— Топор, пожалуйста, — попросил Доброжелатель.
— Какой топор? — посмотрел я на него кристально честными глазами.
— Мёрдок...
— Хватит с вас меча. Код Майкла? Майкла. Вот и скажите, мол, загрузился с этим мечом, поехал крышей, покрошил народ, сам порезался.
Доброжелатель и Палыч переглянулись.
— Это не вариант, Мёрдок, — сказал Палыч. — Я не собираюсь оставлять тебе топор, которым ты можешь убить любого человека...
— Это я, Палыч, не собираюсь оставаться без оружия, которым могу защитить свою жизнь от очередного п**дюка, которого вы ко мне подошлёте!
— Ты можешь поверить нам на слово: мы больше никого не подошлём тебя убивать.
— Ну, можете поверить на слово мне: я никого, кроме подосланных п**дюков, убивать не буду. Мне-то одному проще поверить, чем вам. Чуть чего, ты скажешь: «А это не я подсылал, это такой-то и такой-то х*й, а я — не я, и лошадь не моя!» Чё я, натуру вашу пидорскую не знаю? В большой конторе все друг другу за жопы прячутся и как творят какую х**ню, так вроде бы и не виноват никто. Вот сейчас сами накосматили, а всю вину — на Майкла. А он в чём виноват, если разобраться? В том, что дурак влюблённый? Этак, вон, можно всех подростков из пулемёта отстреливать на улице. Так он хотя бы за свою любовь со мной п**диться пришёл, пусть и по-читерски. А вы? Как крысы. Е**л я твоё «слово» товарищ Палыч. На х*ю вертел. А топорик — козырненький, сохраню, как память.
TRACK_61
— Ну, ты сейчас куда? — спросил Федька, когда мы вышли из дворца.
Я сверился со внутренними часами. Десять утра. Отличное время.
— Срать, — сказал я. — А потом — отсыпаться. Ночью — репа.
— Репа?
— Репетиция.
— А. У тебя пожить можно?
— Чего? — озадачился я.
Федька витиевато махнул рукой:
— Я заказал себе дом, но его ещё сутки будут строить.
— Н-да, — только и сказал я. — Ну ладно. Чего на свете не бывает.
Всё-таки я его немного наказал. Сразу домой не впустил. Пошёл в сортир, уселся там с сижкой и с комфортом и заставил слушать, как я пою песни.
Потом, конечно, пустил. Но и то — не сразу.
Сразу попытавшись войти, Федька в**бался рожей в невидимую преграду и проссал на этом деле четверть здоровья.
— Что это?! — заорал он.
Я внимательно осмотрел дверную коробку по периметру и увидел сверху хитро приколоченный гвоздём пучочек травы. Улыбнулся, вспомнив доброго Мэйтату, убрал пучок и протянул ослу. Лимузин молча сожрал траву у меня с руки.
— Заходи, можно, — сказал я. — Это от пидарасов защита стояла.
— Да пошёл ты!
Федька опасливо, боком протиснулся в широко раскрытую дверь.
— Сильно не шаро*бься, мало, где чего осталось, — сказал я.
— Да я и не собираюсь. Умираю — спать хочу.
Я провёл его в комнату, которую раньше занимали Ромыч с Вивьен. Федька остался доволен. А я...
А я прошёл в свою комнату, открыл окно, сел на подоконник, закурил сижку, достал бутылку и глубоко-глубоко задумался. Так глубоко, как ни один мужик ни одной бабе никогда не заправлял...
***
К Сандре я пришёл около четырёх вечера. Она открыла, молча впустила. Судя по лицу — тоже нихрена не спала.
— В курсе уже, да? — буркнул я.
— Угу, — вздохнула она.
— Ну и чё, как?
— Чё, как... Дурачок, который всю жизнь меня любил, из-за меня погиб. Как, по-твоему?
— По-моему, погиб он в первую очередь из-за себя. Съехал бы от мамки в восемнадцать — раньше бы повзрослел.
Я сел на постель Сандры. Она села рядом. Я её приобнял за плечи.
— Его никто никогда не любил, — тихо сказала она. — Ни друзей не было — вообще никого.
— Обычно никто не любит людей, которые ищут любви. Потому-то у всех подростков вечно п**дострадания в духе Ромео и Джульетты. Любят тех, кто ищет большего или вообще нихера не ищет. Ты вот меня любишь. Потому что мне нужна вся вселенная и ни сантиметром меньше. И потому что срать мне на эту вселенную. А дурачок Вейдер сейчас уныло посасывает собственный х*ишко. Так вот всё и устроено.
— Угу... — Сандра положила голову мне на плечо. — Мёрдок...
— М?
— Можно мы сейчас не будем трахаться?
— Ладно, — улыбнулся я. — Но это будет как будто бы на Рождество.
— Так Рождество ещё не скоро.
— Вот в этом году больше ничего и не проси.
— Козёл ты, Мёрдок.
— А ты — шлюха.
— Знаю.
— Дык, и я тоже знаю.
— Нахрена мы такие нужны, а?
— А чтоб неповадно было.
— Кому?
— Да никому.
Сандра замолчала. Прониклась моей глубокой философией.
— Ладно, — вздохнула она спустя минут пять. — Когда там встреча с тобой-настоящим?
— Назовёшь его так ещё раз — убью! — пригрозил я.
TRACK_62
Встреча с Иваном Воронцовым состоялась на следующий день, вечером.
Я вполне понимал, почему вечером. Ваня пришёл в себя и начал немного подбухивать. Перешёл на ночной образ жизни.
— Пидорство какое — капсулы эти, — сказал он, морщась.
Пришёл он с Доброжелателем, но тот играл роль скорее просто наблюдателя. В разговор вообще не вмешивался.
— Кстати да, — сказал я. — Туда как ложиться, без ни**я?
— Ну а ты, бля, как думал? Конечно, без ни**я! Ложишься в гробик, он заполняется какой-то кончиной...
— Бля...
— Да п**дец. Тебе-то хорошо, ты-то дохлый.
— И не говори, братуха.
Сандра откашлялась, и мы одновременно повернулись к ней.
— Так это её ты е**шь, значит, — сказал Ванька.
— Так ты ж её видал уже, — напомнил я.
— Пф! Я там, знаешь, такого видал, что и не пересказать. Хоть кино снимай, по мотивам. Кстати, уже есть идеи для пары клипов.
— Вот мы с вами плавно и перешли к музыкальной теме, — влезла Сандра со своей ремаркой.
Ваня посмотрел на неё с выраженным неудовольствием.
— А х*ли она? — спросил он.
— Дык, она менеджер при мне, — пояснил я. — Все вопросы решает. А ты х*ли без менеджера пришёл?
— Да потому что е**л я менеджера.
— Я тоже е**л менеджера, это вообще никак не мешает работе.
Ваня от этого довода немного подвис. Потому как довод-то — неотразимый.
— Короче, — воспользовалась Сандра паузой. — Мы тут собрались, чтобы обсудить концерт.
— Да херли там обсуждать, — очнулся Ваня. — Концерт-х*йцерт... Если я уже проснулся — я и сам концерт отлабаю. Ты, братуха, извиняй, конечно, но давай уже кесарю — кесарево, хотя я в душе не е*у, на**я мужиков кесарить. Сиди тут, в жопе этой, пиликай эти свои рингтоны, или чё ты там пиликаешь. А на воле я уже сам...
— Ты погоди! — оборвал я его. — А чё мне докладывали, что ты хочешь, чтобы меня стёрли? Что ты в суд на эту херню подаёшь всю?
— Да это не я, это адвокат — зверь. Ну, он мне объяснил, что можно трахнуть корпорацию и снять бабла — я и подписал, чего надо. А как можно отказаться трахнуть корпорацию и снять бабла, скажи?
— Без п**ды, — согласился я. — Только на самом деле всё не так, братуха.
— А как? — усмехнулся Ваня и полез за сигаретами, но сигарет у него не оказалось. Само собой, загрузился-то в базовой комплектации, не до сигарет было.
Я вынул свою пачку, протянул сижку ему, взял сам, чиркнул спичкой. Задымили.
— Ты проснулся, — сказал я, — заценил, чё как, и понял одну х**вую вещь. Что все твои платиновые альбомы, вся твоя армия фанатов — это чисто благодаря мне. Пока ты пролежни налёживал, я тут херачил, не покладая рук, и поднял бренд. Свой — и твой до кучи. Ты увидел, что мой сольник под акустику вчистую отодрал все твои альбомы. И тебе стало стрёмно. Тебе стало страшно, как обоссанной сучке. Ты подумал: «А что если я сам — ни**я не сто́ю?» Но ты загнал этот страх глубоко в жопу и начал топить за то, чтобы меня стёрли. Чтобы я не мозолил тебе глаза.
Поскольку Ванька сразу не обозвал меня пидарасом и не кинулся бить е**ло, я сделал вывод, что попал в десятку. Он даже затягиваться прекратил. А я вот — затянулся. И, выпуская дым, спросил:
