопросиков. — Но боюсь, как только я начну их задавать, для меня это ничем хорошим не обернётся.
Он призывает силу, лихо закручивающуюся вокруг его тела, и смотрит на меня:
— Ты видишь, да? — я киваю. — С ума сойти. Я знаю, что некоторые могут ощущать, слабо. Целители — другое дело. Мы чувствуем чужую силу во время исцеления, так оно работает. Без этого невозможно правильно диагностировать. Поэтому я и… То, что творится с твоей — я никогда о таком не слышал даже.
— И как она, ну, ощущается? — вот он, безопасный источник хоть какой-нибудь информации.
— Хм, колючей, — он втягивает голову в плечи и ежится. — До Константинополя твоя сила была чистой, как свежевыпавший снег, морозящей. Потом начала кусаться горящими искрами. Неприятно, но терпимо. Но после патруля… Она словно вцепляется, прожигая насквозь. Сопротивляется и… Не знаю, мне показалось, что вытягивает что-то. Из воздуха, из меня. Жуткое ощущение. Это уже не неприятно, но ещё не больно. Где-то на той грани, когда хочется инстинктивно отдёрнуть руку.
Хреновый расклад. Как то так я и предполагал. Значит и правда к целителям мне теперь нельзя. Только к одному.
— Та змея, в пустыне, что ты с ней сделал?
— Да если бы я знал! — меня его откровения немного расстраивают.
Теперь свою тушку придётся беречь особенно тщательно. Но в этом меня волнует лишь то, как оправдывать перед целителями своё нежелание помощи.
— Так ты не можешь этим управлять? — Саницкий невольно делает маленький шаг назад.
— Не знаю, честно. Я только получил это на свою голову. Но отзывать вроде получается. Я только справился со своей силой, так мне теперь ещё и с совершенно неизвестной, демоны пойми, как справляться!
— Так, спокойно. Давай подумаем.
Олег частичкой потока окутывает меня и становится лучше. Я облегчённо вздыхаю. Надо бы попросить их вместе с Богданом соорудить мне артефакт, успокаивающий нервы. Как у прорицателя. Только мне такой, чтобы не хотелось убивать.
— Тот старик говорил тебе про Дименхор. Мне кажется, это и есть выход из положения.
— Мне тоже, только как туда добраться? А сначала вообще выбраться с базы?
— Придумаешь, — уверенно говорит целитель. — И я подумаю, как тебе можно помочь. С силой. А теперь пошли, пора возвращаться, пока нас не потеряли.
Лёд пробит, и Олег оживляется. Даже распрямляется, становясь выше. Словно тяжёлый груз с его плеч упал. Могу себе представить, самому дышать вкуснее стало.
* * *
— Так, господа дрищи! — ласково орёт командир, когда мы выстраиваемся перед ним после завтрака. — Минута славы прошла, теперь вас ждут трудовые будни. До обеда дежурство. Быть собранными и готовыми в любой момент выдвигаться. После обеда режим полубоевой готовности, на подстраховке.
Он проходится мимо нашего строя, заботливо поправляя одежду.
— Вечером отправитесь обратно, в Александрию. У вас будет два дня отдыха. Потом опять сюда, на сутки. И дальше по такому же расписанию, сутки через двое. Семь дежурств и домой. Если повезёт, то целыми. Нас кидать на сложные прорывы не будут, пока вы в моём взводе. Но это не значит, что вам можно расслабляться! — он краснеет и плюется, но тут же остывает. — Хотя, вы молодцы, не обосрались, порадовали.
Мы гордо выпячиваем грудь. Когда ещё такие добрые слова услышишь от старлея.
— Но у нас некомплект, — командир чешет голову, щурясь на солнце. — Уж не знаю, чего там в столице намудрили, но в вашей группе не хватает одного боевого. А так как я выигр… Так как вы лучшие среди худших во время учебной боевой тревоги, то я могу выбрать вам одарённого. Есть предложения?
Друзья переглядываются, пожимая плечами. Да ну что же ты будешь делать…
— Есть! — рапортую я, с трудом вспоминая нужный номер. — Игнат Вяземский, пятнадцатая группа.
— Тот дрищ чтоль, которого вы спасали от старших? Это он-то боевой?
— Он и сам неплохо справлялся. Боевой, да.
Я не очень в этом уверен, но его умения и смелость на меня произвели впечатление. Надо дать парню шанс, раз уж он решился. И его я хоть немного знаю. А новый человек в нашей группе заговорщиков — лишняя угроза. С Игната же, если в случае чего, взять слово, то точно не нарушит.
— Вяземский, Вяземский, — хмурится командир. — А, это Вяземские в стрелковом корпусе императорской служат? Слышал. Ладно, посмотрим, что можем сделать.
* * *
Дежурство на базе, под самым носом у демонов, проходит… скучно. Нас так и не вызывают на вылазку. Хотя, судя по беготне других взводов и стрекоту улетающих вертушек, прорывы случаются.
Возвращаются все целыми и невредимыми, а одна вылазка притаскивает тушу скалаящерки. Никак взамен той, что мы спёрли. Полбазы собирается у воняющего на всю округу трупа, радостно гудя. Ну а мы наблюдаем издалека.
Богдан умудряется дрыхнуть, спрятавшись в тени нагромождения ящиков. Командир пару раз его будит, крича прямо в ухо. Но Покровский показывает отличные результаты по переходу в боевой режим, и его оставляют в покое.
Володя изучает какую-то потрёпанную книжку, Каритский нетерпеливо расхаживает туда-сюда, голодно поглядывая в сторону женских бараков. Олег больше не смотрит на меня волком, но в таких условиях нам не поговорить.
И я внезапно чувствую щемящую ностальгию. По моему миру, по знакомым улицам и людям. Даже немного по наставнику, который меня в итоге и предал. Вдруг понимаю, что прошёл месяц. Безумный, насыщенный столькими событиями, что все мысли о привычном забылись. В режиме бей-беги-охреневай не до воспоминаний.
Редкий момент абсолютного покоя вызывает во мне грусть по прошлому. Вокруг, насколько видно, плавящаяся под палящим солнцем пустыня. Сотни километров песка и демонов. Эх, где она, вечная бесящая морось и серое небо…
Но бодрый мат командира, отправляющего нас на обед, вышибает из головы это, по-своему, приятное чувство. А вечером нас ждёт очередной перелёт на адской машине и огни Александрии, рассыпанные по побережью.
Душ, смена одежды и я бегу к лазарету, надеясь, что застану Крестовского там. Не дает мне покоя его бред, а если что-то засело в голове, надо действовать.
Но меня перехватывают, коварно подстерегая у выхода из зоны палаток. Две эллинки устремляются мне наперерез. Одна уже знакомая мне, а вот вторую я вижу в первый раз. Я на миг оглядываюсь, но понимаю, что сбежать так в открытую будет слишком.
— Игорь! — воинственная брюнетка сейчас излучает такое дружелюбие, что зубы сводит.
Она тут же вешается мне на руку, другая на вторую и они тянут меня куда-то в сторону от оживлённого места. Я слабо сопротивляюсь, но иду, не понимая, чего они от меня хотят.
Мы заходим за угол одного из ангаров и меня впечатывают в стену двумя изящными, но сильными руками. Аккуратно призываю силу и хмурюсь.
Так, в прошлый раз она сначала напала, потом разревелась. Решила повторить? Но тогда зачем ей свидетели? Или это подкрепление? Я готовлюсь к атаке, на всякий случай надевая Белый доспех.
