Николай Иванович, на котором прямо лица не было, протянул руку и положил ладонь мне на плечо. Ни в каких обстоятельствах прежде я не замечала, чтобы руки у него дрожали. А сейчас это было так отчётливо, что он сам почувствовал и скорее спрятал ладони в карманы.
— И ты, Лида, молодец. Обе отработали на отлично! На сегодня — никаких больше дел. Освобождаю вас от всех обязанностей. Подробный разбор проведём завтра, а сегодня — отдыхайте!
— Николай Иванович, может быть, вам… — начала было Лида, вставая со своего стула.
Она тоже заметила странное состояние руководителя и собиралась предложить, как обычно, свою помощь. Но Николай Иванович, опередив её, решительно сделал отстраняющий жест, рывком поднялся и повторил с нажимом:
— Все разговоры — потом. Понимаем. Обе отправляйтесь отдыхать. Это — приказ.
Он стремительно покинул комнату, на ходу подтолкнув Лиду:
— Вперёд, вперёд, не задерживаемся!
Лида растерянно оглянулась на меня, но я ещё не была свободна: Серафима снимала с меня электроды, тщательно стирала следы электропроводящей пасты и пластыря тряпочкой, смоченной в спирту. Лида, не сказав ни слова, медленно вышла, как будто находилась под гипнозом полученного только что приказа.
— Из-за чего Николай Иванович так распереживался? — поинтересовалась я. — Я что, чуть не поддалась?
Я ведь на самом деле не многое помнила из того, что происходило под действием препарата, да и теперь далеко не всё могу припомнить.
Сима хмыкнула — вроде как даже зло.
— Какое там! Ты держалась твёрдо — прямо кремень! — Она помолчала, будто решаясь, и выпалила: — Ты вообще-то могла умереть! Сыворотка новая, действие не изучено как следует. И антидота на неё у нас нет!
Почему-то сказанное не прозвучало для меня откровением. Да мы тут только и занимаемся тем, что экспериментируем над собой, проверяем границы своих возможностей. Кого Серафима осуждает? Николая Ивановича, который, похоже, чуть не умер от волнения? Но она сама вводила мне препарат в вену — бестрепетной рукой! И нынче не выглядит сильно перепуганной. Она у нас, конечно, тоже кремень: лишних эмоций никогда не покажет! Но что, если её нынешнее признание — очередная проверка? Я прохожу их одну за другой.
— Сима, у немцев есть такой препарат?
— Есть похожие, — признала та.
— Ну вот! Вы хоть попытались бы меня откачать, случись что: и ты со своей медициной, и Лида с Женей — своими средствами. А немцы и пытаться не стали бы, верно? Так и риск вышел бы ещё больше. Хорошо, что попробовали сейчас.
Серафима досадливо примолкла: она хотела как лучше — открыть мне правду, а я предпочитаю пребывать в иллюзиях. Пусть так.
Наконец все датчики были с меня сняты. Я сказала примирительно:
— Сим, спасибо, что беспокоилась обо мне!
Та покачала головой с выражением материнского всепрощения. Вот и славно, что уже не сердится!
Я неторопливо направилась по длинному пустому коридору в сторону своей «светёлки»: отдыхать так отдыхать. Сейчас растянусь на кровати и буду перебирать в памяти всё, что происходило во время сеанса. Хотелось припомнить в деталях, что делал тот таинственный человек: как нападал на меня, чем пугал, что при этом говорил. И как я отбивала нападения. Во-первых, это может оказаться полезно, а во-вторых, это же страшно интересно!
Вот дверь кабинета руководителя. Как всегда, плотно прикрыта, но не заперта: к нему никто никогда не входил без стука. Я остановилась, озарённая внезапной идеей. За дверью было совершенно тихо, но Николай Иванович там — точно. Теперь или неизвестно когда! На мой вопрос товарищ Бродов если и ответит, то только с глазу на глаз. И лучше взять его «тёпленьким» — теперь, пока мы все взволнованы и размягчены трудным и увлекательным экспериментом. Постучалась.
Николай Иванович сразу отозвался и попросил подождать. Иногда восприятие так обостряется, что «видишь» сквозь стену вполне ясно, если человек сам не закрыт. Я увидела, как товарищ Бродов поднимается с дивана, застёгивает гимнастёрку. Я уже и пожалела, что побеспокоила его, когда он появился на пороге. Я извинилась за вторжение и добавила:
— У меня один короткий вопрос. Просто вы, Николай Иванович, мне при других не стали бы отвечать, поэтому я сейчас зашла.
Товарищ Бродов необычно тепло улыбнулся и сказал очень по-домашнему:
— Хочешь, угадаю твой вопрос?
Мне неожиданно стало так легко и весело, что я засмеялась и звонко воскликнула:
— Николай Иванович, вы уже угадали!
— Надеюсь. — Он посерьёзнел. — Садись! Хочешь знать, кто тебя проверял?
— Да.
Дело в том, что этот человек, хотя и присутствовал в комнате, находился за ширмой. Его никто не видел, кроме товарища Бродова, а он мог видеть всю комнату: ширма была так хитро устроена. И вышел он так же — никем не замеченный — до моего окончательного пробуждения.
Руководитель передвинул стул к торцу письменного стола — так, чтобы стол не разделял нас.
— Есть предположения? — поинтересовался он.
— Из тех, кого я знаю, только Игорь. У Михаила Марковича почерк другой. Но энергетика точно мужская. Работает сильно, уверенно. Игорь, я думаю, так может.
Игорь сильно изменился и, по обыкновению, старался не обращать внимания на всякую «мелочишку». Но на самом-то деле и я многому научилась. Вот и шанс узнать: догоняю его или отстаю ещё сильнее!
— Только я не узнаю энергетику Игоря. Если он научился так прятаться… Если он может так менять почерк… Это грандиозно!.. Незнакомая энергетика, Николай Иванович. Вот и всё, что я определила.
Я окончательно смутилась и опустила голову.
— Это не Игорь. Ты не знакома с человеком.
Я встрепенулась: уже легче!
— Кстати, ты слышала его голос не во сне, а наяву. Он говорил с тобой вслух, только очень тихо.
Значит, можно было и не гадать, кто из наших: голос-то незнакомый. Но что же за человек? Ведь он ещё где-то рядом. Гениально прячется. Не ощущаю чужого присутствия, как ни стараюсь!
— Он будет меня учить?.. В оставшееся время.
Николай Иванович не торопился с ответом. Он глубоко вздохнул, крепко потёр ладонью лоб. В который раз посмотрел на мои руки, которые я аккуратно сложила крестиком. За последнее время меня отучили класть руки на колени «по-деревенски» — параллельно. Я уже перестала ошибаться, но автоматическим новый жест ещё не стал.
— Не теперь, Тая, — наконец произнёс Николай Иванович и медленно повёл плечом, будто что-то мешало ему в районе лопаток.
— И разбор без него?!
— Да. Игорь присутствовал. Он не участвовал, но наблюдал, и у него есть вся необходимая информация.
Так что Игорёк мне почудился не случайно! А таинственный незнакомец мощно его экранировал!
— Но этот человек…
— Велика вероятность, что ты встретишь его позже… Пока больше ничего не могу сообщить, — заключил товарищ Бродов решительно.
Мне следовало незамедлительно уйти, потому что он ответил — насколько это было возможно — уже не на один мой вопрос. Николаю Ивановичу определённо нездоровилось, и надо было как можно скорее оставить его в покое. Впервые за всё время, что я знала товарища Бродова, мне стало жалко его — прямо до слёз. И я расплакалась! Всхлипывала, по-детски шмыгала носом, размазывала слёзы по лицу. Николай Иванович подался вперёд.
— Тася, что случилось? — прозвучало не столько с сочувствием, скорее напряжённо. — Что тебя так расстроило? Устала?
Я помотала головой.
— Я просто… просто… Я не знаю… Мне просто жалко стало, что вы так беспокоились за меня… И ещё мне жалко…
— Стоп! — воскликнул руководитель. — Стоп. Тая, осторожно. Один из побочных эффектов препарата. Проявляется позже формально определённого срока действия. Кажется: справился, уже всё закончилось. Но вот такая наступает эмоциональная… подвижность, что ли. Всех любишь, всех жалеешь… Похоже на алкогольное опьянение, но действие менее заметно при самонаблюдении и чётче выражено внешне.
Я вся обратилась во внимание, слёзы подсыхали на щеках.
