Пицца на нашем столе давно остыла, а мы к ней так и не притрагиваемся.
– Что скажете, уважаемый Даниэль? – осторожно интересуется Шварц.
– Если это не какой-то дурацкий розыгрыш, – только и могу ответить, – то я просто в шоке.
– Вы что-нибудь поняли в этом письме? Лично для меня здесь абсолютная китайская грамота! Какое-то передвижение во времени, какие-то измерения пространства… Кто кому может навредить этим? Каким образом? Прошлое, будущее… Для меня есть, извините, только настоящее, в котором мы существуем, а что будет завтра, меня мало волнует. До этого завтра ещё надо дожить, что совсем непросто. Поймите меня верно, ведь я особого образования так и не получил, а то, чем всю жизнь занимался, было простым и понятным: завод, типовые проекты и подряды, чертежи, заказы, которые нужно выполнять в срок, брать ссуды в банках, отдавать… Завтрашний день был для меня, да и не только для меня – за горизонтом.
Не знаю, что ему ответить, лишь молча кручу в руках салфетку.
– А скажите, – нарушает молчание Шварц, – отец пишет, что у вас есть какая-то возможность встретиться с ним. Тут я уже совсем запутался! Каким образом?! Он же умер ещё в 1974 году и похоронен в Москве на Введенском кладбище. Неужели кто-то разрешит копаться в его могиле? И потом, что это за встреча живого и покойника?! Мистика какая-то.
– Вы правы, господин Вольф, – отвечаю, – это и в самом деле ни в какие ворота не лезет…
– Простите, – удивляется Шварц, – про какие вы ворота говорите?!
– Это выражение такое русское, когда имеют в виду полный абсурд.
– Значит, всё, о чём пишет отец, – Шварц запинается и с трудом выдавливает из себя, – это… абсурд? Вам тоже так кажется?
– Не знаю. Мне надо это обдумать и взвесить. Более детально разобраться в его словах… Вы могли бы копию письма отдать мне?
– Да, конечно. Я её сделал специально для вас. Но… одно мне совершенно непонятно. Если в письме, как вы утверждаете, полный абсурд, то откуда отец всё-таки смог узнать про вас? Как он сумел предположить, что через полвека я встречу вас именно в Израиле? Ведь у вас же в семидесятые годы наверняка даже мыслей не было перебираться сюда, ведь так? Откуда ему задолго до вашего рождения было известно ваше сегодняшнее имя? Как вас звали в России?
– Даниилом.
– Вот и я про то! А он пишет – Даниэль. Так, как вас зовут сегодня в Израиле, о чём вы никак не могли предположить заранее. Что скажете?
– Да в письме не только это удивляет…
– А что ещё?
– Всё абсолютно! – мельком поглядываю на часы и отмечаю, что время уже вечернее, и никуда сегодня я больше не попаду.
А куда мне ещё нужно попасть? Сам не знаю. Поиски сына не сдвинулись с места ни на миллиметр.
– Скажите, – припоминаю неожиданно, – когда при нашей встрече в полиции я говорил вам о том, что занят поисками пропавшего сына, вы ответили, что, может быть, наша беседа будет косвенно связана и с этим, что вы имели в виду?
Шварц пожимает плечами и разводит руками:
– Я уже, честное слово, и сам каким-то мистиком становлюсь. Начинаю думать, что всё в этом мире взаимосвязано, и ничто так просто не происходит. Если наша встреча была предсказана ещё полвека назад, то и пропажа вашего сына наверняка каким-то образом может быть привязана к ней по времени. А значит, всё это совсем не случайно… Может, я выражаюсь не совсем грамотно, но вы меня, надеюсь, понимаете.
Встаю из-за стола и протягиваю ему руку:
– Мне нужно идти. Спасибо вам, господин Шварц, за информацию и письмо вашего покойного батюшки. Честное слово, я пока не знаю, что мне с ним делать и как поступать. Но буду думать…
– Вы меня будете держать в курсе дела? Всё-таки Бартини – не чужой мне человек…
10
Этим вечером перечитываю письмо, полученное от Шварца, ещё дважды, но никакой ясности не наступает. Наоборот, у меня возникает всё больше и больше вопросов, ответов на которые нет. Даже залезаю в интернет, где об этом засекреченном гениальном изобретателе информации сегодня уже достаточно много, но и от неё пользы тоже почти никакой.
Да, это был великолепный конструктор, прошедший совершенно фантастический жизненный путь, который едва ли кому-то другому оказался бы по силам.
На всякий случай распечатываю его биографию и скрепляю листок с полученной от Вольфа копией письма. А потом ложусь на диван и снова перечитываю:
«…Бартини Роберт Людвигович (Роберто Орос ди Бартини) – советский авиаконструктор, учёный. Родился в Фиуме (Риека, Югославия). Окончил офицерскую и лётную школы, Миланский политехнический институт. Член итальянской коммунистической партии. После фашистского переворота в Италии, по решению ИКП был направлен в Советский Союз для помощи молодой республике в области авиации. Советская карьера Бартини началась на Научно-опытном (ныне Чкаловском) аэродроме, где он занимал должность главного инженера и начальника отдела. В 1928 году возглавил экспериментальную группу по проектированию гидросамолётов. Здесь им был предложен проект 40-тонного морского бомбардировщика и экспериментального истребителя «Сталь-6».
Тогда же по рекомендации М. Н. Тухачевского он был назначен главным конструктором ОКБ НИИ ГВФ. В 1933 году на его самолёте «Сталь-6» установлен мировой рекорд скорости – 420 км/ч. На базе поставившей рекорд машины был спроектирован истребитель «Сталь-8», но проект вскоре закрыли как не соответствующий тематике гражданского института. Чуть позже был создан 12-местный пассажирский самолёт «Сталь-7» с крылом «обратная чайка», который экспонировался на Международной выставке в Париже, а в августе 1939 года на нём был установлен международный рекорд скорости на дистанции 5000 км – 405 км/ч. Тогда же был построен дальний арктический разведчик, который мог садиться на лёд и воду.
В 1937 году Роберт Людвигович был арестован. Ему было предъявлено обвинение в связях с «врагом народа» Тухачевским, а также в шпионаже в пользу Муссолини (от которого он когда-то бежал!). Его приговорили к десяти годам лагерей и пяти – «поражения в правах». До 1947 года он работал в заключении, принял участие в проектировании Ту-2. В Омске в начале войны было организовано специальное ОКБ Р. Л. Бартини, разработавшее два проекта: сверхзвуковой одноместный истребитель типа «летающее крыло» и зенитный истребитель-перехватчик с четырьмя двигателями В. П. Глушко и стреловидным крылом. Этот истребитель должен был развивать невиданную ранее скорость, но… осенью 1943 года ОКБ было закрыто.
Позднее Р. Л. Бартини выполняет рабочее проектирование и строительство новых транспортных самолётов совершенно революционной конструкции. Первый из них – уникальный магистральный транспортный самолёт, позволявший перевозить танки и грузовики. Были также пассажирский и санитарный варианты с герметическим фюзеляжем. Проект самолёта был готов уже осенью 1944 года, и даже начата его постройка на заводе имени Димитрова в Таганроге, однако в июне 1948 года постройка почти готового самолёта была прекращена, поскольку Сталин посчитал использование нового самолёта непозволительной роскошью, так как уже имелся самолёт конструкции Ильюшина.
Далее – специальный тяжёлый военно-транспортный и десантный самолёт, опять же, не имевший аналогов среди ранее существовавших. Проект разрабатывался в 1947 году, был утверждён, и самолёт в том же году рекомендован к постройке, однако по неизвестным причинам ОКБ было закрыто. Впоследствии эти наработки были использованы при создании транспортных самолётов Антонова.
С 1948 года, после освобождения, и по 1952 год Бартини работает в ОКБ гидроавиации Г. Бериева. Позднее Бартини был откомандирован в Новосибирск и назначен начальником отдела перспективных схем Сибирского научно-исследовательского института авиации им. С. А. Чаплыгина. Здесь производились исследования по управлению летательными аппаратами на дозвуковых и сверхзвуковых скоростях, созданию нового типа сверхзвукового крыла. Будучи великолепным математиком, Бартини буквально вычислил такое крыло без особенно дорогих продувок и существенных затрат. На основании этих исследований он создаёт проект совершенно нового типа самолётов. Проект Р. Л. Бартини, представленный в 1955 году, планировал создание сверхзвуковой летающей лодки-бомбардировщика. Первоначально проект был отклонён, так как заявленные характеристики посчитали нереальными. Помогло обращение к С. П. Королеву, который помог обосновать проект экспериментально.
