Не помешало бы заново познакомиться и с местным краеведом Александром Тюстиным. В моё время Александру Васильевичу уже шёл восьмой десяток, в его сердце стоял искусственный клапан, и он считался первой величиной по вопросам краеведения в Пензе и области. Сейчас же он намного моложе, но успел написать к середине 70-х, если мне память не изменяет, две книги по истории родного края. С его помощью, надеюсь, мне удастся получить доступ к архивным материалам, да и сам Тюстин уже сейчас может поделиться какими-нибудь интересными мыслями, подсказать, помочь советом.
Работа грузчиком в этом плане для меня была идеальным вариантом. Да, официальная зарплата 70 рублей, конечно, не фонтан, но я-то рассчитывал на свои книги, что, как говорится, попрёт. А посему ничтожная по времени занятость в овощном меня вполне устраивала, благодаря этому оставалась масса свободного времени на другие дела.
В том числе меня снова посетила мысль о подпольном производстве пакетов. Книги книгами, а пакеты с картинками – это возможность сразу пощупать купюры в обмен на товар, а не через неопределённый срок. И не обязательно, наверное, обустраивать целый цех, наверняка существует возможность лепить такие пакеты кустарным способом, поштучно. Но у кого бы узнать, как это делается?..
Этот вопрос я задал и Валентине. Она обещала подумать, поспрашивать знакомых, может, кто-то и поможет с реализацией моей затеи.
– Если бы ты решил начать не с джинсов, а с пакетов, то я могла бы подключить Жанку. У неё на барахолке куча связей, я уверена, что и по этой теме она помогла бы. Но сейчас, сам понимаешь, после истории с цыганами я с ней не общаюсь.
– М-да, по большому счёту, ты потеряла подругу из-за меня…
– Не пори чушь, Серёжка. Друзья, сам знаешь, познаются в беде. Нас, как ты говоришь, кинули, а она язык в одно место засунула, хотя могла бы при желании заскочить в магазин и сразу мне всё рассказать. Нужны мне такие подруги? То-то и оно!
Менее чем через неделю Валя вышла на человека, способного помочь в этом вопросе. Его звали Костей, это был вчерашний выпускник политеха, работавший в проектном институте, но основной доход он получал от мелкой фарцы. На встречу с Константином я поехал лично. Наше деловое свидание состоялось в коктейль-баре, называвшемся в народе, как я выяснил, «Три ступени». А всё потому, что прежде, чем попасть внутрь, нужно было спуститься по трём ступенькам. Именно здесь собирались иностранные курсанты артучилища, всё больше венгры, хотя и темнокожие попадались, и тут же между ними и местной фарцой нередко проходили сделки. Костя был одним из таких фарцовщиков.
Нужный мне персонаж я узнал сразу, как мне его Валентина и описала. Это был невысокий, узкоплечий молодой человек в потёртых джинсах, с волосами до плеч, прятавший глаза за тёмными стёклами очков, хотя в баре царил полусумрак.
Поздоровались, заказали по чашке кофе и вазочке с пломбиром, после чего я объяснил собеседнику, что хочу заняться кустарным производством пакетов, но не имею представления, как это делается.
– Знаю я человечка, который клепает у нас в Пензе такие пакеты, – негромко ответил Константин, ложечкой помешивая сахар в чашке. – Только какой мой интерес?
– Ты же реализацией занимаешься? Какой процент берёшь? Пятьдесят процентов с прибыли? А я как производитель буду в плюсе?
– Само собой, иначе какой смысл этим вообще заниматься? Допустим, себестоимость одного пакета три рубля, я толкаю его по десятке и беру себе с прибыли три пятьдесят. Остальное всё твоё, то есть те же самые три пятьдесят. Учти, десятка – это минимум, а так я обычно пакеты по пятнадцать рупий толкаю.
– Рупий?
– Ну рублей, это сленг такой… Короче, с десятирублёвого пакета твоя чистая прибыль тоже составит три с полтиной. А с пятнадцатирублёвого при себестоимости в ту же трёшку ты получаешь соответственно шесть рублей, ну и мне шесть.
– А если ты толкнёшь пакет за пятнадцать, а мне скажешь, что он ушёл за десять?
– Так мы заранее всё по цене обговорим! Не волнуйся, я своих людей не кидаю, если рассчитываю на долгое и плодотворное сотрудничество. Согласен?
– Хм… Ну ладно, по рукам!
Костя допил свой кофе, принялся за подтаявшее мороженое.
– В общем, в доме быта у меня есть знакомый, Михалыч, работает сапожных дел мастером, а втихую пакеты клеит. Послезавтра планирую заглянуть к нему за партией, взять на реализацию. Есть у него слабость – любит заложить за воротник. Но в целом меру знает, иначе я с ним не связывался бы, да и на своей работе он не задержался бы. Так что выражение «пьёт как сапожник» не про него. Короче, если хочешь что-нибудь выяснить, идём со мной. Только захвати пузырь «Посольской». Обычно ею дам спаивают, но у Михалыча к ней почему-то особый респект.
Гляди-ка, продвинутый фарцовщик, я-то думал, что слово «респект», то бишь «уважение», в обиход вошло в XXI веке. Ан нет, вот живой носитель, можно сказать, сидит передо мной в 1975-м. Ну, для него, наверное, считается круто в разговоре, особенно в компании ровесников, ввернуть иностранное словечко.
В назначенный день мы встретились возле чёрного входа в дом быта. Я держал в руке завёрнутую в плотную бумагу бутылку «Посольской» за 4 рубля 42 копейки и немного волновался. А ну как сейчас этот Михалыч даст мне от ворот поворот?
– Не мандражируй, всё нормально будет, – успокоил меня Костя. – Ты, главное, сразу пузырь доставай, Михалыч всегда разговорчивее становится, как водяру увидит. А уж после первой ты хоть верёвки из него вей. Я с вами пить не буду, мне особо у Михалыча светиться не резон. Товар заберу – и аревидерчи…
В этот момент с той стороны чёрного хода раздался шум, дверь распахнулась и из сумрачного проёма показалась усатая голова с всклокоченной шевелюрой.
– Здорово, Костян! – просипела голова. – Ты уже здесь… А это кто с тобой?
– Привет, Михалыч! Это Серёга, у него к тебе дело есть. Давай зайдём, там и поговорим.
«Ремонт обуви» находился на нижнем этаже дома быта. У Михалыча имелся свой закуток, оборудованный прессом и ещё каким-то станком непонятного назначения с торчащим внутри ботинком. От общего коридора он отделялся простой фанерной дверью. У окна, большие стёкла которого были изнутри заклеены газетами, притулился стол на тонких металлических ножках с облупившейся чёрной краской, накрытый клетчатой клеёнкой. На этот стол я сразу и выставил бутылку «Посольской», отметив, что глаза Михалыча тут же забегали.
– Ну что, может, сначала за знакомство? – предложил я.
– А чё ж, можно…
– Ты только, Михалыч, выдай мне товар, и я побегу, а вы тут хоть до завтрашнего утра сидите, – вклинился Костя. – Где у тебя пакеты?
Михалыч открыл маленьким ключом шкафчик, больше смахивающий на сейф, из внутренностей которого извлёк свёрнутые в рулон пакеты. Положил на стол, развернул. Пакеты были сделаны на совесть, казались крепкими, каждый с матерчатыми ручками, сверху обклеены плёнкой, а под плёнкой – разные картинки. Один пакет ослеплял белозубой улыбкой Муслима Магомаева, с другого пронзительно глядела какая-то симпатичная женщина, не иначе актриса, на третьем были изображены «жигули» 6-й модели…
– О, ВАЗ-2106! Новая модель! Круто… Эти я тогда толкаю по пятнадцать, о’кей? Так, сколько всего пакетов… Десять? Отдаёшь, как обычно, по трёхе и, как обычно, под реализацию? Ну всё, бывайте! Беседуйте тут и ни в чём себе не отказывайте.
Спровадив Костю, Михалыч подошёл к шкафчику и извлёк из него нехитрую закусь: нарезанное ломтиками сало с розовыми прожилками и полбуханки чёрного хлеба. Молча большими кусками нарезал хлеб, налил водки по половине гранёного стакана, поднял свой:
– Ну… Меня зовут Василий Михайлович, можно просто Михалыч.
– А я Сергей.
– Тогда за знакомство.
Осушив свой стакан, занюхал корочкой хлеба, подождал, пока я допью, и сразу налил по второй.
– Так чего хотел-то?
Пришлось повторять то же самое, что я рассказал Константину при нашей первой встрече. За время моего повествования Михалыч успел налить по третьей, после принятия которой кончик его носа порозовел, а глаза заблестели.
